Лондон, март 1787 год
Синджин одевался — быстрым привычным движением он искусно завязывал шейный батистовый платок.
Сильный запах сирени, обычно окружавший герцогиню Баченскую, почти растворился в смешении едких запахов от занятий любовью с ароматами жарко натопленной комнаты. Все еще обнаженная после долгой любовной схватки, герцогиня лежала на кровати, обдумывая, стоит ли обижаться на неожиданный уход любовника и его небрежное безразличие. Секунды было достаточно, чтобы пришло решение — не стоит, так как ее гнев будет потрачен впустую на самого распутного, самого красивого мужчину Лондона: высокого, стройного, мускулистого и смуглого как грек. Его небесно-голубые глаза излучали дерзкую обольстительность дразняще, горячо и бесстыдно. И если чисто внешнего физического совершенства было недостаточно.., проверка любовью подтверждала его абсолютное великолепие. Ни с кем она не испытывала таких чувств, как с Синджином, и никто не вызывал в ней столь бурного оргазма.
Вздохнув, она повернулась на кровати так, чтобы ее поза была наиболее привлекательной и зовущей, и сказала:
— Когда ты вернешься?
Прервав поиски своей куртки, сброшенной в порыве чувственной страсти несколько часов назад, Синджин увидел роскошность пышного тела герцогини, необыкновенную полноту груди, изящный изгиб бедер.
Он тут же подумал, как нежно и осторожно Кассандра могла бы покусывать его, но, вместо того, чтобы снова предаться радостям любви, сказал:
— Через пять дней.
— Навести меня.
Синджин Сейнт Джон герцог Сетский маркиз Фаулер граф Бартонский виконт Кавернунский обычно обосновывался в Ньюмаркете на весь сезон скачек.
Его страсть к лошадям, это знали все, превосходила даже ненасытный интерес к женской плоти. Правда, через пять дней он должен был ненадолго покинуть Ньюмаркет, вернувшись в Лондон, чтобы забрать молодую ирландскую кобылицу, — ее пришлют из Ватерфорда, имения его двоюродного брата. Забыв о Касандре, он вдруг улыбнулся, и резкие черты лица мгновенно преобразились: на нем промелькнуло Мальчишеское очарование.
— Я бы очень хотел.., но я не смогу остаться надолго.
— На сколько?
— На час.
Кассандра стала второй женой герцога Баченского после того, как его первая жена благополучно скончалась, а герцог еще не потерял желания и способности в полной мере оценить чувственную женскую красоту новой герцогини.
— На сколько? — мягко повторила она, медленно и эротично повернувшись гибким телом. Синджин начал немедленно менять решение.
— Дольше, чем на час, — ответил он и распутно улыбнулся.
Синджину было интересно, как почти семидесятилетний Бачен мог выдерживать все физические требования своей страстной жены. Однажды, без сомнения, он не выдержит. И тогда Кассандра станет очень состоятельной и молодой вдовой.
— Ты не забудешь… — прошептала она, скользнув пальцем по своей влажной промежности.
Синджин замер, взглянув на фарфоровые часы, стоявшие на камине, и взвесил важность своего прибытия в Ньюмаркет вовремя. Ведь завтра в первом забеге против серой ирландской лошади Стэнхоупа выступал его гнедой, и даже манящая акробатика Кассандры в постели проигрывала перед волнующими скачками.
Сомнения длились доли секунды, затем он, выдохнув, наклонился за своей курткой цвета бургундского вина.
Надевая куртку, он сказал, как будто объясняя мимолетную внутреннюю борьбу:
— Завтра мой гнедой бежит против лошади Стэнхоупа, прославленной чемпионки.
— Удачи тогда, — мягко прошептала она. Сквозь ритмичные звуки, издаваемые ее пальцем, низким хрипловатым голосом добавив:
— Не забудь меня.
«Навряд ли», — подумал он, еще находясь во власти ее ошеломляющего эротического образа и ощущая ответную реакцию своего могучего тела. Если бы Синджин Сейнт Джон не был столь страстным поклонником скачек и человеком железной воли, то Кассандра имела бы в своем распоряжении превосходный возбужденный инструмент.
— Берегись кнута Арчера, — предостерег Синджин своего коня, расстегивая ремни шерстяной попоны, которая защищала его чистокровного гнедого от леденящих мартовских ветров. — Он попытается ударить тебя, Ромулус, — сказал он низким успокаивающим и знакомым ей голосом, поглаживая мускулистую шею лошади.
Холеный гнедой повернул голову и слегка ткнулся носом в плечо Синджина.
— Держись от него подальше, приятель, — прошептал Синджин, — чтобы он не лягнул тебя. Участников немного, поэтому у тебя будет место для маневра, — продолжил Синджин, обернувшись к своему жокею, который подтягивал стремя на одно деление. — Ромулус смотрелся лучше всех сегодня утром во время разминки. — Синджин улыбнулся. — Все, что нужно тебе делать, — это сидеть на нем.
— Я и так все время с этим резвым скакуном. Он все-таки боится холода. Надеюсь, они скоро начнут. — Говоря так, Фордхэм убрал ноги с подставленных рук конюха, сел в седло и, глядя на своего хозяина, добавил:
— Причитающиеся мне деньги у вас?
— Они вместе с моими находятся в Рэндэла. Мы оба будем богаче по окончании Роули Майл. Сунув палец в кожаную узду, Синджин проверил: не затянуты ли удила.
Ромулусу не понравилась тяжелая рука. Это был конь; который бегал ради удовольствия и едва ли нуждался в жокее.
— Отведи его домой, — мягко сказал Синджин, в последний раз нежно похлопав Ромулуса, а затем отступил назад, чтобы Фордхэм смог проехать по маленькой площадке для конюхов к стартовой позиции.
Он с гордостью оглядел своего коня-победителя.
Некоторое время спустя Синджин стоял на балконе своей смотровой площадки из красного кирпича на гребне Абингдона, рядом с финишем. Перед ним простирался Ньюмаркет Роули Майл: открытое обилие зеленых спусков, уходящих за горизонт, сияющее солнце, придающее пейзажу величественную красоту. Он мысленым взором окинул первый день весенних сборов — начало скакового сезона, — и его охватило знакомое волнение. Он любил вид, запах и звук Ньюмаркета, красивых лошадей, суету болельщиков, будоражащий соблазн ставок, всепоглощающий трепет победы.
Купив своего первого скакуна в шестнадцать лет, он был обречен на то, чтобы завести лучшую конюшню в Англии, «в мире», как ворчали раздраженные покупатели, не могущие соперничать с герцогом Сетским в ценах, которые он предлагал за первоклассных чистокровных скакунов.
Достигнув совершеннолетия, он получил возможность распоряжаться собственными средствами. Его лошади выиграли большинство значительных скачек за последнее десятилетие и, что самое важное, удерживали первенство по количеству выигрышей.
