– Там, на этой, фамилия другая, но мою запомнить очень просто. Волков моя фамилия, запомнил? – Петр хищно улыбнулся.
Мужчина кивнул и убрал визитку в карман.
– Вот и хорошо. А телефоны те же. Ты, как я понимаю, от Чики? Мужчина кивнул еще раз.
– К тебе лично у меня претензий нет, ты не от себя сюда пришел. А Чике… просто передай ему от меня привет. А если он сразу не поймет, ты ему на словах расскажи… ну, про все, что здесь видел, слышал. Про его участие в сокрытии трупа напомни, ну… и так далее. Понял? Мужчина опять кивнул.
– Вот и хорошо. Иди себе с Богом. Леша, проводи.
Алексей проводил мужчину в переднюю, выпустил из квартиры и запер дверь.
– Ну? – взглянул Волков на Дугина. – Чего пригорюнился, родное сердце? Тот боязливо отвел взгляд в сторону.
– Ты хоть понимаешь, за что я тебя побил?
– Да, – кивнул Дугин.
– Ни хера ты не понимаешь, – вздохнул Петр. – Наорать мне на все ваши заморочки с бабками, с наследованием, да и вообще на все, каким образом вы там свои «лавэ» варите. Не судья я вам в этом. Но… – прошу отметить! – лишь до той поры, пока меня – понимаешь? – лично меня в свое говно харей не тыкнете. Это ясно? Ты чего же это удумал, стервец? На меня поклепы возводить? Другого ничего не мог придумать? – Нет, – мотнул головой Дугин. – Не мог. Честное слово.
– Вот, – ткнул в его сторону пальцем Волков. – Вот за это, конкретно, и получил. А в другой раз вообще порву.
– Да и хватит с него, – вошел в комнату Адашев-Гурский со стаканом в руках. – Не все подличают по злобе, иные и по недомыслию.
– Да? – поднял глаза на друга Петр. – А ведь он сюда, в дом твой, между прочим, не в гости пришел. Они бы тебя тут с этим «братом Колей», знаешь… пока бы ты им и колечко, и дискету с интервью, и вообще… уж даже и не знаю, чего бы ты им тут не отдал, добрый ты наш.
– Ну… – шевельнул широкими плечами рослый Гурский, – это еще как посмотреть. Я же все-таки спортсмен, значкист. Просто разрухи в доме не хотелось. Проще было спрятаться. И вообще… колечко у нас, кассета с признанием тоже. Пошел бы он на хер, а?
– Думаешь?
– Да тут и думать нечего. Пусть валит. Господь ему судья. Ты же его отлупил? Отлупил,. Вот и все. Ты, главное, проследи, чтобы они старушек одиноких обижать не принялись. А то с них станется.
– Ладно, – Волков повернулся к Ду-гину. – Чтобы завтра же был у нас в Бюро вместе с Яной этой… то есть с Анной, которая теперь законная наследница фирмы. Договор подписывать будем. Понял?
– Да, – быстро кивнул тот.
– Ну, а теперь… давай, дуй отсюда крупными скачками!
– Ну что… – вошел Волков на кухню.
– Нет, ты смотри, – чертил что-то авторучкой на клочке бумаги Андрей Иваныч склонившемуся над столом Лехе Прапору, – вот это вот Москва-река, видишь? Вот тут мост. А вот мой дом, прямо на набережной. Понял?
– Ну, в принципе…
– Адрес я, короче, тут же написал, а вот и телефон. Держи.
– Спасибо.
– Да ладно тебе. Я допоздна не сплю. Звони в любое время…
– …года, – закончил за него фразу Адашев-Гурский.
– У тебя поезд, Андрей Иваныч, – взглянув на часы, напомнил Петр.
– Да? – удивился тот. – А куда?
– Домой, Андрюша, домой, – похлопал московского гостя по плечу Гурский. – Мила небось уже волнуется.
– Ну… это, наверное, да. Я даже не звонил ни разу.
– Леш, ты не очень устал? – обернулся к Алексею Петр. – А то мы тачку возьмем.
– Ну вот еще. Развезу я вас всех. Делов-то…
– У тебя чего из вещей с собой было? – взглянул на Андрея Гурский.
– О! – Андрей Иваныч поднял указательный палец. – Термос! Спасибо, что напомнил. Я без него в дороге, как без рук.
– Он там в комнате. И вроде что-то в нем еще изрядно плещется. Давай, забирай его и поехали.
– Ой как не хо-очется-а-а…
– Давай-давай. А вот ключ мой от квартиры верни.
– Так он же… погоди-ка, – Андрей подошел к входной двери, отпер ее изнутри и указал пальцем на ключ, торчащий из замка с наружной стороны. – Вот он. Я его и не вынимал. На всякий случай. Мало ли… я войду, дверь за мной захлопнется, а ребята снаружи так и останутся ни с чем.
– Все, господа, все, поехали. Опаздываем, – похлопал в ладоши Гурский.
Черный джип остановился у Московского вокзала.
– Все, Леша, спасибо, езжай домой.
– Да ладно тебе, Сергеич, чего там… я подожду. А потом по домам вас развезу.
– Да мы с Сашкой прогуляемся. Погода хорошая.
