Мэрили опять расплакалась, презирая себя за слабость, и крепко прижалась к его широкой груди. Казалось, стоит ей разжать объятия, и этот чудесный сон кончится.
Он засмеялся и легко встряхнул ее:
– Эй, я так понимаю, ты сказала «да»?
Она кивнула, удерживая крик радости, рвущийся из души:
– Да, Тревис. Да, да, да!!!
Он встал с земли, потянул ее за собой и поцеловал. Они долго стояли так, обнявшись, под луной, потом оделись, готовясь вместе встретить будущее.
Мэрили сказала себе, что этого будет достаточно. Она не могла просить его о любви… не могла, потому что знала: полюбить ее Тревис не в силах. Зачем просить о невозможном?
Он мог ей дать лишь еще несколько мгновений. Этого будет достаточно, твердила она себе, пытаясь унять отчаянно колотившееся сердце.
Он стоял у окна в гудевшем как улей банке и смотрел на улицу. Справа через дорогу высилось четырехэтажное здание гостиницы «Виргиния-Сити». Тревис с удовольствием подумал о том, что скоро ему уже не придется называть гостиницу домом. Ему хотелось, чтобы его сын и жена жили лучше.
Его жена!
Тревис сделал глубокий вдох и медленно выдохнул. Даже сейчас, когда прошло уже четыре месяца после свадьбы, ему все еще трудно было поверить в то, что он женат. Самым лучшим в этой женитьбе было то, как отнеслись друг к другу Джон и Мэрили. Мэрили сказала, что Джон – замечательный мальчик, что иметь такого сына мечтает любая женщина. Тревис с гордостью улыбнулся, вспомнив своего пятилетнего сынишку, маленького мужчину. У Джона были отцовские черные волосы и такие же глубокие серые глаза.
Мэтти Гласс относилась к нему как к родному. Мальчик, похоже, нисколько не тяготился долгим отсутствием отца, однако, когда тот наконец приехал, встретил его восторженным ликованием. Тревис вернулся вовремя. Мэтти Гласс нашла себе нового мужа, и хотя Томас Петула поклялся заботиться о мальчике до возвращения Тревиса, все-таки было бы нехорошо обременять молодоженов чужим ребенком. И потом, Колтрейн ужасно по нему соскучился.
Тревис судорожно сглотнул. Как странно! Каждый раз, глядя в глаза малышу, он видит ту женщину, которая все еще живет в его сердце.
Он заставил себя думать о настоящем, о Мэрили. Разве так уж плохо ей живется? Нет, черт возьми, он делает все, чтобы ей было хорошо. На деньги, которые дает серебряный рудник, он может купить все, что она только пожелает. Ну а что касается чувств… Может быть, он не говорит ей тех слов, которые она хотела бы от него услышать, но он никогда не отличался особой чувствительностью.
Пламя страсти немного угасло. Он все реже бывал с ней близок и иногда по ночам слышал, как она плачет. Но что он мог ей сказать? Что устал, замотался с делами? Может быть, в этом причина его холодности? Другой женщины у Тревиса не было, а коль так, значит, ей не на что было жаловаться.
Однажды ночью она смущенно спросила, уставал ли он когда-нибудь от Китти. Тогда он слишком много выпил и резко ответил:
– Мои отношения с Китти тебя не касаются, черт возьми!
Засыпая, он слышал ее сдавленные рыдания и, проснувшись утром, чувствовал себя последним негодяем. Тревис загладил свою вину нежными неторопливыми ласками, заставив Мэрили пережить экстаз не один и не два, а целых три раза. Она казалась счастливой и довольной: в конце концов в его жизни нашлось место и для нее. Но после того случая Тревис часто замечал в улыбке Мэрили какую-то тень. Он решил, что больше никогда не будет так ее обижать.
Примерно в это же время он понял, что она постепенно втягивается в новую жизнь. Однажды, вернувшись с рудника, он застал ее в гневе. Она возмущалась «вопиющей ситуацией с индейцами», равнодушным отношением правительства к образованию индейских детей. Через неделю Мэрили совершенно безапелляционно заявила Тревису, что ходила к индейскому агенту и получила разрешение открыть школу для индейских детей на окраине города в здании бывшей резиденции мормонов.
Она взволнованно рассказывала о своих планах, а Тревис смотрел и слушал в немом изумлении, задумчиво покачивая головой. В конце концов он решил, что это хорошо. Ей же надо чем-то заняться. Ему уже не в первый раз пришла в голову мысль, что он зря женился на Мэрили. Наверное, ей было бы лучше без него.
После свадьбы молодожены и Сэм сразу уехали в Северную Каролину. На медовый месяц времени не было, хоть Мэрили отнеслась к этой идее с воодушевлением. Она говорила, что немногие женщины могут похвастаться перед своими внучатами, что провели медовый месяц сразу с двумя мужчинами.
Сэм тоже пребывал в хорошем расположении духа до той ночи, когда Тревис напился и нагрубил Мэрили. На следующий день Сэм вызвал его на разговор.
– Ты жестоко ошибаешься, если думаешь, что я буду спокойно смотреть, как ты обижаешь эту женщину! – яростно накинулся он на Тревиса. – Черт возьми, я знаю, что ты не любишь ее так, как любил Китти, но она твоя жена, а не просто случайная знакомая! И потом, у тебя сын, о нем надо заботиться, – продолжал Сэм. – Ты семейный человек, так что прекрати напиваться и веди себя по-человечески!
Если бы кто-то другой посмел так с ним разговаривать, Тревис, наверное, просто убил бы его. Но Сэм – это Сэм. К тому же он был прав.
Тревис все так же стоял у окна и смотрел на гостиницу, только теперь глаза его обиженно сузились. Мэрили там очень нравилось. У них были шикарные апартаменты с двумя спальнями, гостиной и столовой. Интерьер был изысканным: мебель из Франции, ковры с Востока, картины, написанные масляными красками, бархатные и кружевные занавески – вся та роскошь, о которой только может мечтать женщина. У них была даже отдельная комната для переодевания с богато украшенной фарфоровой ванной. Дернешь за шнурочек – и по звонку появится горничная с ведрами горячей воды, солями для ванны и пушистыми полотенцами.
Еду тоже приносили в номер по звонку. Роскошные блюда, сплошь состоящие из деликатесов, ставили на стол вместе с вином и свежими цветами, а позже потихоньку уносили.
Прямо в гостинице можно было сдать одежду в прачечную, а потом получить его постиранным и поглаженным. Горничные каждый день делали уборку в их апартаментах, меняли простыни и застилали постели.
Тревис знал, что Мэрили привыкла к такой жизни, и был рад, что мог позволить ей эту роскошь. Но скоро все изменилось. Ему надоело жить в чужих домах, он хотел свой дом – усадьбу с обширными землями. И чтобы на этих землях были коровы, овцы, лошади… Ему хотелось, чтобы Джон рос на просторе, ничем не стесненный.
И сегодня он принял меры к тому, чтобы сделать свою мечту о ранчо реальностью. Тревис мысленно улыбнулся. Это был его сюрприз. Он выбрал участок в тысячу акров на границе с рекой Карсон. Отличное место для скотоводства – много травы и воды. И дом там уже есть. Конечно, пока не хоромы. Неделя ремонта – и будет как новый. Надо только построить небольшую кухню. А потом, когда появятся сараи, конюшни, коровники и овчарни, придет время и для постройки нового дома. Пусть в нем все будет так, как захочет Мэрили.
