- Когда я взялась за ножницы, покойница сказала: "Только поосторожнее, Доротея Георгиевна, я боюсь, что вы меня уколете или порежете..." Так и сказала: "я боюсь" и "порежете"! Совершенно очевидное предчувствие!.. У меня до сих пор по спине мурашки бегают...
Почему-то Доротея Георгиевна предполагала, что преступление было совершено на романтической почве, и она "даже могла представить", как оно произошло.
- Это ужасно! Он хотел, чтобы она любила его, а она этого не хотела и любила другого. Тогда он решил, что она не должна любить никого... Взмах кинжала, и... все кончено!.. Я беседовала об этом с одним железнодорожником. Он говорит, что мужчины из-за любви бывают способны на злодейство. Но какой кошмар! Если бы я увидела занесенный над собой кинжал, я упала бы в обморок.
И она закатила глаза, наглядно демонстрируя, сколь безропотно приняла бы смерть от руки влюбленного злодея.
Лилиан, улыбаясь, слушала эту болтовню, нимало не подозревая, что скоро ей самой придется увидеть занесенный над собою нож.
В один из июльских вечеров она отправилась на последний сеанс в кино во Дворец культуры. Картина закончилась поздно. На улице, за ярко освещенным подъездом дворца, ее подстерегала теплая, безлунная и, казалось, безмятежно спокойная ночь.
У кого-кого, а у Лилиан недостатка в желающих ее провожать не было. Еще перед началом сеанса она успела поклониться Игорю Куликовскому, и при выходе из зала он оказался около нее.
Многие работницы "Плюшевой игрушки" вздыхали по красивому токарю, но Лилиан видела в нем только одноклассника по школе, а теперь попутчика до дома. Что касается Игоря, то... то какому парню не лестно постоять в фойе театра, а потом пройтись в обществе красавицы?
Благополучно миновав людные кварталы, Лилиан и Куликовский свернули в темный переулок, ведущий на улицу Строителей, когда заметили две догонявшие их фигуры. На улице Строителей возникли еще две фигуры и сейчас же, точно из земли, еще две - на этот раз по бокам.
Потом события развернулись с умопомрачительной быстротой. Куликовский почувствовал сильный удар в спину и отлетел в сторону, получив негромкое, но грозное предупреждение:
- Не шухари, а то потроха вон!..
Около него стояло трое парней. Трое других сгрудились вокруг Лилиан. Один вырвал у нее из рук сумочку. В руках другого она рассмотрела какой-то длинный и узкий предмет.
- Снимай часы!.. Ну!..
Это было страшно, но Лилиан не растерялась, даже не очень испугалась. Она прекрасно поняла, что от нее требуют: ей нужно было снять с руки золотой браслет с часами. Браслет был массивный и расстегивался с трудом. Лилиан пыталась его снять, но сразу сделать этого не могла.
- Сейчас сниму, - довольно спокойно сказала она. Опустив нож, грабитель грубо схватил и до боли сжал ее руку.
- Тебе говорят, снимай... До пяти считаю!
Угроза сопровождалась руганью.
Лилиан никогда не испытывала насилия и не слышала обращенной к ней ругани. Она могла, не пожалев, отдать часы, но подчиниться насилию - никогда. Чувство протеста восторжествовало в ней над чувством самосохранения, и она с неожиданной для самой себя силой ударила кулаком грабителя в лицо. Удар, пришедшийся по глазу, был неожидан и болезнен настолько, что парень пошатнулся и отпустил руку Лилиан. Она кинулась бежать по направлению освещенных окон ближайшего дома и закричала:
- Помогите!..
Лилиан бежала очень быстро, но погоня ее настигала. В нескольких шагах за собой она слышала тяжелый топот.
Потом все так же быстро переменилось. Хлопнула дверь, совсем близко раздался грозный лай овчарки и задребезжала долгая, прерывистая трель свистка. Погоня прекратилась. Добежав до забора, обессилевшая Лилиан остановилась в темноте под свесившимся через забор деревом. Неподалеку от нее происходила какая-то возня, в смысле которой разобраться было нелегко. Людей стало больше. Они бегали друг за другом, сбивались в кучи. Некоторые вырывались из кучи и пробегали мимо Лилиан.
Донесся голос Татарчука.
- Ножом, сволочь?.. Убью гада!
Затем два тяжелых удара по чему-то мягкому, кряхтение, падение тела, стук по доскам забора, треск поломанной ограды палисадника, снова свистки и лай всполошенных собак.
- Ленька, не дай этому уйти!.. Он меня ножом в бедро ткнул.
- Держу... не вырвется!
Народу собиралось все больше. Забегали лучи карманных фонарей, замелькали белые гимнастерки милиционеров.
Лилиан была испугана, пережила величайшее напряжение сил, но сознания ни на минуту не теряла. Не быстрота ног, не темнота дерева защищали ее теперь, а люди, добрые, отзывчивые. Она была в безопасности.
