Гости с любопытством на нее посмотрели. О, какой стыд! Неужели у нее заплетается язык и она шепелявит?
Темные брови Рекса поднялись скептически.
— Правда?
Она встретила его пронзительный взгляд, и ей показалось, что он читает ее мысли. Ах, если бы ей принесли еще бокал вина, и тогда ей удалось бы обмануть присутствующих, чтобы они не заметили ее смятения.
Леди не обманывают, Эль.
Она подскочила и обернулась. Ей показалось, что за спиной стоит Шон. Никого.
— Элеонора? Что случилось? — участливо спросил Питер.
— Он здесь? — прошептала она, вцепившись в спинку стула пальцами так, что они побелели, и продолжая сидеть боком к столу.
Граф решительно поднялся с места:
— Думаю, пора отправляться к нашему бренди, джентльмены. Элеонора?
Она опомнилась и поняла, что сидит почти спиной, и даже не заметила, что все мужчины встали и в ее сторону обращены удивленные взгляды.
Питер остался сидеть рядом. Рекс, постукивая костылем, направился к ним. Огромный, черноволосый, очень крепкий физически, он был копией Тирелла, только глаза у него были темные, а у брата — голубые.
— Прости меня, Элеонора, я не хотел портить тебе настроение в такой день.
Она перестала его понимать, с тех пор как он вернулся с войны, раздавленный своим увечьем. Вот и сейчас не знала, что он имел в виду.
— О, Рекс, — она ласково заулыбалась, — ты ведь мой любимый брат и просто не можешь поступить неправильно. Ты ведь знаешь это?
Он взглянул на Питера:
— Извини нас, — взял ее за руку и отвел в сторону. — Да ты напилась! — тихо сказал он.
— И правда, — она лучезарно улыбалась, — теперь я начинаю понимать, почему тебе нравится пить. Принеси мне тихонько вина, красного, пожалуйста.
— Не принесу. — Он был и в ужасе, и в восхищении. Трудно было удержаться от смеха, глядя на нее. — Ты что, намерена устроить саботаж, отменив свое венчание?
Элеонора задумалась над словом саботаж.
— Хм-м-м. Саботаж — это в политике. Он здесь ни при чем.
— Иди к себе в комнату, — посоветовал он, но не мог сдержать улыбки.
— Нет. Пока меня не поцелуют, и как следует! — Она оставила его и направилась к своему жениху.
Леди уже собрались в соседнем салоне. Питер одиноко стоял у опустевшего стола.
— Все в порядке? — спросил он.
Она удивилась:
— Конечно, — и взяла его под руку. — И я снова с тобой.
Он покраснел.
— Элеонора, ты никогда не пила. Я приглашу одну из твоих сестер, чтобы тебя проводили в твою комнату.
— Это на редкость плохая идея! — Она прижалась к нему. — Мы за весь день не были ни одной минуты наедине, — произнесла она тихо, — не хочешь вместе со мной взглянуть на звезды? — Интересно, отважится ли она попросить поцеловать ее.
Он снова покраснел.
— Я и сам собирался предложить. Ты меня опередила.
— О, это я умею. Я быстро бегаю, езжу верхом и стреляю лучше, чем многие мужчины.
Он широко раскрыл глаза от изумления.
— Ууупс… — Кажется, она проговорилась.
Леди не скачут на лошади по-мужски и не стреляют. Они не ругаются и не лгут.
— Леди не лгут, — добавила она.
— Что, прости?
Разговаривать дальше было опасно, и она потащила его к открытым дверям террасы. Питер покорился.
Шон осторожно поднялся вверх по ступеням террасы. Там было темно и пусто. Он мог видеть уже с лестницы, что в доме полно гостей, и, осторожно подобравшись к огромному окну, заглянул в столовую.
Во главе стола стоял мужчина, человек, который взял его в семью после гибели отца, воспитал, кормил, одевал, учил и любил его, как своего родного сына. У Шона ослабли колени, и ему пришлось опереться на стену руками. И вдруг увидел брата. Девлин сидел рядом с женой. Для Девлина он отстроил заново Аскитон и, не задумываясь, сделал бы это снова, как и отдал бы жизнь за своего старшего брата.
Он проглотил комок в горле. Прекрасная Вирджиния, жена Девлина, выглядела счастливой, и он был рад за них. Она спасла его брата когда-то, и он был вечно ей благодарен за это.
Его сводные братья тоже встали, он видел, что атмосфера царит веселая и непринужденная.
Невозможно было не вспомнить, как он провел здесь столько лет со всеми своими родными. Воспоминания накатывали, как волны Ирландского моря: о рождественском угре, о темных зимних вечерах перед камином, приятели отца за бренди. Он с трудом отключил мозг от воспоминаний.
Зачем это? Все равно ему предстоит покинуть страну, чтобы избежать преследования. Через несколько минут он уведет из стойла свежего коня и вернется в Корк. Он должен быть там до рассвета и успеть на корабль.
Он должен так поступить и не мог сдвинуться с места.
Он пришел потому, что Эль выходит замуж.
Он прислонил лицо к холодному стеклу, глядя, как Тирелл хлопнул шутливо по плечу Девлина, и они, смеясь, покидают столовую вслед за остальными мужчинами. Как трудно и невозможно заглушить тоску и желание вновь очутиться в родной семье. Нет, нельзя забывать, что его ищут и назначена награда за его голову, к тому же он не хочет вместе с собой утащить в пропасть отца и братьев.
Теперь женщины встали, он увидел, как Тирелл обнимает за плечи леди с роскошными тициановскими волосами. Мать с улыбкой приглашала всех в соседний салон. Графиня выглядела, как всегда, элегантно, но выглядела старше. Он не обманывал себя — его исчезновение должно было ее расстроить.
Одна из женщин отошла в сторону с Рексом. Сердце его на миг остановилось, потом сильно забилось от волнения. Это была Эль.
Он был поражен. Она изменилась, но он узнал бы ее где угодно. Эль. Ничего не осталось от угловатого длинного подростка. Но если вспомнить тот последний день, когда он покидал дом четыре года назад и она выбежала к нему, уговаривая остаться, уже тогда это была девушка, похожая на готовый распуститься бутон. Он не забыл, как она высока, ее лицо чуть-чуть изменилось — несколько угловатые черты округлились, теперь овал лица стал совершенным. Как и ее фигура. Она стала прекрасной женщиной, способной соблазнить любого, и вызывала восхищение.
Он видел, как она старается уговорить в чем-то брата, очаровать его, и испытывал панику. Он ожидал вернуться к тоненькой молодой девушке, которую никто еще не целовал, видя в ней только друга и сестру. Он почти мог расслышать, что она, смеясь, говорит Рексу.
Я уже говорила тебе, что ты мой самый любимый брат?
Слова, которые она говорила им, всем своим братьям… Кроме него.
Он смотрел на нее и видел женщину, способную поразить воображение и заставить волноваться и, хотя это было немыслимо, невозможно, пробуждавшую в нем желание. Он не мог желать девушку, которую всю свою жизнь считал сестрой. Но тело с ним было не согласно, и, вероятно, сказались два года вынужденного воздержания.
