Федор Иванович сообразил, что действительно был не совсем последователен.
- Николаю Петровичу скажешь, что позволил... Но об этом еще завтра утром поговорим, утро вечера мудренее...
Когда Леонид после треволнений дня заснул крепким сном юности, Федор Иванович завел не менее серьезный разговор с опечаленной Анной Степановной.
- Знаю, мать, о чем горюешь. Мечтала, что сын профессором будет, а он вон к станку просится...
Это была правда: мечтала Анна Степановна для своего сына о многом. И больше всего удивляло ее сейчас спокойствие мужа - человека, которому она безгранично верила.
- Сядь, Анюта, рядом... Расскажу тебе, о чем думаю... Перво-наперво ответь: кем я был, когда ты за меня шла?
Анна Степановна с ответом не торопилась, да Федор Иванович на нем и не настаивал. Ответил сам:
- Был я, Анюта, простым рабочим. И отец мой рабочим был, и дед, и прадед... Мы, Карасевы, из рода в род рабочие-путиловцы. И прямо тебе скажу: хочу, чтобы мой сын по этой дороге пошел. О почете мечтаешь... так где он, почет? Хорошая работа - вот почет! Мало ли больших деятелей по прямой дороге от станка шло?.. Уважаешь ты Петра Тихоновича?
Пример был убедителен. Старинный друг Карасевых, Петр Тихонович Нестеренко, мастер инструментального цеха, был отозван на большую работу в Москву: министр - не министр, а около того. Впрочем, Анна Степановна знала другой пример, более близкий. Сам Федор Иванович, пришедший на завод штамповщиком, давно уже работал сменным мастером, был членом бюро заводской партийной организации и депутатом областного Совета. Имел он и награды и, что главнее всего, пользовался общим уважением. Вспомнив обо всем этом, Анна Степановна улыбнулась:
- Ладно уж, знаю, что ты уговаривать умеешь. На другое утро Леонид стал учеником токарного цеха. Время показало, что ни отец, ни сын не ошиблись. Через четыре года Леонид Карасев числился одним из лучших токарей, а в пору, когда цех переходил на скоростное резание металла, оказался в ряду новаторов.
Редко бывают долговечными номера торопливых газет, но все-таки бывают. Заботливо, на самое дно заветной укладки, спрятала Анна Степановна номер "Тавровской правды" с портретом сына. Портрет был невелик и не слишком схож, но кому из матерей не свойственна маленькая гордость?
5.
В тот момент, когда Федор Иванович, сидя на скамейке в саду, размышлял о судьбе сына, а Наташа доказывала самой себе, что ни белых медведей, ни "Москвичей" в природе не существует, издали донесся долгий и веселый сигнал легковой машины. Сразу забыв про химию, медведей и даже про чувяки, Наташа опрометью кинулась на улицу.
- Папа, мама! Ленька приехал!
Выскочив из машины, Леонид по-мужски, троекратно расцеловался с отцом (при этом Федор Иванович сделал вид, что приезд сына на собственной автомашине дело обыкновенное), а затем загреб в свои широкие объятия мать и сестру. Он так крепко сжал их, что Наташа закричала:
- Что ты делаешь?! Ты так маму задавишь! Железное кольцо разомкнулось, и Леонид заявил:
- Мамочка, родная, хочу есть, как семьдесят семь тысяч голодных волков! Ни маковой росинки сегодня во рту не было.
Анна Степановна всполошилась:
- Как же так? Неужели без завтрака выехал?
- Не до того было. Выезжал рано.
- Так по дороге закусил бы. Чай, столовые по дороге попадались?
- Выпил в Ефремове газировки, на большее финансов не хватило.
- Да ведь денег ты брал с запасом!.. На плохой конец, у тети Лизы занял бы...
- И запас растратил, и у тети занял - и все растратил. Запасные части брал, книг много купил. Последний раз стал расплачиваться - сорока копеек не нашел, пришлось одну книжку отложить.
- Ох, как же это так - целый день не евши!..
Через несколько минут Леонид сидел на веранде перед сковородкой с яичницей. Он только принялся за еду, как перед ним предстала Наташа.
- Почему она такая? - гневно спросила она.
- Кто "такая"? Яичница?
- Не яичница, а машина. Почему она такого невозможного зеленого цвета?
- Представь себе, Натка, с точно таким вопросом я обратился к одному специалисту, и знаешь, что он мне ответил? Он ответил: "Она зеленая потому, что ее покрасили зеленой краской".
- Это я и без твоего специалиста знаю. Но неужели не было машин другого цвета?
- Были всякие, даже черные...
- Фу!
- Коричневые...
- Фи!
- Серые, мышиного цвета...
- Бр...
- Были еще такие... Ну как тебе сказать?.. Как твой зимний халатик.
- Цвета какао с молоком?
