Вишневский Владимир - Владимир Петрович Вишневский

Уставший от напора темных сил.

имперьализмом тронут за живое,

я часто Тейтельбойму говорил:

«Володя, нас таких, быть может, двое…»

…И вновь напомнит мастер дел заплечных,

что «только раз бывает в жизни Встреча»…

(Он доказал, какой он большевик,

чем впечатлил оставшихся в живых.)

…Работал навзрыд Всенародный вокзал

в соседстве с писательским домом.

Там жили поэты, и каждый встречал

решения съезда с подъемом.

…И если снова где-нибудь взорвется.

То это — слово наше отзовется…

…Нет, все-таки судьбу гневить не будем,

нет, все ж таки и в жизни нам везло:

какие выдающиеся люди

нам говорили запросто:

«Алло».

Не разверзлись небесные хляби —

То звонок разразился под вечер.

Трубку бросили как-то по-бабьи.

А когда-то бросали по-девичьи.

Когда-то я пел на бегу,

А ныне устал говорить.

Я нескольких женщин могу

Одним поцелуем покрыть.

Завиднелось и заиндевелось.

Замережились вьюжные дали.

Это зрелость на Родине, зрелость.

Чу! Машина орет не моя ли?..

…От этих щек, от этих рук,

от этих ног в цвету

уж ничего, как ты, мой друг,

 хорошего не жду.

От этих персей и ланит

 сама судьба меня хранит.

Погода была недетская

(Впрочем, вполне по стране).

Лежачая полицейская?..

Лежачая Полицейская

вдруг повстречалась мне!

Я чудом сдержал движение —

понятно,

по тормозам.

Я в жизни бывал в положении —

но не в таком,

не сам.

Лежачая Полицейская…

Что это — служба? судьба?..

Кого ты тут подменяешь —

какого копа-жлоба?..

Лежачая Полицейская,

чья-то сестра ли, мать…

А справка есть медицинская,

что можно тебе лежать?!

Я вышел, включив «аварийку».

Вгляделся, раздвинув ночь…

Пусть лично подвергся риску —

кому ж, как не мне, помочь?

Лежала она

знаково

(Кустодиев — будь здоров!)

Но на лице заплаканном —

следы от протекторов.

Есть же какие-то вещи…

И пусть я не все постиг —

лежачих не бью я

женщин,

не переезжаю их.

С тех пор как служу искусствам,

впервые услышав «агу»,

я спутать Служенье с дежурством

практически

не могу.

Я вспомнил это и понял,

как некий судьбинный призыв.

Возможно,

Её

я поднял!

Рубенса разгрузив.

Возможно, Её увез я —

избавив от униформ,

умыв — а это серьезно —

и Ею наполнив дом.

Возможно, я стал Ей мужем —

а это уже не слова.

Мы с Нею живем — не тужим,

ибо живем однова.

Мужик — пусть даже художник —

бабу ль, свою Страну —

по жизни

вызволить

должен

женщину хоть одну.

…О, я растроган был суворовцем,

что шагом строевым приблизился

и попросил вдруг 3 рубля!

(Да, что-то, видимо, не так

в недатском нашем королевстве).