- Прекрасная мысль, Мария. Правда, жаль, что мое произведение будут приписывать другому, но зато вечером мы увидим, как семеро Рамиресов бьют Хавьера. Иди, Мария, купи пива и поп-корна, а я вынесу два кресла на лестничную площадку.
- Антонио!
- Что, Мария?
- Откуда эта помада у тебя на щеке?
- Не говори глупости, Мария. Это боевой раскрас. Во мне проснулись гены моих предков.
- Ты имеешь в виду своего дедушку – стоматолога?
- При чем здесь? Мы же происходим от древних ацтеков, а они выходили на тропу войны раскрашенными и хорошо одетыми.
- А ты вышел на тропу войны?
- Естественно! Иначе зачем бы я надел свой лучший костюм и так надушился.
- А с кем ты воюешь?
- С бледнолицыми. Ведь это они научили нас пить огненную воду и трахать наших женщин. Я пошел им мстить.
- И как ты будешь это делать?
- Еще не знаю. У меня всего сто долларов, мне может не хватить, поэтому я зашел взять еще двести.
- А может, ты не будешь им так жестоко мстить, а вступишь с ними в цивилизованный диалог, заодно сэкономишь сто долларов?
- И это говоришь мне ты, Мария, мать твоих троих детей, хозяйка нашего хомячка Густаво, женщина, которая каждый день вытирает пыль с моего телевизора.
- Что ты несешь, Антонио?
- Я несу врагам смерть и разрушение. Пойду, отрублю у них что-нибудь жизненно важное, подвинься, Мария.
- Антонио, Антонио!
- Что, Мария?
- Сегодня было так смешно! Представляешь, этот негодяй Гонсалес у нас на работе открыл бутылку пива зубами.
- У, Мария, это ерунда, я тоже так умею. Смотри. (Хрясь!). Гм. Тьфу. Гм. Тьфу-тьфу-тьфу.
- Ой, Антонио, зачем ты выплевываешь зубы?
- Знаешь, Мария, мне не нужны эти зубы. Все равно они больше не прикреплены к моей челюсти, а в таком виде они мне не пригодятся. Только мешают разговаривать.
- Да? Ну, тебе видней.
- Но зато, Мария, я могу открывать пиво глазом. Смотри.
- Ой, Антонио, может, не надо?
- Не волнуйся, ты же меня знаешь. (Хрясь!). Ой. Ой-ей-ей. Ну, что, Мария, открыл?
- Не знаю, Антонио, непохоже.
- Да? А что это там моргает на бутылке?
- Антонио, это твой глаз.
- Глаз… А кто этот мужчина?
- Какой, Антонио?
- Ну, вот этот, рядом с тобой… со странным выражением лица.
- Ой, даже не знаю, как тебе сказать, Антонио.
- Говори, Мария, я готов ко всему.
- Антонио, это ты.
- Н-да, к этому я готов не был. Как быстро закончилась вечеринка… А ведь начиналось все так хорошо – пиво, которое должны были вот-вот открыть… Права народная мексиканская пословица – не имей сто матологов, а имей одного окулиста.
- Антонио, Антонио! Ну, сколько можно!
- Что случилось, Мария, что ты так кричишь?
- Мне это надоело. Я целыми днями занимаюсь по хозяйству, а ты только ешь, пьешь, спишь и смотришь телевизор.
- Мария, ты даже не представляешь, какую глупость ты сейчас сказала. Я же готовлюсь к Всемексиканским соревнованиям по пятиборью.
- Антонио, но как же ты будешь соревноваться в таком виде – пьяный, растолстевший, заспанный. Разве в таком виде можно бегать, плавать, скакать на лошади?...
- Мария, это совсем другое пятиборье. В нем спортсмены соревнуются в том, чтобы лучше всех пить, есть, спать и смотреть телевизор.
- Правда? Хм… Подожди, но это же только четыре дисциплины.
- Молодец! Все задают этот вопрос. Просто «пить» идет в зачет два раза – как утренний вид и вечерний. С утра соревнуются пивом, а вечером – текилой.
- А почему же ты так часто пьешь текилу с утра?
- И это хороший вопрос. Мария, у меня, как у каждого профессионального спортсмена двухразовые тренировки.
- Ну, хорошо, как побеждают в «пить», «есть» и «спать» я еще понимаю. А вот как определяют победителя в смотрении телевизора?
- Мария, ты молодец, ты уже начинаешь разбираться в спорте. За смотрение телевизора выставляют две оценки – за технику и артистизм. Вспомни, как я смотрю футбол. Техника проявляется в том, как я подскакиваю, бью кулаками по подлокотникам, хватаюсь за голову, кидаю стаканы. А артистизм – это выражение лица, выкрики, красота и изобретательность фраз, которые я выкрикиваю. В общем, Мария, давай так – в «пить» и «спать» я чувствую себя уверенно, а вот в «есть» я пока слабоват. Приготовь мне кастрюлю кактусовой манной каши, я попробую съесть ее быстрее, чем за 8 минут 11 секунд, это рекорд Мексики.