- Примерно.
- Да отстань ты от него! - прикрикнула на Наташу Анна Степановна. Человек с голоду помирает, а ты к нему пристаешь.
Но остановить Наташу было не легко.
- Полюбуйтесь на него! Были машины цвета какао с молоком, а он выбрал лягушачьего!
- Не лягушачьего, а болотного.
- Не болотного, а самого что ни на есть пре-раз-ля-гушачьего! Я всегда говорила, что у тебя нет вкуса!
Спор с сестрой не помешал Леониду расправиться сначала с яичницей, а потом с тарелкой щей и изрядной порцией солянки. Запив эту благодать стаканом холодною молока, Леонид поспешил к машине, где застал вооруженного складным метром отца.
О постройке гаража или о сооружении временного навеса для машины Карасевы думали и раньше, но дело это сулило большие неприятности и под благовидным предлогом уточнения габаритов "Москвича" все время оттягивалось.
- Придется отодвинуть калитку на метр сорок и расширить на полметра, поделился Федор Иванович своими расчетами. - Я уже размерял: вот здесь будет проезд, а гараж вон там.
Он показал в глубину сада, на красивую двадцатилетнюю грушу, в темной зелени которой светились огоньки мелких завязей.
Ознакомившись с планом отца, Леонид понял, что вместе с грушей должны будут погибнуть клумба с Наташиными георгинами и большой куст сирени. Это был наименьший ущерб, вызванный вселением "Москвича" на густо озелененную усадьбу.
- Жаль, папа, такое дерево валить.
Жаль? Леониду и впрямь было жаль рубить красивое, молодое, плодоносящее дерево, но слова его прозвучали как-то очень спокойно, и Федору Ивановичу показалось, что настоящая жалость бывает не такая.
"Старое и новое... Непреложный закон диалектики", - подумал Федор Иванович и тотчас почувствовал, что где-то в тайниках души у него возникла ничем не объяснимая неприязнь к вторгнувшемуся в его быт "Москвичу" Про себя усмехнулся: "Стар становлюсь. Антимеханизаторское настроение".
Молодость бывает эгоистична. Не заметив грустной задумчивости отца, Леонид принес топор, пилу и лопату.
- Я калиткой займусь, а уж грушу ты сам... - сказал Федор Иванович.
Когда топор первый раз ударил по корню дрогнувшего и испуганно зашумевшего дерева, Федор Иванович отвернулся и едва не крикнул: "Подожди!"
Как ни силен был первый удар, раненое дерево еще можно было вылечить. Но Федор Иванович промолчал.
6.
Строительство навеса было в полном разгаре, когда появились первые гости товарищи Леонида по комсомольской бригаде: весельчак и шутник Семен Голованов, кудрявый красавец Игорь Куликовский и белокурый великан Иван Татарчук. После осмотра обновки они включились в работу Карасевых, и с ней было покончено засветло.
Взявшись за топор, Татарчук заодно покончил с поваленной грушей. На время этой работы Федор Иванович уходил в глубь сада. Вернувшись, увидел груду дров и хвороста. Прямой полутораметровый штамб дерева (как тщательно Федор Иванович обмазывал его известью этой весной!) был ошкурен и стоял прислоненный к стене сарая.
- Такое бревнышко в хозяйстве пригодится, - весело сказал Татарчук Федору Ивановичу. - Груша - дерево крепкое.
"Дерево, в конце концов, на то и дерево, чтобы служить человеку живым и мертвым", - подумал Федор Иванович, но эта рассудочная мысль не успокоила его. не рассеяла грусти.
На ступеньках веранды между Наташей и Анной Степановной сидела Зина Пилипенко, любимица семьи Карасевых и всего заводского коллектива. Немного выше среднего роста, румяная и пышная, она на первый взгляд могла показаться слишком полной, если бы ее полноте не сопутствовало обаяние здоровья и молодости. И уже совсем не замечалась эта полнота, когда, одетая в расшитое русское платье, с косами, небрежно переброшенными через плечи, Зина подходила к ярко освещенной рампе сцены и, солируя, вела за собой многоголосый заводской хор.
Увидев Зину, Леонид по-товарищески предоставил друзьям завершение строительства и поспешил к крыльцу.
- Сегодня же повезу всех кататься! - щедро пообещал он.
- Отдохнул бы лучше: ведь из Москвы приехал - не шутка! - сказала Анна Степановна.
- Я уже отдохнул, мама!.. Машина, не считая водителя, поднимает троих. С первым рейсом поедешь ты, папа и...
Леонид посмотрел на Наташу и Зину и выбрал:
- И Зина.
- А я? - тоном обиженного, готового заплакать ребенка спросила Наташа.
- Ты - со вторым рейсом. Ты, Семка и...
- Зиночка! - сделав невиннейшее лицо, подсказала Наташа.
