«Не сын. Чертами лица не похож на хозяина. Раб. Но почему он в такой странной накидке, больше похожей на женское платье? Почтенный демирджи по прозвищу Халиб не похож на тех любителей мальчиков, которых так немало в Истанбуле. К тому же мальчуган худосочен: зачем кузнецу такой раб? Мог бы купить крепыша, который бы ему и котлы чистил, и мехи качал. Впрочем, мехи качать есть кому. Вон загорелые подмастерья копошатся в тени кузни, не обращая внимания на гостей, словно и нет их».
– Это Черкесли, – словно читая мысли гостя, произнес хозяин. – Я купил его у черкесов, уже после Рамазана. Он в женской одежде, потому что старая порвалась, да и вырос он из нее. Сейчас ему новую шьют.
Человек в черном хотел сказать еще что-нибудь – то ли похвалить дочку Халиба, то ли похвалить шербет, но передумал и решил перейти прямо к делу.
– Почтенный Ибрагим… Не станем говорить, что ты подлинный знаток своего многодостойного ремесла, будь это иначе, я бы не оказался здесь. Поэтому мой вопрос таков: можешь ли ты выковать нечто, подобное этому?
В его руках словно из ниоткуда возник тряпичный сверток. Развязав тряпицу, оказавшуюся шелковым платком, гость подал лежавшую в нем вещь кузнецу.
Это был обломок сабли. Дорогой и редкой сабли. Рукоять с эфесом и часть клинка, узорчатого, серого.
Ибрагим внимательно рассмотрел слом. Сварной булат был словно бы… Да нет, не «словно бы», а именно разрублен. Разрублен мощным ударом. Причем этот удар шел не сбоку – так еще можно перебить клинок, пусть не булатный, поплоше, – но с лезвия, как то бывает, когда сабли сходятся при встречной рубке.
У Ибрагима уже седина пробивалась в жесткие курчавые волосы, но такого он еще не видел. Сломать можно все, и булатную саблю тоже, но перерубить?..
Вторую странность он обнаружил на рукояти. Изящная крестовина, накладки из рога зверя, зовущегося гергедан, обвитые шнуром золотой проволоки, – такое Халиб видал, пускай и не слишком часто. Но чтобы сабельное навершие было украшено огромным индийским топазом – нет. То, что топаз был индийским, а не с берегов Красного моря и не из лесных краев, именуемых Волынской землей, Ибрагим понял сразу – нет, не понял, скорее почувствовал.
Топаз оказался разбит, расколот на две почти равные части, чудом державшиеся в оправке. Похоже, удар был нанесен не дробящим оружием, а острым лезвием – да, именно вроде сабельного. Оно же рассекло и одну из накладок рукояти.
Вполне возможно, что прежний хозяин этой сабли лишился и пальцев. Если не всей руки.
Бережно положив обломок сабли обратно на шелковый платок, кузнец вопросительно посмотрел на гостя. То, что дело было необычным, он уже понял. Тем более что гость так и не сказал своего имени, кто он и откуда, а также кто посоветовал ему обратиться именно к демирджи Халибу, человеку, в рекомендациях не нуждающемуся.
Гость понимающе кашлянул и изложил свою просьбу:
– Эта вещь дорога для меня, – гость изучающе смотрел на хозяина. – Я хочу сделать из нее короткое оружие, раз уж длинным оно, сам видишь, быть перестало. Прямой обоюдоострый кинжал, или бебут, сохраняющий прежний изгиб, или печак с односторонней заточкой – выбери сам. Твой глаз и твоя рука вернее моих слов подскажут, что здесь можно сделать. Вот только хорошо бы сохранить и камень на навершии. Сможешь ли ты сделать это тоже? Я знаю, что это работа не для кователя металла, но недаром твое прозвище…
Он выжидающе умолк.
Кузнец еще раз внимательно осмотрел сломанную саблю и с сожалением протянул ее обратно гостю:
– Нет, камень сохранить нельзя. Пойди к гранильщикам, они сделают тебе два новых камня. Даже если я соберу обломки вместе, сделаю новую коронку, поставлю их на осетровом клее – топаз уже разбит. Трещин очень много, они рано или поздно дадут знать о себе, и тогда камень в навершии просто рассыплется от любого случайного удара. Или даже без него. Да и скрыть, во всяком случае, главную трещину… чего уж там, скажу прямо, место разруба, не получится. Нет, путь этого камня как единого целого завершен.
Гость молчал, посматривая то на саблю, то на кузнеца, то на землю, то куда-то в сторону.
– Если хочешь, я сам поговорю с гранильщиком. – Ибрагим снова бросил взгляд на навершие. – Ты прав, говоря, что это работа не для кователя металла, но и мастер по камню тут справится не всякий. Далеко не всякий… Тем не менее среди тех мастеров, с которыми я разделяю труды, есть и тот, кто перегранит тебе эти оба обломка, сделает из них два одинаковых камня. А я поставлю тебе их на рукоять с обеих сторон: накладки ведь все равно придется менять. Менять на… если захочешь… Да, если ты того захочешь, я вместо рога использую камень. Другой, совсем особый… Подожди немного, я покажу тебе…
Кузнец исчез в глубине дома, а когда снова, не так уж скоро, появился на дворе, в его заскорузлой руке был мешочек из оленьей замши. В таких держат пули, а с недавних пор насыпают новомодное зелье под названием табак. Но этот мешочек служил для других целей.
Ибрагим развязал шнурок, и на мозолистую ладонь скользнул крупный кусок янтаря, будто охваченный внутренним пламенем. В глубине яркого камня плавал пузырек воздуха, а рядом, чудесным образом перенесенная под поверхность, будто янтарь когда-то и вправду был не камнем, но древесной смолой, застыла, словно обнимая этот пузырек, крошечная ящерица. Вроде тех, которые даже в нынешнюю пору иногда приезжают, подобно непрошеным пассажирам, прячась среди досок и канатов кораблей, доставляющих товар с Тарапатама. Или Львиного острова, как его еще именуют.
Гость долго разглядывал камень и застывшую в нем навек ящерицу. Затем лицо его просветлело.
– Делай, мастер. Поступай, как ты знаешь, да сотворит Аллах твои дороги легкими. Работай, Ибрагим-уста. Я верю тебе. Ты сделаешь так, как никто другой сделать не сумеет. Спасибо тебе за надежду, почтенный кузнец, да даст Всемилостивый тебе долгие годы жизни. Клянусь, я не обижу тебя с наградой. Вот… – голос его изменился, – вот задаток. Заплатишь гранильщику и купишь, что будет надо. Потребуется – добавлю еще.
На ладонь оружейника рядом с опустевшим мешочком, только что таившим внутри янтарь, лег другой, мягко звякнувший той тяжестью, которой Аллах наделил лишь один металл.
Черкесли и девочка уже несли шербет.
После того как гости промочили горло, Ибрагим, еще немного помолчавший в раздумьях, наконец произнес:
– Два камня, которые получатся из этого топаза, будут похожи на половинки сливы.
– Сливы? – переспросил гость. – Ну, пусть будет слива…
– Скажи, почтенный, известны ли тебе свойства топаза?
– Не больше, чем прежнему хозяину этой сабли… – Ответ был двусмыслен, но кузнец предпочел истолковать его по-своему.
