«Защитнаго цвета тогда ни мы, ни турки не знали. В белых рубахах и в кепи с холщовыми назатыльниками шли полки Царя Белаго, и, как маков цвет, алела своими красными фесками турецкая армия. И мы, и турки открыто глядели смерти в глаза, сходились для штыкового удара и мужественно дрались в окопах». Среди этой показательной возни красных и белых освободителям удалось дойти до Балкан. 18 июня был составлен отряд из стрелковой бригады, 6 дружин болгар, 3 драгунских полков, 5 донских полков и 5 батарей. Отряд этот под командой генерал-адютанта Гурко овладел вершинами и перевалами. Остальные войска тоже шли к Балканам.
У дороги лежал небольшой городок Плевна. Он не был укреплен и донская сотня есаула Афанасьева заходила в него посмотреть, нет ли чего подходящего. Зашла и ушла, донеся, что неприятеля нет. После казаков 27 июня в Плевну тихо зашел небольшой турецкий отряд. Наши это проигнорировали. В итоге 7 июля Плевна уже была занята армией Осман-паши в 30 000 человек. Возникла смертельная угроза тылу и флангу. Наши штурмы Плевны 8 и 18 июля не удались. Тогда из России были выписаны подкрепления, и гвардия тронулась из Петербурга. 6 августа турки всей массой навалились на наших на перевале у горы Шипка…
Читатели моего поколения помнят это место. Не по турпоездкам в братскую Болгарию, конечно, а по картинке на пачке сигарет «Шипка»…
Два полка, Брянский и Орловский, пять болгарских дружин и 29 орудий, всего около 5000 человек отбивались здесь против 30-тысячной армии Сулейман-паши. «Три дня оборонялись брянцы и орловцы. Люди падали не только от пуль и от ран, но и от утомления. Ни воды, ни пищи они не имели все это время, артиллерийские снаряды были на исходе, оставалась одна картечь. Патронов было мало. Сулейман окружил Шипку со всех сторон. Во многих местах солдаты уже не отвечали на турецкий огонь, равнодушно лежа за камнями…».
11 августа бой начался с восходом солнца и шел без перерыва на обед до 6 часов вечера. «Свист пуль слился в непрерывающийся вой, и уже никто не обращал на них внимания. Наступали последние минуты Шипки.
И вдруг со стороны Габрова показалась какая-то странная конница. Казаки не казаки, а что-то небывалое… Это были донцы полка № 23 полковника Бакланова».
Здравый рассудок не мог выдержать дикого вида габровских шутников, а брянцы и орловцы, напротив, воспряли духом и поднялись в штыки. Ошеломленная армия Сулеймана отошла с перевала. Началось знаменитое Шипкинское сидение. Сидеть приходилось, пока не взята Плевна. «30 августа начался страшный, кровопролитный штурм Плевны. Наша пехота оказывала чудеса храбрости. Скобелев впереди густых пехотных цепей, верхом на белом коне, врывался в турецкие редуты. Со времен взятия Суворовым Измаила русские войска не выказывали еще такой храбрости, такой решимости победить или умереть».
Решимость умереть не осталась без внимания и в канцелярии св. Петра, — 14 000 русскоязычного народу столпилось у его врат. Оставшиеся на земле приступили к осаде Плевны. Осман-паше приходилось туго. Нечего было есть. В сырой и туманный осенний день 28 ноября он пошел на прорыв за едой. Не пробился и попал в плен с 45 000 своих турок. Теперь нашим можно было наступать. И время для этого оказалось подходящее. Зима. Мороз. Хоть и Балканы.
«Без полушубков и валенок, без теплой одежды, в рваных шинелях шли наши полки по ледяным кручам Балканских гор, мерзли во время метелей на каменистых пустынях и без стонов и жалоб совершали тяжелый переход». Еще 25 000 турок попали в окружение и сдались без боя на Шипке. А ведь и правда, лучше мороз, чем бой. Говорят, смерть от замерзания — самая спокойная и умиротворяющая смерть на свете…
8 января 1878 года русские заняли без боя Адрианополь, и в феврале опять стояли под стенами Константинополя у Сан-Стефано.
Ну, что тут поделаешь? — какая-то расслабленность смертельная, анемия, — непонятно, раз за разом накрывает православных у последней черты.
Не захочешь, да подумаешь, что Аллах с Магометом покрепче наших Отца и Сына выходят…
Александр II отступил.
Его «англичане попросили за турок»!
19 февраля 1878 года, в годовщину отмены крепостного права царь даровал свободу болгарам. Себе оставил только клочок земли у Дуная, да на Кавказе города Карс и Батум.
