...В прибрежном ресторане "Придуркис" города Лас-Упитанос к вечеру подавали русскую тушенку. В темном углу за отдельным столиком сидели двое - мужчина и молодая шикарная дама, достаточно хорошо одевающаяся, лет тридцати.
- Послушайте, мадам! Давайте без пошлости и лишних сантиментов! - вежливо сказал Штирлиц. - Мы не первый год знакомы и вы должны понять, что наши отношения уже вышли за рамки вечерних гуляний при Луне...
- Что вы хотите этим сказать? - вздрогнула Марианна.
- Не перебивайте, прошу Вас! - Вежливый Штирлиц щелкнул пальцами, подозвав тем самым официанта, и заказал пять банок тушенки. - Вы просто должны, дорогая, меня понять правильно! Марианночка, я человек не старый. Не скрою - и не молодой. Таких как ты за всю свою жизнь я перевидал не мало... Это и Кэт, и Анхен, впрочем, это не важно, мне знаете ли все равно... Сегодня - ты, завтра - Стефани из Австралии, потом... Любите ли вы меня?
- Я?! Да c какой стати! Я порядочная женщина! У меня муж есть.
- Жаль, очень жаль! Как говорят у нас в России: "Well not, so not!" И это ваш окончательный ответ?
Марианна моргнула глазками и почувствовала, что не может владеть собой - Страсть ласкала ее ранимое сердце. Этот суровый мужчина откровенно говорил ей о чем-то возвышенном. Но она прекрасно понимала его. Море чувств наполнило ее грустную душу. Ей казалось, что в этот миг она сделает все, чтобы согласиться. Но суровый облик мужа отталкивал ее в безграничную пропасть, в которой было все - боль, унижения и рабская покорность идеалам супружеского брака.
- Вы мне не ответили! - мягко пробубнил Штирлиц, взяв руку девушки.
- Я... - что-то тяжелое и непонятное заставляло ее молчать. Жизнь казалась ей слишком сложной. Смерть - ужасно простой. Нет, она не думала о пустоте! Не это двигало на нее страх. Страсть - вот то чувство, c которым она не могла бороться. Но эти глаза - глаза настоящего мужчины приказывали ей: "Покорись!" и она сдалась. - Хорошо! Где бланк?
- Он здесь, - сказал Штирлиц и вытащил из внутреннего кармана пиджака типовой бланк вступления в КПСC. - Давно бы так! И его заставим.
- Кого? Луиса?
- А ты как думала, крошка! - грозно сказал Штирлиц, взвешивая в руке свой любимый кастет.
А Луис Альберто в это время закладывал третью ветвь. "План - он всему план. Планы надо выполнять!" - постоянно себя подгонял дорогой товарищ Альберто. Несчастная Ракелия смотрела на своего любимого Луисика и тайно, где-то очень далеко в своей душе жалела его, но не стеснялась, однако, замечать ему:
- Товарищ Альберто, вы бы, голубчик мой, не перетруждали себя! Ведь после ваших строек никакой любви!
На что великий строитель отвечал:
- Уйди, родная! А то плитой зашибу.
Такую грубость она прощала ему и продолжала любить c еще большим чувством ревности, тем более, поводов для этого было предостаточно: до приезда Штирлица, виллу Альберто посетила молодая артистка из России, представившись Донной Розой по кличке Альвадорес, она что-то спела о любви, по-женски посплетничала о диких обезьянах Бразилии и полностью покорила Луиса. В ту ночь Ракелия сидела на верхушке пальмы и наблюдала за окном товарища Альберто. То, что она видела было ужасным сном, напоминающим кошмар на улице Вязов: Донна вцепилась в горло Луиса и, похоже, ставила ему смачный засос, что сильно нравилось Луису, так как он в это время грубо лапал зад Розы. Эта сцена длилась достаточно долго, так долго, что Ракелия уснула, так и не увидев конца. Под утро в комнате уже никого не было, а под пальму по-большому оправлялся товарищ Штирлиц, приехавший поздно ночью по заданию ЦК для вербовки тайных агентов. Ракелия "рыбкой", как птичка, спорхнула вниз и c плачем поведала Штирлицу о своих душевных муках. Штирлиц пообещал разобраться, но c условием, что Ракелия вступит в партию и станет первым тайным бразильским агентом товарища Исаева. Ракелия была женщиной хоть и легкого поведения, но мозги в голове у нее водились, и поэтому она быстро согласилась, успокоилась и, как бы в доказательство своей преданности, отдалась Максиму Максимовичу в ночь, когда в Кремле шло заседание XXVI съезда партии.
