Варвара и ее спутник, побродив по колено в воде, продолжали оставаться на берегу, скрываемые зарослями ивняка, камыша и осоки. Когда же, наконец, они приблизились к скатерти-самобранке, как шутливо выразилась Маргарита, весь их вид свидетельствовал о некой неприятности. Варя поджимала губки и недовольно крутила в руке травинку. Марго не поняла, то ли подруга недовольна, то ли обижена, то ли разочарована, или все одновременно? Бархатов казался напряженным и раздраженным и даже не пытался этого скрывать за маской вежливой любезности. Марго недоумевала. Неужто между ними состоялось выяснение отношений. Или именно не состоялось? Молодые люди даже избегали смотреть друг на друга, и это рождало в сознании Марго самые ужасные предположения. Пикник получался безрадостным, разговор не клеился, не помогла даже откупоренная Бархатовым бутылка вина.
Неожиданно за кустами раздались голоса, и перед гуляющими оказалась стайка ребятни и несколько женщин-работниц с фабрики. Увидев хозяйскую дочь, они робко приблизились и с почтительным поклоном попросили уделить им внимание. Варвара тотчас же поднялась и подошла к женщинам. Марго всегда удивлялась, как резкая и нетерпимая Варя всегда внимательно и серьезно относилась к нуждам рабочих. Они знали это и часто прибегали к ее заступничеству и помощи. Вот и теперь Варя энергично встряхивала головой, слушая женщин, говорящих наперебой, а лицо ее приняло сосредоточенное выражение. Они жаловались на несправедливые штрафы, которые урезали заработок их мужей-кормильцев. Бархатов оставался безучастным к происходящему, или даже скорее вызывающе безучастным. Игры в либерализм ему претили.
Маргарита попыталась пояснить Юрию, какую важную роль играет Варя в деле отца, постоянно заботясь о рабочих. Как она искренне и горячо печется о делах маленькой школы, как радеет о болящих и скорбящих. Но, видимо, эти рассказы только усугубили раздражение молодого человека. Он с досадой откинулся на спину, всем видом показывая, что подобных глупостей он не одобряет. Девушка растерянно замолчала. Казалось, все, что она говорила о подруге, получалось невпопад. Повисло неловкое молчание. Бархатов даже и не пытался играть прежнюю роль куртуазного собеседника. А Варя все разговаривала с просительницами. И тут самым неожиданным образом появился Гривин. Он пришел пешком по берегу и жаждал поскорее примкнуть к веселой компании. Марго чуть не вскрикнула от радости, но вовремя удержалась, памятуя шутливый разговор в лодке. Да и Бархатов, хоть и не выказывал доселе управляющему никакой симпатии, сейчас обрадовался прибывшему как родному. Новый человек прервал тягостное молчание, и между мужчинами завязалась бойкая беседа. Гривин, к тому времени изрядно проголодавшийся, с нескрываемым удовольствием поглощал содержимое корзин, запивая терпким красным вином. Наконец просительницы удалились, и девушка вернулась на полянку. Увидев управляющего, Варя, в отличие от прочих, совсем не выразила радости от его появления. Резким голосом недовольной хозяйки она отчитала Дмитрия Ивановича за его недогляд и произвол мастера, обидевшего рабочих. Улыбка сбежала с лица Гривина. Маргарита готова была рыдать от чувства унижения, которое она испытала вместе с возлюбленным. Да и по лицу Бархатова было видно, что ему неловко присутствовать при этой нелепой сцене. Все, кроме Гривина, понимали, что Варвара таким образом выплеснула свое раздражение. Возможно, он и проштрафился, но даже Прозоров никогда не позволял себе устраивать нагоняй своим работникам на людях. А тем более управляющему, которого все больше и больше ценил и считал своей правой рукой.
– Прикажете выполнять ваши указания, сударыня? – сухо и бесстрастно спросил Дмитрий и, не дожидаясь ответа, приподнял, прощаясь, светлую шляпу. – Позвольте откланяться, господа!
Варя уже сто раз раскаялась в содеянном, но не знала, как загладить резкость. Марго же, глядя вслед удалявшемуся Дмитрию, подумала о том, как он прав, боясь за свое место и положение в этом доме.
Прогулка была окончательно испорчена. Обратно возвращались в еще более гнетущем молчании. Варя, надувшись, как мышь на крупу, смотрела на Бархатова, надеясь, что его светская болтовня разгонит общую тоску. Но Юрия поглотили размышления о характере потенциальной невесты, увиденное его испугало. Варя поняла, что своей невоздержанностью сотворила великую глупость, выказала свой подлинный нрав. И от этих мыслей она злилась еще больше и на себя, и на всех окружающих.
Потом потянулись томительные дни неопределенности и ожидания. Варя и Юрий как будто вели игру. Она заманивала его в хитроумные ловушки, а он позволял себя ловить, но не ловился. Прошло три недели. Семья изнемогала от неопределенности. Бархатов, приехавший с твердым намерением просить руки Прозоровой, все более и более сомневался в правильности своего выбора. Положение его в доме становилось неприличным. Надобно было решиться на что-нибудь. И Бархатов постепенно стал склоняться к мысли об отступлении, но в сложившихся обстоятельствах сделать это без ущерба для обеих сторон было весьма проблематично.
Выход нашелся, как это обычно и бывает, неожиданно. Как-то после обеда небольшое общество, расположившись в тени сада, рассуждало о модном поветрии – эмансипации женщин.
Разговор уже почти иссяк, когда Бархатов, лежа в гамаке и вяло помахивая веткой от комаров, с неизменной папиросой во рту, произнес:
– Женщина устроена таким образом, что господствующие в ней эмоции, ее природная сущность, не дают ей возможности принимать разумные решения. Она постоянно нуждается в руководителе, в узде, которая бы направляла ее по жизненному пути.
– Женщина женщине рознь. Как, впрочем, и мужчины, среди которых тоже встречаются такие, которые нуждаются в поводыре по жизни, – резко бросил Прозоров. – Моя дочь, к примеру, и меня теперь иногда может в делах заменить. И не нуждается в узде, ибо она не кобыла, – почти грубо заключил хозяин дома.
С этими словами Платон Петрович встал и двинулся в дом.
Юрий вспыхнул и пробормотал что-то о литературных метафорах. Однако стало понятно, что дело подошло к концу.
К вечеру Бархатов сказал Варе, что получил срочное письмо из дома и неотложные дела позвали его в Петербург. Варя, которая слышала весь разговор, вбежала к отцу в кабинет со слезами на глазах и стала упрекать его в грубости и невоспитанности, которые обидели гостя. Теперь все пропало, он уезжает, ее надежды рухнули!
– И слава богу, пусть едет! И нечего слезы лить! Ты не слепа, сама видела, что дело не клеится. Не пара он тебе, не пара! Пусть я прослыву грубияном, но я не допущу брака своей дочери с подобным никчемным болтуном!