«Убивать надо таких толстовцев!» — выпалит через 50 лет турецко-подданный Остап-Сулейман Бендер…
Вот и стали Александра убивать.
Я просто вынужден обратиться к этому вопросу, — по долгу совести. Обойти его, замолчать, — это все равно, что увильнуть от описания личной жизни Ивана Грозного и Екатерины Великой. Но Россия — большая, просторная страна, поэтому и Еврейский Вопрос у нас не один. Их у нас сразу три.
1. Первый Еврейский Вопрос уникален. Его нет ни в одной другой стране. Я сомневаюясь даже, что есть он в самом Израиле или на Брайтон-Бич. Вопрос этот многолик. Это не один, а целый легион вопросов. Задают его сами евреи, — исключительно на ароматизированном русском языке. Звучит он, например, так:
— Шо ж вы не бережете ваше сердце для инфаркта? Или:
— Зачем вы так волнуетесь, дама? — это ж МОИ цены!
Оставим это очаровательное поле и пойдем далее.
2. Вторым Еврейским Вопросом озабочены все гуманитарии нашей планеты. Их справедливо волнуют случаи дискриминации граждан древней нации. Формулируется это примерно так:
— А не ущемляются ли в вашей стране права человека по еврейской линии?
Не запрещаете ли вы своим евреям посещать синагогу или ездить куда попало?
Не препятствуете ли вы им занимать академические посты, играть на скрипках и шахматах?
Этот второй вопрос собственно и считается в мире Еврейским Вопросом. Но нам он не интересен из-за его избитости, банальности и — на мой взгляд — утраченной актуальности.
3. Настоящий, Третий Еврейский Вопрос так же, как и Первый, имеется только в России. Задают его в основном «русские» — «русским». Звучит он примерно так:
— Что за дела? — Куда ни плюнь, — везде одни евреи!
Возможны модификации:
— В СССР — 0,68 % населения — евреи. Но что-то непропорционально большое количество этих граждан занимает видные посты, особенно в науке и искусстве!..
Все эти страдания и сомнения происходят в основном от Шестого чувства титульной нации[12], но есть в этом деле и некое рациональное зерно. Давайте его рассмотрим спокойно и без обид. Дело, кажется, вот в чем.
Евреи, гонимые по всему миру в течение тысячелетий, стали очень легки на подъем. Наблюдая разные города и страны, нравы и ухватки, евреи стали очень гибки, инициативны и любознательны. Поэтому, как где чего, так они сразу туда с любопытством и предприимчивостью влазят. Обычно у них на новом поприще проявляются таланты международного уровня. Создается впечатление, что для еврея главное — не задача и результат, а процесс, возможность извлечь максимальный эффект в единицу времени. Вектор этот поворачивается туда, где выше и глубже, а не так, чтобы лучше. И путь по глубинам и высотам вечен, как путь Вечного Жида. Аминь!
Так что, в центре любых перемен и потрясений, сенсаций, открытий, свершений и достижений почти всегда можно найти подходящего еврея. Подходящего, чтобы списать на него неудачу дерзкого предприятия, вину, вообще любую неприятность, отсутствие воды, гемофилию христианских младенцев.
В России с середины 19 века сложилась очень интересная ситуация. Огромный, тысячелетний монстр монархической государственности дал глубокую трещину. Многим показалось, что завалить его можно толчком под глиняные коленки. То-то был бы треск, то-то случился бы эффект в единое мгновение! Смерть, как захотелось поставить эксперимент, сыграть со стоеросовой страной в жучка. Разумеется, среди экспериментаторов сразу были замечены чернявые да кучерявые наши сограждане с некоренным выражением лица.
Поймем это правильно, запомним, не будем впадать в экстаз, побережем наши сердца для инфаркта. Впереди — самые крутые, самые кривые 120 лет нашей Истории.
Я пришел дать вам волю!.. А вы?
Александр Второй получил Россию в небывалом состоянии. Раньше свежие цари обнаруживали вокруг себя разворованное хозяйство, недостачу коронных бриллиантов, послевоенную голодуху, пожарища и пепелища, дворцовые заговоры, подозрительные тени по углам. Но царедворцы сбегались в хоровод вокруг нового батьки, толкались, боролись, шумели, верноподданно убивались. Соответственно и жизнь настраивалась. Выискивались, казнились и ссылались заговорщики, сжигались колдуны, клеймились государевы воры. Затевалась и выигрывалась выгодная война, трофеи наполняли казну, снова было что жаловать и разворовывать. А главное, народ приходил в чувство. В чувство любви к государю. Ну, и в наше Чувство, конечно. Чувство переключало внимание масс с милых казенных шалостей на нестерпимое соседское благополучие. Страна благоденствовала.
