– А вы не пытались разобраться?
– С кем?
– Я в том смысле, что – спрашивать у него не пытались?
– А, это… Спрашивал, он молчит. Сам, дескать, решу этот вопрос. Это мое личное, тебя не касается, сиди спокойно.
– Ага… Может, таги расписки?
– Не знаю. Но стрелок ему никто не забивал.
– Он бы один не поехал.
– Конечно.
– Так-так-так… Вот, в принципе, хоть что-то проясняется. Но мне вот что непонятно…
– Да?.. – Шамиль налил еще по рюмке.
Они выпили. Коньяк способствовал плавному перерождению разговора в дружескую беседу, в процессе которой, как известно, возникает ощущение взаимной симпатии, люди раскрываются навстречу друг другу, и их общение обретает душевность и искренность.
– Я вот что думаю, Шамиль… можно так?..
– Конечно.
– Шамиль, а чего это он вдруг долгов нахватал, а? Их же отдавать надо.
– Ну да, берешь чужие и на время, а отдаешь свои и навсегда, – усмехнулся Кадыров.
– Вот-вот. Он же, мне сестра его говорила, раньше скромнее жил. С твоим приходом дела в гору пошли?
– Да так. То-се.
– А вы давно вместе?
– С полгода. Его же раньше то один шваркнет, то другой.
– А крыши не было?
– Ай!.. – отмахнулся Шамиль. – Она его только доила. Я другую подтянул.
– А с теми как же разошлись?
– Легко. – Он выразительно посмотрел на Петра.
– Ясно. А не могли они обиду затаить?
– Вряд ли.
Шамиль налил еще по рюмке.
– Оленька! Принеси еще кофе, девочка.
– Я почему все выспрашиваю, – Волков взял свою рюмку и маленькую печенинку. – Ты извини, но, понимаешь, концов никак не поймать. Ирина, сестра его, ничего не знает. Сам Виктор… я с ним еще не разговаривал, но… станет он со мной откровенничать, как же, если отца за его долги нахватали, которые он старается не афишировать… – Он выпил коньяк и откусил кусочек печенья.
– Да нет, ничего, я все понимаю. Следствие.
– Да какое следствие, – широко улыбнулся Петр. – Нет у нас таких полномочий. Другое дело, если я накопаю что-нибудь, ну, явный криминал какой, тогда мы по закону обязаны все материалы ментам передать. Вот тогда уже – повестки, протоколы, опознания. А пока…
– Не накопал?
– Я же говорю, я с Виктором еще и не общался толком. Думал, здесь застану.
– Он тут почти и не бывает.
– А что так?
– Да забил он, по-моему, на все дела. Шпилит.
– И как?
– Как… Все в минус.
– Это ж сколько бабок надо, а? Да, определенно мог и психануть кто-нибудь из кредиторов.
– Я и говорю.
– Да… Слушай, а я вот еще что думаю: а по поводу контракта вашего не могли наехать? – Волков потянулся к кофейнику, который принесла Оленька.
На долю секунды с лицом Шамиля произошла удивительная метаморфоза: ничто в нем не дрогнуло, ни одна мышца, ни одна морщинка не изменила своего положения, но на миг сделалось оно будто бы деревянным. Лишь на секунду. И опять он взял бутылку и наполнил рюмки.
«Что ж ты так дернулся, Дуся моя? – подумал Волков. – Что же я такое зацепил?»
– А что контракт? Контракт проплачен, ждем товар. И вообще это закрытая информация. Он раззвонил?
– Да ты не волнуйся. Мало ли чего я знаю? Мне можно. Просто, поскольку меня наняли, я собираю информацию – тут капельку, там зернышко. Меня же интересует все, что связано с Гольдбергом. Но, правда, если я знаю, то и кто угодно знать может. Вот я и думаю: долги, контракт, кредит… А потом на старика его напали. А? Есть связь? Логично?
На этот раз Волков отметил полное отсутствие реакции на свои слова, хоть слово «кредит» произносилось впервые и, по логике вещей, в общем объеме «закрытой информации» должно было бы являться понятием более «закрытым», нежели «контракт».
«А ты у нас молодца, Дуся моя, удар держишь, – думал Волков. – Навык имеешь. Где же ты его наработал? А на стрелках да на терках. Где еще?»
– Нет, я не прав? – сказал он вслух.
– Не знаю.
На большом директорском столе зазвонил телефон. Шамиль встал, подошел к нему и снял трубку.
– Алло… Да, привет. Ну давай, подъезжай. Что? Я не знаю. Когда? Нет. Нет, говорю, я не успеваю. Ну хорошо. Хорошо, давай минут через пятнадцать. Да. Да у меня все готово давно. Ну давай.
Волков взглянул на часы.
– Так. Ну что, Виктора, наверное, уже не будет?
– Вряд ли.
– И ладно. Я его завтра найду. – Петр достал из кармана свой телефон и набрал номер.