– Ну, как знаешь.
– Давай, Леха, – протянул Алексею руку Андрей Иваныч. – Смотри тут у меня, по вечерам осторожнее, а то ведь хулиганья-то круго-ом…
– А ты в глаз визин закапывай. Быстрей пройдет.
– Ну счастливо.
– Бывай, – улыбнулся Леша. Джип мигнул на прощание фарами и укатил.
– Вот твой вагон, – Гурский остановился возле раскрытой железной двери.
– Иди ты? – изумился успевший приложиться к содержимому термоса Андрей Иваныч. – А как ты догадался?
– Тут цифрами написано.
– Да, – кивнул Андрей. – Согласен. Бывает все-таки практическая польза от твоих мозгов. А, Петя?
– Ладно, – Волков протянул Андрей Иванычу руку. – Долгие проводы – лишние слезы. Забирайся давай, да мы пошли.
– И все ж таки, Гурский, – упрямо мотнул головой Андрей, – книжка с тебя. Так и знай! Долг с игры…
– Забудь,– Александр бросил докуренную сигарету под вагон.
– Ребята,– Андрей Иваныч оглядел приятелей теплым взглядом.– Как я люблю ваш город! Тут у вас такая атмосфера… каждый раз как-то… так отдыхаешь…
Петр кашлянул в кулак.
– Я пришлю тебе открытку с «Авророй», – усмехнулся Гурский.
Поезд тронулся.
Андрей Иваныч вскочил в тамбур, держась за поручень, высунулся из двери и, глядя на удаляющихся вместе с перроном друзей, взревел:
– Тага-анка!!! Все ночи по-олные огня-а!!!
– На, держи, – неторопливо бредя по платформе, Гурский протянул Волкову аудиокассету с признанием Дугина.– А то еще забуду.
– Ага, – кивнул Петр, взял кассету и убрал в карман.
Они повернули налево, спустились по ступенькам и вышли на Лиговку.
– Домой не хочется, – вздохнул Гур-ский.
– Поехали ко мне?
– Поехали. Только давай немножко по Невскому прогуляемся?
– Да я в таком виде… – Волков скептически взглянул на свой спортивный костюм. – И еще и волына выпирает.
– Да и наплевать. Подумаешь… – Александр огляделся вокруг. – Мы же дома.
– Тоже верно.
Они пересекли Литовский проспект, дошли до перекрестка с Невским, повернули налево и не спеша пошли по тротуару.
– А согласись, – нарушил молчание Петр, – повезло тебе с этим колечком.
– В смысле?
– Ну, в том смысле, что… как бы ты иначе… вот так вот взял бы сразу и догадался, что они… что это, короче, она одна, а не двое их?
– Во-первых, вовсе и не сразу. А во-вторых… много у нее проколов было. И с выпивкой бодяженой, и чисто интонационных, и вообще… – Гурский достал из кармана куртки пачку сигарет, – трудно сказать… «как догадался?» Оно же все на подкорке копится-копится, а потом вдруг – раз! – и выстреливает.
– Что копится?
– Вероника твоя, которая Вера и Ника, а на самом деле – одна девчонка. Потом две как раз девчонки, которые со мной одновременно в бане были… они же для меня спьяну обе были, как одна. Ну и, конечно, самое главное – аромат.
– Аромат?
– Конечно. Видишь ли… бывают, конечно, на свете две очень похожие женщины; бывают даже близняшки однояйцевые, причем настолько одинаковые, что их только мать родная различить и может. Но все равно, это два разных человека, две отдельные личности, согласен?
– Разумеется, – кивнул Петр.
– Ну и вот… а знаешь, кстати, как этих Аню и Яну мать в детстве различала? Ну… не когда купала, конечно же, а в одежде, в быту?
– Как? – заинтересовался Петр.
– Она сама мне однажды подсказала, только я не сразу осознал. Это у меня потом все как-то вдруг сложилось и… стрельнуло.
– Кто подсказал, мать?
– Яна,– Гурский прикурил сигарету.
– И что?
– Она сказала, что в детстве их только мама различать могла. А потом и говорит: «Уж даже и не знаю, как. По запаху, что ли?»
– Ну?
– Ну так вот, не бывает на свете двух женщин, Петя, которые пахли бы одинаково.
– Ну?
– «Ну», «ну»… Чего разнукался-то? Запах, аромат один и тот же. Что от одной, что от другой. Вот и все, – пожал плечами Адашев-Гурский. – А так не бывает. Такого не может быть, потому что этого не может быть никогда. Вот что меня постоянно ломало подсознательно, покоя не давало. А я все понять не мог. А потом понял.
– Н-нда… – пробормотал Волков, – а мне и в голову не пришло.
– Так тебе и на аромат еды плевать.
– Ладно, тоже мне тут…
– А уж потом, когда я понял, что одна сестра себя за обеих выдает, я уже стал думать: «Пуркуа, собственно?» Если, допустим, умерла каким-то образом младшая – ну и что? Зачем весь этот цирк? Нет никакого смысла. А вот если старшая… тогда все на свои места и встает. Это же элементарно, – Адашев-Гурский стряхнул пепел на тротуар.