- Лилиан!.. Лилиан!.. Здесь кричала Лилиан... Где она?
В лучах вспыхивающих фонарей Лилиан увидела отца.
Жалкий, растерянный, запыхавшийся, в нелепой полосатой пижаме, Сергей Семенович метался по полотну улицы.
- Папа! Я здесь, папа!.. Успокойся, папа!.. Я жива и невредима, папа...
- Идем домой... Сейчас же домой...
- Подожди, папа!..
- Что с тобой сделали?
- Ничего. Схватили за руку и выругали. Вокруг народ. В центре большой группы лежащий человек. Его пробуют поднять, он с усилием поднимается, но, сделав ловкое движение, вырывается и бросается бежать. Безнадежная попытка! Его схватывают: за одну руку милиционер, за другую Леонид Карасев. На лицо и грудь притворщика падает несколько фонарных лучей. Лилиан узнает человека, грозившего ей ножом.
- Они меня хотели ограбить, - отчетливо произносит Лилиан. - Этот был с ножом и держал меня за руку...
- Врешь, шкура!
Пойманный грабитель делает бросок. Даже теперь он мог бы одним ударом убить Лилиан, но милиционер и Леонид Карасев крепко его держат. Обезвреженный грабитель хрипит от ненависти.
Гудя, подъезжает милицейская машина. При свете ее фар приехавший лейтенант быстро распутывает ход событий. Показания Лилиан совпадают с показаниями комсомольцев. Налицо и "трофейное оружие" - три самодельных, остро отточенных кинжала.
Постепенно трагическое начинает мешаться с комическим. Выясняется, что шестой грабитель исчез. Его (ищут и... вытаскивают из большой гончарной трубы, забракованной при прокладке канализации. Потом приводят... седьмого!
- Хитер! - говорит один из доставивших. - Сломал изгородь да через цветы ко мне на усадьбу... Заперся в нужнике и сидит... Я думаю: чего собака на отхожее брешет?.. Кинулся туда, а там заперто на крючок. Сорвали крюк, вытащил его, а он объясняет: "Я, - говорит, - не грабитель, а пострадавший".
- Сейчас разберемся! - говорит лейтенант. Могучий свет фар падает на предполагаемого грабителя, и он оказывается... Игорем Куликовским! Но каким! От недавнего франтовства и следа не осталось: волосы растрепаны, лицо поцарапано, галстук съехал на-бок.
- Отпустите его! - просит Лилиан. - Он меня провожал.
- Этот парень из нашей бригады, - подтверждает Леонид.
- Наш, комсомолец! - поддерживает Голованов. - Только не понимаю, как его через забор в чужой сортир занесло? Шел провожать, а вместо этого...
- Что же я один против шестерых сделал бы? - объясняет Куликовский. - У них ножи...
- Так мы же, когда Лилиан крикнула, сразу прибежали. Ты хоть бы нам помог, а ты... - Вижу: все в разные стороны бегут...
- И ты за ними драла? Эх, друг!
3.
В доме Карасевых бессонная ночь. Леонид вместе с товарищами отправился в милицию в качестве свидетеля. Анна Степановна изболелась душой.
- Зачем ему-то было вмешиваться? Теперь, чего доброго, мстить станут. С этакими бандитами воевать - дело милиции, ей на то оружие дано.
- Милиция милицией, - отвечает Федор Иванович. - Но одной ей везде не поспеть. Ребята правильно сделали: не комсомольское дело, скрестя руки, смотреть, как людей грабят.
- Так их и самих порезать могли! Вот Татарчука в бедро пырнули. Я его перевязываю, а кровь так и льет... Едва пол оттерла... А кабы Леньке в живот угодили?..
Федор Иванович понимает переживания Анны Степановны и старается возражать как можно мягче.
- Это кто как думает... Куликовский вон в отхожем месте спасался. Хорошо это? Трусам почет невелик. Если б Леонид этак сделал, я первый его бы поднял на смех.
Страшно Анне Степановне за сына, но понимает она И то, что иначе поступить он не мог: не по-карасевски получилось бы. И, переменив фронт атаки, она набрасывается на самого Федора Ивановича.
- Ты и сам хорош! Свалка идет, хулиганы ножами машут, и тебя туда же понесло... На шестой десяток человеку пошло, а он с живорезами схватился. Ленька еще так-сяк: парень молодой, сильный, ты-то куда лез?
- Папа тоже помогал, - вступилась за отца Наташа. - Когда один вскочил и бежать кинулся, папа первый его за ворот схватил.
Лучше бы она не говорила этого! Весь гнев матери обрушился на нее.
- Уж кто-кто, а ты бы помалкивала! Девичье ли это дело ночью на улицу выскакивать да у драчунов под ногами болтаться? Чтобы я тебя теперь вечером за околицу выпустила!.. Ни в жизнь этого не будет!