ГЛАВА 2. ТУСОВКА ПАРТИЙНЫХ МАСШТАБОВ
Леонид Ильич проснулся и понял, что он заснул весьма некстати. Трибуна, на которую облокотился товарищ Брежнев, была выбрана им для отдыха не совсем удачно. В зале был слышен громкий гул и каждый из присутствующих занимался своими делами. Генсек зорко осмотрелся, мягко причмокнул и, наконец, заставил обратить на себя внимание. Воцарилась тишина, дорогой Леонид Ильич продолжил чтение:
- ...и несмотря на происки империалистических кругов Запада, мы - коммунисты, достигли небывалых в мировой практике успехов. К этому прежде всего относится наша помощь братскому народу республики Мексика. Дорогие товарищи! Всем известен неутомимый борец за наше правое дело, труженик мексиканского Севера, энтузиаст, талантливый строитель, первопроходец, опытный инженер, и, я не побоюсь сказать откровенно, очень хороший человек, товарищ Луис Альберто. Он, как вы знаете, в настоящее время ведет строительство третьей ветви мексиканско-бразильской магистрали, имеющей для советского народа огромное стратегическое значение...
Последовала небольшая пауза, после которой стали слышны робкие аплодисменты, переходящие в бурные овации.
Леонид Ильич крякнул, причмокнул, достал банку пива "Heiniker", открыл ее и, немного забрызгав свой блестящий в некоторых местах костюм, выпил. Рыгнув, генсек продолжил чтение:
- Друзья! Троцкистско-зиновьевский блок, угрожающий нам c Антарктиды, потерпел полный идеологический крах. Республика Бразилия и ее сестра Мексика поверили своему старшему брату могучему советскому народу! И теперь, эти страны строят коммунизм вместе c нами. Откровенно говоря, наши успехи неоспоримы. В этой пятилетке мы произвели продукции в два раза, а, может быть, и в три раза больше, чем в предыдущей, и в четыре раза, а может быть и в пять, еще не произвели. Товарищи! Будем работать сегодня - лучше, чем вчера, а завтра - лучше, чем сегодня!
Бурные аплодисменты раздались теперь сразу и Леонид Ильич открыл еще одну банку пива. Выпив ее, он понял, что рукоплескания были предназначены ему, многократному герою Советского Союза, это понравилось и он тоже начал хлопать в ладошки. Неожиданно на сцене появилась группа "Самоцветы", зазвучали гитары, запели трубы, послышался хриплый голос певца:
Я так люблю КПСC,
Что ненавижу я жену.
И хоть сидит она не здесь,
Я больше Брежнева люблю!
Леонид Ильич начал дергать шейк, подбежал Подгорный и пригласил своего постоянного партнера на танец. Началась дискотека. Члены Политбюро деловито убирали сиденья, расчищая площадку для танцев. Погас свет, вспыхнули Бенгальские огни, статуя Владимира Ильича начала переливаться радужными огнями, глаза ее вдруг открылись и из них начали выползать тонкие прожекторы цветомузыкальной установки фирмы "Sanyo", которые в такт синтезатору принялись мигать. Хриплый голос продолжал петь:
Сегодня лучше в мире нет,
И быть не может никогда,
Чем Ленина народный свет,
Товарищ Брежнев c ним всегда!
Где-то в глубине зала старый развратник Пельше подбежал к скучающей в одиночестве Терешковой и грубо увел ее c собой. Леонид Ильич понял, что надо вмешаться и, для страховки выпив банку "Колы", всем телом бросился на Пельше.
- Ну ты, шкет, оставь девку в покое!
- Это ты мне?! - огрызнулся дорогой товарищ Пельше.
- Выйти хочешь?! Ты видно сегодня "кашки-борзянки" объелся? - сказал Героический Защитник Малой Земли и профессиональным ударом выбил третью челюсть изо рта влюбленного болвана. Болван ответил тем же.
Тусовка продолжалась и на двух драчунов никто не обращал внимания. Терешкова ушла c другим парнем, а генсек от кого-то получил мощный удар поддых. Это ему не понравилось, послышался мат, неясные высказывания о Малой земле, стоны Пельше и вялый хрип еще какого-то сосунка, очень похожего на товарища Кириленко, впрочем, это не помешало выйти на сцену группе "Коммтруд"; молодая солистка что-то прохрипела, и в стиле "рэп" выкинула неплохую, достаточно модную в то время, вещичку:
А мой муж бросил меня.
Ну и что?
А я партию люблю!
Вот это да!
А мой муж - гад!
А КПСC - класс!
Класс!
Xa!
Во!
Эй!
Каммон!
Тусовка продолжалась до утра. А утром съезд, а вместе c ним и товарищ Пельше, кончил... свою работу. Шел дождь (хотя некоторые историки утверждают, что шел снег), но куранты, не смотря ни на что, все-таки пробили десять ударов, последовало шипение "Интернационала", все устали, хотелось спать и трахнуть чего-нибудь на опохмелку. Товарищ Брежнев в обнимку c товарищем Андроповым уснули крепким сном и больше уже никогда не проснулись; делегаты разошлись по домам, в принципе, ничего особенного не произошло.
