И еще она не могла заставить себя отодвинуться от него на более безопасное расстояние.
— Как вам повезло, ваша светлость… Уверена, из него вырос совершенно особенный конь, — сказала Люсинда, стараясь успокоиться. — Но я все еще не поняла, каким образом ваш конь может быть связан со мной.
Герцог оперся рукой о скамью, и кончики его пальцев коснулись шелка, обтягивающего ее бедро.
— Мне стало известно, что Царь Соломон занимает особое место в вашем сердце. Или меня неправильно информировали?
— Ну… не совсем… — в растерянности пробормотала Люсинда. — Хотя нужно сказать, я действительно присутствовала при его рождении. И я до сих пор считаю, что он удивительный конь.
Скамья, на которой они сидели, была на виду у других пар, которые прогуливались по садовым дорожкам, спасаясь от сутолоки и духоты бального зала. И Люсинда отлично понимала, что не должна забывать об опасности для своей репутации. Достаточно уже и того, что ее увидят в обществе скандально известного герцога…
«Однако сейчас важнее всего — узнать подробности о Царе Соломоне, — решила Люсинда. — В конце концов, у меня достаточно прочное положение в светском обществе». В данный момент ей хотелось понять, чем вызвано неожиданное и интригующее упоминание об этом жеребце.
А что, если… Неужели ему известно, какой план они придумали с тетей, а также то, насколько важен этот жеребец для осуществления их плана? Но как он мог узнать об этом?
Нет, никак не мог, потому что они поклялись, что будут хранить свой секрет.
— Да, это замечательный конь, — сказал герцог, прервав ее размышления. — И он мог бы стать вашим.
— Вы предлагаете мне Царя Соломона в качестве приманки? Взамен я должна позволить вам ухаживать за мной? — спросила Люсинда, даже не пытаясь скрыть свое недоверие.
Она внимательно посмотрела на герцога, пытаясь найти разгадку в его глазах. Конечно, он вел какую-то игру. Но с какой целью? Этого она понять не могла.
— Моя ставка — бесценный конь за честь быть в вашем обществе. — Его голос прозвучал неожиданно резко, чего не было всего несколько мгновений назад. А карие глаза внезапно потемнели, стали почти черными. — Если мне не удастся уговорить вас выйти за меня замуж после того, как я буду ухаживать за вами… скажем, месяца три, тогда Царь Соломон — ваш. А если вы решитесь стать моей женой… — Он пожал плечами, и в уголках его губ появилась лукавая улыбка. — Ну, тогда этот замечательный конь станет вашим в тот день, когда мы дадим брачные обеты друг другу. В любом случае вы выигрываете.
— Вы с ума сошли, — прошептала в ответ Люсинда. Хотя, возможно, она тоже сошла с ума, раз испытывала такое сильное искушение.
Герцог встал и склонил голову в коротком вежливом поклоне.
— Вы не первая, кто мне это говорит, и, должно быть, не последняя, — сказал он. — Но я жду ответа.
Люсинда тоже встала. Ноги едва держали ее, когда она, сделав несколько шагов, посмотрела герцогу в лицо.
Наверное, она не может позволить ему ухаживать за ней. Или все-таки может?
Глядя на герцога, Люсинда заставляла себя думать не только о его красивом лице и призовом жеребце, которым он ее завлекал. Она думала о семье герцога, обладавшей всевозможными связями. А также о том, что он достаточно состоятелен.
И он был не такой старый, как Мефусалим, и не такой молоденький, как сын лорда Торпа, которого ее служанка считала следующим в списке женихов, составленном Амелией. Да, он вполне ей подошел бы, если бы не его репутация.
Ужасная репутация!
О его победах над женщинами ходили легенды, да и о пьянстве тоже. И вообще если верить слухам, то Железный Уилл был ужасно жаден до всевозможных радостей жизни.
— Так что же вы решили? — проговорил герцог. — Каким будет ваш ответ?
— Еще минутку, пожалуйста… — Люсинда сорвала душистый цветок жасмина и вернулась к своим размышлениям.
Конечно, предположила она, смысл может быть только вот в чем: мужчина с таким богатым прошлым, как у герцога, ищет себе такую жену, чья репутация могла бы ослабить впечатление от его собственных сомнительных похождений.
Действительно, смысл именно в этом, как увидел бы любой, кто потрудился бы подумать об этом подольше.
И еще — лошадь. Вероятно, ее тети не будут иметь ничего против того, чтобы провести три месяца в обществе этого мужчины в обмен на Царя Соломона.
Да, конечно, она убедит их. И ее успех навсегда изменит их жизнь.
Значит, можно позволить этому мужчине… находиться с ней рядом.
То есть ухаживать за ней.
Вероятно, это будет не слишком сложно.
«Да-да, устоять против него — не так уж сложно», — говорила себе Люсинда, водя бархатистым цветком по губам.
Герцог смотрел на нее вопросительно. А она, взглянув на небо, отыскала Орион, Стрельца… и поздравила себя — какая же она сообразительная!
Да, конечно, близость лорда Клермона волновала ее так, как не волновало присутствие других мужчин, однако…
Люсинда вздохнула с облегчением, решив, что герцог не обладает над ней властью, когда находится на расстоянии вытянутой руки. И, следовательно, именно на таком расстоянии он и должен находиться все время, пока будет ухаживать за ней. Разумеется, если она примет его предложение. А сейчас ей требовалось время, чтобы хорошенько все обдумать, прежде чем соглашаться.
— Я приму ваше предложение, после того как посоветуюсь кое с кем, — ответила Люсинда, решительно махнув цветком, как бы подчеркивая свои слова.
Герцог взял ее за руку, в которой она держала цветок.
— Да, конечно. Только знайте: я — человек нетерпеливый.
— Терпение — это одна из главных добродетелей, ваша светлость, — заметила Люсинда, высвобождая свою руку. — И хорошо бы вам проявить его, если хотите продвинуться в этом… этом…
Герцог взглянул на нее с веселой улыбкой.
— В ухаживании, леди Люсинда? Вы ведь это хотели сказать?
Она молча кивнула. И тут же, вскинув подбородок, зашагала к дому.
«Господи, помоги!» — мысленно воскликнула она, входя в бальный зал.
Легкий ветерок шевелил темно-красные шелковые занавеси, закрывающие приоткрытое окно в спальне Люсинды. Ее лондонский дом на Гросвенор-сквер был элегантен и прекрасно обставлен, и она всегда чувствовала себя в нем очень уютно.
Но только не сегодня ночью.
Даже свежий воздух не помогал — ей по-прежнему было ужасно жарко.
Люсинда сняла бриллиантовые серьги, браслет и длинные бальные перчатки и теперь ожидала, конца Мэри расстегнет застежку ее сверкающего ожерелья.
Служанка управилась с застежкой, а затем быстро и ловко расстегнула бледно-розовое платье, и оно с шорохом упало на пол.