- Конечно, конечно. Мой муж будет победителем!
- Да, Мария, а пока я пойду посплю – мне нельзя расслабляться ни на минуту. А завтра я еще начну готовиться к спортивному ориентированию.
- А это как, Антонио.
- Очень просто. Выпиваешь две бутылки текилы и пытаешься сориентироваться, где находится туалет. Или, хотя бы кровать.
- Мария!
- Да, Антонио!
- А сколько у нас шпаг?
- Четыре!
- А сколько у нас мушкетов?
- Четыре!
- А нас сколько?
- Двое!
- Ага. Чувствуешь проблему?
- Нет.
- Зачем нам два лишних мушкета? Да и первые два зачем? И со шпагами что делать?
- А вообще, к чему это все, Антонио?
- Просто я очень любил этот фильм в детстве. Представлял себя этим усатым мексиканским актером, который потом еще спел «Зеленоглазое такси».
- А я мечтала сыграть Констанцию.
- Ну, Мария, на Констанцию ты не очень похожа…
- А на кого, на Миледи?
- Миледи бы ты тоже не сыграла…
- Но там остается только роль Королевы.
- Нет, Королевы тоже нет. Ты могла бы сыграть Портоса.
- Что ты говоришь, Антонио?
- А что, у тебя и комплекция, и усы. Рост, правда, не очень – метр сорок четыре, но ведь кино – это великий обман. Ну-ка, скажи «Тысяча чертей»!
- Тысяча чертей…
- Прекрасно! Ты настоящий Портос. Все, я пошел искать деньги для нашего фильма, жди меня утром.
- Мария!
- Да, Антонио.
- Обними меня, Мария, и покрепче.
- А почему?
- Потому что ты обнимаешь миллионера. Скоро мы сказочно разбогатеем.
- Ой, Антонио, а может ты не будешь мне ничего об этом рассказывать, ведь это наверняка окажется ерундой.
- Нет, Мария, на этот раз все верно. Я нашел раритетный телевизор 18 века.
- Да? И что, он показывает?
- Нет, конечно. Во-первых, он очень старый, а во-вторых, в 18-м веке не было телепередач. И потом, как он будет показывать, у него нет кинескопа, там вообще только четыре стеклянные стенки и дно.
- А откуда известно, что это телевизор?
- Ну, я догадался, а для всех остальных я нацарапаю это на стекле.
- Правильно, чтобы эти негодяи, не разбирающиеся в антиквариате не подумали, что это аквариум.
- Да, а рыбок, улиток и водоросли мы выльем, и продадим его какому-нибудь сумасшедшему коллекционеру.
- Ну, что ж, Антонио, на этот раз все безупречно. Пойду заказывать путевку на Канары.
- Иди, только сначала дай мне девять песо, мне еще надо выкупить его у этого негодяя ростовщика Марселоса, которому я вчера поздно вечером заложил наш аквариум, когда мне не хватало на… на книги.
- Только не проговорись ему, что это телевизор, а то этот негодяй сам продаст наш аквариум.
- Мария!
- Да, Антонио?
- Ты закрутила на зиму кактусы?
- Да. Целых 28 банок.
- Ну, Мария, мы опять не готовы к зиме. Этого мне хватит на три дня – под текилу, да с хорошей закуской… И еще же есть хомячок Густаво.
- Что ты говоришь, Антонио, Густаво не ест соленые кактусы!
- При чем здесь, Мария? Я имел в виду, что один раз можно закусить им. А потом что мы будем делать?
- Ты что, Антонио, есть нашего Густаво? И потом, он же такой маленький!
- А ты предлагаешь съесть тебя? Нет, Мария, я отказываюсь. Я не люблю жирное… и усатое.
- А чем же мы будем питаться?
- Боюсь, Мария, что нам предстоит самое страшное – придется всю зиму ходить в магазин. Как это прозаично! Так было все лето, всю осень, и вот теперь зима… Н-да.
- Антонио, погоди, а мы что-то сказали про негодяев?
- Нет. Но еще не поздно. Негодяй тот, кто создал этот мир, эту Мексику, этих наших соседней – негодяев Муньосов, которые не пригласили нас на свадьбу их сына только потому, что мы, видите ли, рассказали его невесте, что он женится на ней – хромой одноглазой дуре – только из-за денег, и поэтому эта свадьба не состоялась!
- Ты сейчас что-то говорил, Антонио?
- Не знаю, Мария, я уже ни в чем не уверен. Принеси мне что-нибудь, и чего-нибудь, чтобы это закусить. Только пусть это будут не удила.
- Мария!
- Да, Антонио?
- Ты закрутила на зиму кактусы?
- Да. Целых 28 банок.
- Ну, Мария, мы опять не готовы к зиме. Этого мне хватит на три дня – под текилу, да с хорошей закуской… И еще же есть хомячок Густаво.
