10 марта проходит в напряженной тишине, придворные шепчутся, как бы на несколько дней смыться из дворца.
11 марта царь просыпается по-суворовски рано, работает «по основному виду деятельности» с пяти до девяти. Утверждает 6 новых законов! Читает целую пачку доносов добрых донских казаков на других, плохих донских казаков «об оскорблении величества», — еще бы его не оскорблять, когда лучшие мужики угнаны с Дона в канун весенней хозяйственной суматохи.
Потом — доклад Палена, уверения в безопасности, совет — удалить от двери «якобинцев» — караул конной гвардии, и заколотить дверь в спальню императрицы. Обе глупости будут исполнены.
Пален, вообще, ювелирно планирует переворот, тщательно согласует все его детали, добивается четкого исполнения плана. Каждый из участников просчитан заранее, но узнает о своей роли в намеченный срок. В воинских частях незаметно производятся подмены команд. Изменяется расписание караулов. Ко дворцу придвигается преображенская гвардия. Но солдаты не знают ничего! На Михайловский замок с закатом 11 марта накатывается волна тайной и неотвратимой силы.
В 8 вечера, когда в знатных семьях Питера по обыкновению садятся ужинать, заговорщики тоже выпивают и закусывают, травят анекдоты вместе с непосвященными.
Ужинают и во дворце.
Среди 19 персон — два домашних арестанта, — великие князья Александр и Константин; они допущены к семейному столу. Тут же жена и дочь графа Палена, Кутузов, другие официальные, но мало знакомые нам лица.
Странным выглядит отсутствие бывшего цирюльника Кутайсова, но у него уважительная причина: сегодня его очередь воспользоваться содержимым мадам Шевалье.
В ночь с 11 на 12 марта 1801 года …
Стоп! Уже не в первый раз так случается, что написание этих строк день в день совпадает с юбилеями в жизни нашей страны. Так было, например, с воцарением Годунова, так получилось и сейчас. Не успел я дописать фразу про 11 марта, как что-то дернуло мой глаз в угол экрана. Там, на календарике как раз светилась дата 24-03-2001! 24 марта по нашему стилю, 11 марта — по старому, — ровно 200 лет со дня убийства императора Павла I шайкой его сына Саши!
Где юбилейные торжества?
Где скорбное «работают все радиостанции Руси Великой»?
Где молебны за упокой?
Где причисление к лику священномученников?
Где возложение венков к Михайловскому замку?
Где отмытые «на реставрации» этого исторического здания казенные бабки?
Нету…
На мониторе — время московское: 21–26…
Действительно, «ужин как обыкновенно, кончился в половине десятого». Все встают из-за стола. «Чему быть, того не миновать», — подводит итог император.
Кутузов и Павел проходят мимо старого зеркала:
«Смотрите, какое смешное зеркало», — говорит царь полководцу, — «Я вижу себя в нем с шеей на сторону»…
В одиннадцатом часу Павел обходит караулы. Делает выговор командиру конной гвардии Саблукову за «якобинство» и приказывает наутро разослать полк по деревням.
Наследник Александр тем временем укладывается спать, как бы ничего не зная, но оставляет в прихожей сиделку — ожидать появления Палена.
В одиннадцать обреченный император спускается из своей спальни по потайной лестнице в комнату фаворитки Гагариной и целый час исполняет рыцарский долг. В уплату за выносливость Гагарина получает записку о назначении ее мужа военным министром.
Главные заговорщики собираются на квартире Зубовых, затем перемещаются в помещение лейб-гвардии у Зимнего дворца. Здесь уже выпивают примерно 60 офицеров. Градус высок, начинают провозглашать Александра государем, читают и чуть ли не принимают присягу новому императору, но все-таки поднимаются на дело.
Пален делит присутствующих на две группы. Одну возглавляет сам — они уходят к парадному входу Михайловского замка — разговоры разговаривать, обеспечивать «крышу» именем наследника Александра. Начальником второй группы числится Платон Зубов, но командует здесь Беннигсен, суровый, резкий человек. Эти идут убивать.
Преображенцы и семеновцы выдвинуты в оцепление замка. Из Измайловского, Кавалергардского, Конногвардейского полков приходят только офицеры, — на солдат не надеются. Свойский караул поставлен заранее, поэтому группа Беннигсена проходит в замок беспрепятственно, сопротивление оказывает только один часовой, так он и получает эфесом по затылку.