– Алло, Ирина Аркадьевна? Да. Что? Ну, я тут из кабинета говорю… Да. Короче говоря, я где-то через пару часов освобожусь. Подъеду, да. Часов в семь, хорошо? Ну, до встречи.
– Клиентка? – кивнул на трубку Шамиль.
– Она. Отчета ждет. Платит деньги, имеет право… – Волков развел руки и улыбнулся. Потом вынул из бумажника свою визитку и протянул Кадырову. – Вот. Мало ли что… Только звонить лучше вот по этому, на трубку. Я в нашей конторе тоже почти не бываю. Волка ноги кормят. Ну, счастливо. Приятно было познакомиться, – протянул он руку, прощаясь.
– До свидания.
Петр вышел из офиса во двор, затем через подворотню на Московский проспект, сел в машину и, отъехав метров на сто, остановился, заглушив мотор.
Достал сигарету, прикурил, внимательно поглядывая в зеркало заднего вида.
Минут через десять из подворотни вышел одетый в длинное черное кашемировое пальто Шамиль Кадыров. Остановился у тротуара.
«Господи, – подумал Волков, – зачем же они все так одеваются? Им же на этот прикид только погоны пришить, и хоть на плацу выстраивай. Повзводно и поротно. И походка у всех одинаковая. И прически. А петлички – не обязательно, пехоту и так по глазам за версту видать. Пехота, она и есть пехота, взгляд у нее „сложноподчиненный“. Она, конечно же, вооружена. Но старший запросто и сортир драить может послать, чтоб службу понял. Впрочем, Шамиль у нас не пехота. Не рядовой боечек. А кто? Ну почему они, раз уж по форме одеты, знаков различия не носят?»
Еще минут через пять возле Кадырова мягко остановился большой черный «мерседес» с затемненными стеклами. Шамиль открыл заднюю дверцу и сел в машину. «Мере» отъехал.от тротуара, не обращая никакого внимания на поток автомобилей, перестроился в крайний левый ряд и, развернувшись в запрещенном месте, поплыл в сторону центра города.
Пропуская его мимо себя, Петр склонился на всякий случай к «бардачку». Потом распрямился, посмотрел вслед удаляющемуся «мерседесу» и подумал: «Бойтесь, однако, данайцев, дары приносящих, Виктор Аркадьевич…»
Завел двигатель, воткнул передачу и тронулся с места со словами:
– Это я сюда очень удачно зашел.
Когда Волков, раскидав кое-какие текущие дела, добрался наконец до квартиры на Кронверкском, на улице уже стемнело, и легкий морозец подсушил слякоть.
Ирина, открывшая ему дверь, была одета в темное шерстяное платье и источала тонкий аромат дорогого парфюма. Она поцеловала его в щеку, Петр, вдохнув чуть горьковатый запах свежести и еще чего-то неуловимого, поймал себя на мысли, что расследование-то – оно конечно, но и… исполнением обязанностей хранителя тела пренебрегать глупо. Ирина мягко отстранилась.
– Не время, товарищ…
– А ты Виктору и этому Шацкому говорила, что это отец тебе советовал, в случае чего, к нам обратиться?
– Говорила. Конечно, говорила, что это папин друг. Ну, может быть, очень давний, но все равно, я даже помню – они однажды созванивались в праздник какой– то, чуть ли не на День Победы. А отец после этого разговора даже рюмку водки выпил.
– Чего ж они тогда от меня шарахаются?
– Ревнуют…
– А работать мне как?
– Да они и не хотят, чтобы ты работал. Категорически. Мне Виктор час назад звонил, целую истерику закатил. Ты у него в офисе был, оказывается?
– Был.
– Ну вот. А у него какие-то неприятности из-за этого. И, конечно, я во всем виновата. Зачем я тебя наняла? Ты, мол, теперь везде и всюду нос свой суешь, а у него и без этого проблем выше головы, И чтобы я тебе запретила. Отца, мол, все равно не вернуть, ну и земля ему пухом, и светлая память, а живым людям нечего жизнь портить. Вот так, примерно.
– Ну?
– Что?
– Сворачиваем всю эту бодягу?
– Нет, – Ирина отрицательно помотала головой. – Не сворачиваем. Он может беситься сколько угодно. Он ведь весь в свою мамочку. Я же помню, как она меня ненавидела. Какие истерики отцу закатывала. Я же училась в английской школе, а Витька в обыкновенной. Сначала его, конечно,тоже в мою определили, я уже в пятом классе была, но потом посоветовали перевести в просгую. Чтобы комплексы в ребенке не накапливать. Не потянул он. А мне все легко давалось, я что, виновата? Мне интересно было. А ему нет. Ну, неинтересно и неинтересно, зачем же тогда завидовать? И ведь у него и папа, и мама – вот они, живые-здоровые. А я? Мне папа подарки тайком от этой… делал. И чтобы я теперь из-за каких-то там его капризов не выяснила, что с отцом произошло? Да провались он, чтоб его разорвало… Идем ужинать?
– Идем, – Волков встал с дивана. – А люстру эту, говоришь, подключить даже и не пробовали?
