— С него хватит, — сердито бросил он сыну.
Викс заморгал, как будто стряхивая с себя наваждение. Сын Флавии стоял на коленях и жадно хватал ртом воздух. Поперек горла у него протянулся неглубокий рубец.
— Он хотел… он хотел прикончить меня.
— Иди, пусть тебя залатают.
Напоминать второй раз не пришлось. Бросив напоследок взгляд через плечо, сын Флавии поплелся к дому.
Арий набрал полные легкие воздуха и, поддев Викса ногой, перевернул его на спину.
— Эй! — Мальчишка, пошатываясь, поднялся на ноги. — Это была лишь игра. Я был в Колизее, и все вокруг кричали, как когда-то тебе, чтобы я…
Первый удар кулака выбил ему зуб.
По пути к хижине Викса дважды вырвало. Арий терпеливо дождался, пока приступ рвоты пройдет, после чего перебросил сына через плечо и потащил дальше.
— У меня идет кровь, — пожаловался мальчишка сквозь распухшие губы, когда Арий бросил его на земляной пол хижины посреди виноградника.
— Ничего, это не смертельно.
Арий быстро оглядел травмы, которые нанес собственному сыну: выбит зуб сбоку, челюсть распухла, под обоими глазами синяки, из носа течет кровь, на ребрах отпечаток сандалии. При этом зрелище внутри у него все сжалось, однако он стиснул зубы, чтобы не подать вида.
— Ты убил меня, — прохрипел Викс, — ты, сукин сын, убил меня.
— Ты это заслужил, — спокойно возразил Варвар, подкидывая щепки в огонь очага. — Ты самонадеянный ублюдок.
— Пошел ты знаешь куда.
— Сам пошел.
Арий сбросил с ног сандалии и сел, прислонившись спиной к глинобитной стене. Взяв яблоко, он кинжалом вынул из него сердцевину и принялся есть с кончика лезвия, размышляя, что ему делать дальше.
В детстве его самого пару раз отлупил собственный отец, а мать, которую он теперь лишь смутно помнил, строго, хотя и по-доброму, пожурила его. Потому что это женское дело — словами учить детей уму-разуму. И вот теперь он сидел и не знал, что ему сказать дальше. Вот если бы сейчас здесь была Тея!
— Мне полагается ужин?
— Нет.
— А как насчет повязки?
— Ты мечтаешь стать гладиатором? Так вот сиди и истекай кровью, и будем надеяться, что вскоре дело пойдет на поправку.
— Спасибо.
Арий запустил в собачонку сердцевиной яблока. Викс кое-как принял сидячее положение и устроился, прислонившись к стене, рядом с отцом.
— Я бы ему ничего не сделал.
Арий подумал, что ему на это сказать, однако предпочел промолчать.
— Я всего лишь играл!
— Больше никаких уроков, — произнес он наконец. — По крайней мере, от меня.
— Но это нечестно!
— Мне не нужен сын, которому нравится делать больно другим.
— Вообще-то первые десять лет ты меня в глаза не видел.
— А вот теперь вижу, и не хочу учить мучителя боевому искусству.
Викс обиженно надулся.
— Скажи мне одну вещь, только честно. — Арий, глядя в огонь, повертел лезвием кинжала. — Когда ты сражаешься, ты слышишь в голове некий голос? Такой черный вкрадчивый голос?
Викс испуганно поднял глаза. Арий вопросительно посмотрел на него, в надежде найти нужные слова, но не смог. Оба поспешили отвести взгляд.
Они продолжали сидеть, вытянув вперед ноги и глядя в огонь. Наконец Викс пошевелился, однако тут же вскрикнул — это резкой болью дал о себе знать выбитый сустав.
— Я ненавижу тебя.
— Взаимно.
— Теперь госпожа Флавия ни за что не возьмет меня с собой в Рим.
— Вот и мне кажется то же самое.
— Она сказала, что приглашена на придворный пир. В следующем месяце, когда император объявит ее сыновей наследниками трона. Она сказала, что возьмет меня с собой, чтобы я потом мог повидаться с матерью, — Викс пожал плечами. — Хотя невелика разница, увижу я императора или нет.
— А ты его когда-нибудь уже видел? — Арий переломил надвое каравай хлеба.
— Однажды.
— Ну и как?
— Я ненавидел его, — ответил Викс. — Поделись хлебом.
Арий решил, что на сегодня суровых слов хватит. Размышляя о том, правильно ли он поступил, Арий передал Виксу половину каравая. Да, как жаль, что в эти минуты рядом с ними нет Теи! Оба принялись жевать хлеб: Викс с трудом, Арий — молча.
— Что нового слышно от матери? — наконец он нарушил молчание.
— Особенно ничего. Время от времени она посылает госпоже Флавии привет. По ее словам, кто-то читает ее письма.
Отец и сын откинули головы к стене и закрыли глаза. Оба сидели в одинаковой позе, сомкнув мозолистые от рукоятки меча руки вокруг покрытых шрамами загорелых колен.
— Мой тебе совет — не слушай этот голос, — произнес Арий, не открывая глаз. — Я про тот, что у тебя в голове. А еще я бы не советовал тебе так широко размахивать мечом.
Может, им все же не стоит прерывать занятия?
— Кстати, Афина, — произнес Домициан. Я сидела у его ног, и он как обычно гладил мне волосы. — Сказать тебе, что я сегодня выяснил?
— Как я могу воспрепятствовать тебе, цезарь?
— Ах, Афина, ты неисправима. Мне казалось, ты уже усвоила свои уроки.
— Ну хорошо, я их усвоила.
— Тогда сиди тихо, как хорошая девочка, и слушай. У меня в Иудее есть свой соглядатай. Похоже, он проявляет завидное усердие, ибо сумел разузнать нечто такое, что ускользнуло от внимания других моих шпионов.
— И что это?
— Твое происхождение. Моя дорогая, с чего это ты так побледнела? Может, хочешь вина? Могу предложить тебе выдержанное, из старых запасов. Я когда-то конфисковал его у Люция Эзерния, о котором поговаривали, будто он предатель. Не знаю так это или нет, но в вине Люций знал толк.
— И что же он сказал?
— Люций Эзерний?
— Твой соглядатай!
— А, он! Так вот, я уже почти полностью раскопал твою историю и теперь знаю про тебя почти все — и про Квинта Поллия, и про афинского торговца, который обучал тебя греческому, а заодно лишил тебя девственности, про твою слабость к гладиаторам. Но что было раньше? Чистая страница. Пустое место. Пока наконец не получил любопытный отчет из Иудеи от моего соглядатая. Крепость на горе, жаркая ночь, город, полный мертвых евреев, и лишь горстка тех, кому повезло остаться в живых. Мне продолжать?
— Нет.
— Скажи, Афина, ты знала, что кроме тебя в живых остались еще шестеро? Две старухи и четверо других детей, все из них мальчики? Я из любопытства проследил судьбы их всех. Тебе известно, где они сейчас? Те, кому тогда повезло выжить?
— И где же?
— Мертвы. Все до одного. Их лишили жизни за то, что они принесли несчастье в семьи, купившие их. Последние евреи Масады, которые несут с собой беды всему, к чему они прикоснутся. Похоже, ты последняя, кто до сих пор жив. Но ты никогда не приносила мне бед и несчастий. Что скажешь?