У тамбура царской спальни десяток заговорщиков берет внутреннюю стражу на понт. На резонный вопрос, кому не спится в ночь глухую? — Аргамаков отвечает, что — ему, Аргамакову. И, что сейчас не ночь, болван, а 6 утра. И пришел он к императору с обычным ежедневным рапортом. Сонный камердинер божится, что только на минутку сомкнул глаза, сейчас не более 12 часов ночи. «Ваши часы, вероятно, остановились», — нагло смеется Аргамаков, — открывай, брат, дверь, а то я из-за тебя опоздаю.
Порядок есть порядок. Открывают, впускают. Получают саблей по башке, чтоб не рассуждала.
Царь за последней дверью просыпается, прячется между ширмами. Посетители ломают дверь. Бежать царю некуда, — ход в спальню императрицы заколочен, в норку к Гагариной он юркнуть не успевает. Его выводят к гостям. По-человечески просят подписать отречение. Он молчит в оцепенении.
Беннигсен один караулит царя, пока остальные члены неробкого десятка осматривают соседнюю комнату. Там хранится целый арсенал шпаг, изъятых у разжалованных офицеров. Кордебалет возмущенно возвращается на главную сцену. Платон Зубов зачитывает акт отречения. Павел комкает бумагу. Стонет, просит пощады, но как-то грубовато; потом отталкивает чтеца-декламатора Платошу Зубова.
— А, так ты толкаться, брательника моего обижать! Да он, мать твою имел до смерти! — мог бы крикнуть Николай Зубов. Но не крикнул. А просто взял со стола императорскую табакерку и врезал государю своему присяжному в левый висок!..
Золото — металл тяжелый, — почти свинец. Царь падает, как подкошенный.
Тут по закону непричастности Беннигсен и Зубовы смываются с места происшествия. Они удаляются «наводить порядок», — проверить, например, упряжь царской кареты, приготовленной для отвоза знатного арестанта в каземат. Они за царя не переживают, — подумаешь, оплеуха! Но прочий гвардейский народ, видя ужасную картину нокаутированного императора, всеми селезенками чует необратимость содеянного. Храбрыми бойцами овладевает небывалый душевный подъем вперемешку с бабьей истерикой. Они кидаются на поверженного тирана хоккейной кучей-малой и бьют, топчут, рвут на сувениры жестокого начальника. Один из нападающих душит Павла шарфом, полученным от Беннигсена, когда тот уходил по делам.
Вот тебе, Павел Петрович, и кривое зеркало, вот тебе и «шея на сторону»!
Беннигсен возвращается:
— Ух ты! А что это с царем? Чего он у вас валяется? Помер? А кровь где? Нету.
— Значит апоплексический удар от страху!
— А мы хотели его честью проводить на нары, чтобы жил и радовался!..
Наследник Александр, узнав о своем скоропостижном сиротстве, очень сильно убивался, даже в обморок упал, но его заставили-таки быть царем. Мамаша вдовствующая еще попырхалась до утра сама захватить власть, но ее осадили.
Так на заре 12 марта 1801 года снова сменился у нас император.
Павел Петрович Романов явил собой пример несостоявшейся возможности. Он стоит в ряду таких перспективных, но трагически удаленных с трона персон, как Григорий Отрепьев, Борис Годунов, Петр Третий.
Как все могло бы повернуться славно, останься они править! Славно — для Империи, Историка, кино, но не для нас, дорогие читатели. Ибо нам с вами — все равно…
Русская хронология имеет традицию присваивать правителям порядковые номера в пределах династии[10]. Вот, например, следующий царь у нас будет Александр Первый, а его предшествующие тезки — Невский и Тверской — как бы не в счет, они — Рюриковичи. Тем царям, кто тезок впоследствии не имел, номера не присваивались вовсе (Михаил Федорович, Алексей Михайлович, Елизавета Петровна, Анна Иоанновна). А Павел Петрович почему-то остался у нас в памяти как Павел Первый.
В чем тут загвоздка?
Я предлагаю выпускникам истфака взять исследование этого вопроса в диссертации. Почти наверняка выяснится, что Павел имел высокое предназначение для нашей Империи, и был Первым в ряду неких страшных и продуктивных фигур, — увы! — подрубленных под самый корешок.
Теперь этим фигурам приходится со скрипом и древесным треском продираться из грязи в князи, — на свое законное, тронное место…
Александр I Благословенный
Шла первая весна нового века, и жизнь на планете тоже была новой. Россия пока оставалась в стороне от этой жизни, но готовилась к ней прилежно. «Английская» партия в российской элите восторжествовала. Дипломаты постепенно втянули страну в антинаполеоновскую коалицию.
