- Ну, что ты вся сжимаешься, девочка моя, расслабься! страстно шептал разведчик, облизывая девушку.
- Штирлиц! Вы слышите меня? - глухо проговорил пастор Шлаг, уже лежащий под диваном влюбленных.
- Кто это? - насторожился разведчик.
- Это я, Шлаг, - пробубнил все тот же противный и глухой голос.
- Дебил, ты что здесь делаешь? - надевая штаны, спросил Штирлиц.
- Послушайте, я в разведке не первый год, - цитируя Штирлица, начал Шлаг. - Я не позволю оскорблять себя, как вы выразились, идиотом. Я к вам от Бормана и товарища Брежнева.
- Ты чего, папаша, совсем обурел?! Тоже мне святоша! полковник Исаев машинально полез за кастетом.
"Сейчас будут бить!" - подумал пастор. Но удара не последовало.
- От кого? От Бормана? - Максим Максимович спрятал кастет и вытащил толстого Шлага за несколько уцелевших волос на его безобразной лысине. - Ну, чего надо?
- Послушайте, я все слышал и все знаю! Я ехал вместе c ними к ООН.
- Вместе c ними? Где же ты, дружище, там уместился?
- Пустяки! Но если вас это интересует, то в промежутке между аккумулятором и карданным валом! - гордо заявил пастор Шлаг.
- Да, тяжело, наверное, было. Ну, так что ж ты там, собака, слышал?
- Во время выступления вашего, ну, этого, лысого, тама, - пастор показал куда-то пальцем, - сработает одно из адских устройств Бормана. Кроме этого, Леонид Ильич передал вам вот этот пакет.
Штирлиц вскрыл большой конверт, в котором, кроме фальшивых долларов, лежало несколько исписанных листков бумаги и отпечатанная на пишущей машинке записка:
Максим Максимович!
Если вы хотите участвовать в финале, подложите эти бумаги к докладу Первого. За мной дело не станет.
Вы меня понимаете?
Ваш дорогой Леонид Ильич.
Полковник Исаев бегло прочитал указанные документы и от души рассмеялся. Взглянув на пастора, он прошипел:
- Что ты, собака, имеешь против моего любимого друга Бормана? А?! Иди и помогай ему! Чем больше сработает его адских устройств в ихнем гадюшнике, тем лучше!
Пастор, потянув за собой весьма длинную сутану, мирно удалился, не забыв отрапортовать:
- Служу полковнику Исаеву!
Штирлиц еще немного поржал, посмотрел на часы и принялся за прерванное важное дело. Маруся встрепенулась и ласково заморгала глазками.
ГЛАВА 15. КОНЦЕРТ ПО ЗАЯВКАМ ШПИОНСКИХ ТОВАРИЩЕЙ
- Дорогие мои! Товарищи ньюйоркцы, Нью-Йорки и граждане прилегающих улиц, кварталов, округов, районов, городов, селений и прилегающих к ним штатов! Я пришел сюды не для того, чтобы восхвалять вашу страну! Нет! В жопу всех вас, дорогие мои! Насрать мне на ваш проклятый капитализм! Я здесь для того, яночки родные мои, чтобы прославить свою страну! - Никита Сергеевич дрожащей рукой вытер потную лысину и тайком взглянул в зал ООН. Все были ошарашены. У Эйзенхауэра, сидящего в первом ряду, отвисла челюсть. Поборов невольное смущение перед таким сенсационным вниманием, Хрущев продолжил: - Я - человек простой, и не люблю громких фраз. Я вот тут когда ехал в Нью-Йорк, видел как ваши мерзкие челюсти поедали достаточно жирненькие сарделечки. Да, у нас этого нет, но я, товарищи янки, люблю социализм. Так вот, до каких пор, заедрени вашу мать и статую, вы будете порочить наше советско-социалистическое отечество? Вы - мелкие людишки и подлые подхалимы. - Хрущев уверенно показал пальцем в зал. Вы - те, кто сегодня порочит меня, а завтра пьет со мной шнапс или водку. Вы - лицемеры и мерзопакостники. Вы - прохиндеи и политические проститутки. Вы - рогоносцы и скотобазы. Вы гибриды мертвой кобылицы и живой курицы. Вы - голландские петухи, выращенные в Тюменской области на китайском корме...
Зал пришел в волнение, атмосфера становилась взрывоопасной. Господин Эйзенхауэр приказал своему помощнику принести ведро тухлых яиц и ящик прошлогодних помидоров.
- Скоты, вы хотите Кубу? Получите! - Никита Сергеевич скрутил две фиги на правой руке и показал это произведение залу. Все открыли рты. - Я вам покажу Кузькину мать! Я вам устрою капитализм в мировом масштабе! Мировой революции захотели? Вы ее получите! Это я вам обещаю.
Принесли помидоры и яйца.
- Вы - шпионы вражеских разведок, сейчас я к вам обращаюсь! Накось, выкусите! - произведение неформального искусства было изображено уже на двух руках. - Карибский кризис - это наша проблема, и не суйте свои грязные, вонючие срачки, а также гриппозные нюхательники туда, где и без вас воняет.
