Антуанетта обняла руками шею мужа и с увлечением поцеловала его.
– Если бы можно было любить тебя больше, чем люблю я, то за это великодушие и справедливое суждение я еще сильнее полюбила бы. Да, дадим слово не препятствовать решению судьбы и смирно примем то, что велит нам Бог.
Однако зима прошла, не принеся ничего нового. Ранней весной Рудольф поспешил перевезти в поместье жену и сестру, а сам наезжал к ним каждую свободную минуту. Было начало июня; уже несколько дней стояла томительная, удушливая жара, и все с нетерпением ждали вечера, когда легче дышалось. Однажды после обеда любившая уединенные прогулки Валерия собралась уйти, обещая невестке вернуться к чаю.
– Боже мой! Как ты можешь гулять по такой духоте! Воздух тяжел, как свинец, может вдруг разразиться гроза.
– Вот уже две недели как стоит жара, а грозы все нет. Во всяком случае, предупреждаю тебя, что иду к охотничьему павильону, а там тропинка ведет к ручью. Это прелестное место и прохладное, я люблю читать там под тенью дуба.
Взяв книгу, она кивнула на прощанье и сошла в сад.
К Валерии вполне возвратилось душевное спокойствие, выражение тихой грусти в глубоких глазах очень шло к ее прелестному лицу. Она носила еще траур, но из-за жары на ней было вместо тяжелого сукна легкое летнее платье, а на голове соломенная шляпа с широкими полями.
Скорым легким шагом прошла она парк и добралась до леса, вдыхая полной грудью ароматный воздух под густыми деревьями. Увлеченная прогулкой, сама того не замечая, она уклонилась от своего пути, пошла незнакомой ей тропинкой и очутилась близ маленькой прогалины, в конце которой под тенью высокого дуба виднелась дерновая скамья, окруженная кустами роз.
– Как это я никогда не видела этого прелестного уголка? – подумала Валерия, в утомлении опускаясь на скамью. Она раскрыла книгу и погрузилась в чтение.
Сколько времени просидела Валерия, она и сама не знала, но надвинувшаяся вдруг темнота привлекла ее внимание. Она подняла голову и с беспокойством увидела, что все небо затянулось черными тучами. Валерия быстро встала, чтобы вернуться скорей домой, но едва сделала несколько шагов, как стали падать крупные капли дождя. Приподняв платье, княгиня пустилась бежать в надежде достигнуть охотничьего павильона, пока еще не разразилась гроза. Но второпях она сбилась с тропинки, ноги ее вязли во мху, платье цеплялось за сучья, и, смотря под ноги, чтобы не споткнуться о корни, Валерия подвигалась медленно, встревоженная и поглощенная страхом заблудиться. Но вот ей показалось, что тропинка нашлась, и она опять пустилась бежать, как вдруг так сильно столкнулась с кем-то, не успевшим посторониться, что упала бы, не поддержи ее сильная рука. Княгиня с испугом подняла глаза и встретила страстный, устремленный на нее взгляд. Она отшатнулась, невольно вскрикнув:
– Самуил, вы? – И тотчас поправилась: – Извините, барон, я так сильно толкнула вас!
Банкир поклонился.
– Я должен извиниться, княгиня, что испугал вас, так неловко попавшись на дороге, и вызвал этот толчок, который был вам неприятен.
Несмотря на внешнюю вежливость, в этих словах звучало нечто, оскорбившее Валерию. Она кивнула слегка головой и хотела продолжать свой путь, но Гуго загородил ей дорогу.
– Позвольте вам заметить, княгиня, что вы далеко от вашего дома, а дождь усиливается, и вы промокнете насквозь, особенно идя полем. В нескольких шагах отсюда есть дощатый домик, где вы можете укрыться, пока не пройдет ливень. Позвольте мне проводить вас туда.
– Благодарю вас, барон, но я не боюсь промокнуть и желаю вернуться домой, – холодно ответила Валерия, в сердце которой кипело раздражение.
– Вы рискуете простудиться из-за каприза, княгиня. Мать должна быть благоразумней. Или, – горькая насмешка звучала в голосе Гуго, – мое присутствие до такой степени вам неприятно? Насколько помню, я ничем не вызвал и не заслужил этого.
Молодая женщина гордо подняла свою хорошенькую головку, и в голубых глазах блеснула досада.
– Ваш способ убеждать – неотразим, г-н Мейер, я сдаюсь и принимаю ваши услуги. Впрочем, предположение, что ваше присутствие могло повлиять на мои намерения, весьма ошибочно. Я просто не хотела, чтобы обо мне беспокоились дома.
Вельден ничего не ответил. Он жестом предложил следовать за ним, пролагая дорогу сквозь густой кустарник, и через пять минут ходьбы они вышли на большую лужайку, легким склоном спускавшуюся в долину, в глубине которой бурлил ручей. Посреди лужайки виднелся маленький дощатый павильон, а недалеко от входа стояло крошечное шале, точно игрушка, и в открытую дверь виднелся стол, стулья и даже прялка под рост маленьких хозяев, тут же между деревьями висели качели.
Банкир вынул из кармана ключ и, отперев дверь в павильон, ввел в него княгиню, сам же остался под дождем, хлынувшим в эту минуту, как из ведра. Валерия с любопытством рассматривала все, ее окружающее. Очевидно, это была мастерская. У стены она заметила мольберт с картиной, завешанной холстом, а возле, на табурете, стоял ящик с красками, лежали палитра и кисти. Далее, на конце стола, нагромождены были летучие змеи, воланы, обручи, крокет и другие игрушки. Когда Валерия села на единственный стул, стоявший перед мольбертом, то заметила, что банкир не вошел в павильон.
– Что вы делаете, барон? – спросила она после некоторого колебания. – В свою очередь, должна вам заметить, что вы рискуете жизнью и что отец должен быть благоразумнее, особенно вы: у ваших детей нет более родственников. И я не хочу брать ответственность в вашей смерти. Если вы не войдете, то я не могу долее пользоваться вашим гостеприимством, а уйду из-под этого крова, откуда вас изгоняет мое присутствие.
– Я крепче вас, княгиня, – сказал банкир с усмешкой. – Впрочем, я столько раз избегал смерти, что привык себя считать неуязвимым. Но успокойтесь, угрызения совести, что вы меня уморили, вас не будут мучить, и я подчиняюсь вам и вхожу.
Войдя, он прислонился к двери, а Валерия отвернулась и смотрела на дождь, ударявший в стекло. Воцарилось молчание. Почти невольно взгляд Гуго обратился к молодой женщине и не мог от нее оторваться. Сердце его забилось от страстного восхищения и тысячи нахлынувших воспоминаний. В этот миг он забыл разделявшее их трагическое прошлое, и эта иллюзия была извинительна, так как годы не изменили нежную красоту Валерии: между двадцатишестилетней женщиной и прежней молодой девушкой почти не было разницы. В эту минуту, отвернувшись в сторону, с выражением смущения, холодности и неудовольствия на светлом лице, она живо напомнила ему первое время их помолвки, и тяжелый вздох вырвался из его стесненной груди.