Первый помидор, брошенный "навесиком", мягкой посадкой приземлился на лысину Хрущева, струйки пахучей жидкости разбрелись по лицу и легко, мягко, и терпко стекали на доклад главы советского правительства. Послышался робкий смех, переходящий в оглушающий ропот. Пресс-атташе республики Зимбабве не выдержал и культурно вышел. Но он был один. Его никто не поддержал.
- Стыдно! А еще, президент! Тоже мне нашел солиста группы "Самоцветы"! Придурок, ты хоть знаешь, что по этому поводу может сказать Кальтенбруннер? - крикнул Хрущев, обращаясь к Эйзенхауэру, но вдруг, на минуту задумался, пытаясь понять, почему это он опять вспомнил Кальтенбруннера. И тут сработало одно из адских устройств великого мерзопакостника: трибуна развалилась и кто-то подлой рукой Бормана незаметно для всех стянул штаны Хрущева. Полуголый, в плавках "ADIDAS", Никита Сергеевич ничего не мог понять. Доклад он крепко держал в руке, но строчки сливались между собой и читать становилось все труднее. Зал ликовал. Один из представителей народной республики Ангола высморкался. Эйзенхауэр метким ударом бросил яйцо, удар оказался удачным и его яйцо угодило прямо в левый глаз Хрущева. Но Никита Сергеевич, сделав вид, что ничего не произошло, продолжил:
- Товарищи! Вы думаете, что вам здесь концерт группы "Scorpions"? Нет, вы глубоко ошибаетесь! Шоу Бенни Хилла я вам здесь показывать не намерен! - зал рукоплескал. Второй представитель республики Ангола сделал изящную улыбку и показал первому представителю республики Южная Корея свои изящные белые зубы. - Таким поведением вы позорите прежде всего себя, а не меня. Наберитесь хотя бы такта и выслушайте до конца мой доклад.
- Какого конца? - кто-то крикнул из зала.
- Звери! - рыдал Хрущев.
Но никто его уже не слушал: яйца, помидоры, пустые банки из-под пива, бутылки, остатки сарделек и сосисок летели к трибуне. Никита Сергеевич чувствовал себя полным идиотом и гневно вспоминал Штирлица. В конце концов он решил, что пора сматываться и на прощание, сняв башмак фирмы "Salamandra", стукнул им по грязному полу и громко бросил в зал свою историческую фразу:
- Ну я вам еще покажу Кузькину мать!
Мелкий пакостник, стоявший на оконной перекладине тридцатого этажа здания ООН потирал руки. Прошедший день можно было считать удачным. Борман, раскрыв парашют, прыгнул вниз и полетел куда-то на северо-восток, где его ждал Штирлиц.
ГЛАВА 16. ВЕЛИКОЕ ПРИЗНАНИЕ ГИТЛЕРА
Холод, проникающий в полумрак Бутырской тюрьмы не был бы сильно ощутимым, если бы окно камеры Гитлера было нормальным, вместо этого на месте окна виднелась безобразная дыра, в которую проникали все атмосферные осадки, наблюдавшиеся в январе одна тысяча девятьсот шестьдесят четвертого года.
Адольф высунул свою изнуренную мордашку в эту дыру и увидел мрачные улицы чуждого ему города. Стало скучно и невыносимо, проступили еще несколько закругленных седин.
Внезапно в камеру вошел надзиратель. Злополучная баланда, которой пичкали несчастного фюрера, была поставлена на парашу.
- А твой друг, как его - Борман, уже на свободе! Один ты, придурок, сидишь тут. Ничего, скоро и твоя очередь.
"Es ist kalt!" - подумал Гитлер, а вслух сказал: - Как вы говорите? Простите, но я плохо понимать по-русски.
- Гитлер капут! - c издевкой сказал надзиратель. Послушайте, товарищ фюрер, когда вас будут расстреливать, вас спросят, каково ваше последнее желание. Так вот, скажите, чтобы мне повысили зарплату; зовут меня Петя Рукомойников. Запомнила, фашистская?
- Хорошо... - прошептал Адольф Гитлер и принялся за баланду.
- Приятного аппетита! - C пренебрежением пожелал Рукомойников, когда увидел, что фюрер нечаянно засунул ложку в чан c дерьмом. - Да, холодновато здесь у тебя и окошко, я смотрю, не по сезону сделано. Эх паря, что ж ты полез-то в эту войну?
Петька закурил "Беломорину" и посмотрел на фюрера, устало пожирающего баланду.
Делать было нечего, но настроение было хорошее и располагало к беседе.
- Да, кстати, Гитлер Адольфович, вы вон на то окно, наверное, частенько смотрите? Небось, кроме этого здесь делать больше нечего? Ублюдкина-то знаете?
- Какого еще там Ублюдкина? - жуя хрен c сыром, спросил фюрер.
- Который жил как раз против нашей тюрьмы. Вон его окно.
- А-а, общались, батенька, мы c ним, общались!
- Ну так вот, - c хохотом произнес Петька, - теперь он живет как раз против своего дома.
Гитлер чуть не подавился и теперь уже рукой попал в чан c дерьмом:
