– Прости, я не знала о том, что ты недовольна своей жизнью.
– Что ты, Кэти. – Инес взяла ее за руку. – С кем мне может быть лучше, чем с тобой? К тому же сейчас мы должны думать совсем не об этом.
– Да, об Эрнане.
– Скажи, – вдруг спросила девушка, – глядя на него, ты всегда вспоминаешь того, другого?
Катарина нахмурилась.
– Возможно, так было раньше, но не теперь. Эрнан занял в моей жизни особое место, которое больше не может принадлежать никому.
Она на мгновение закрыла глаза. Да, она отвоевала для него это место, отвоевала у воспоминаний и дум о Рамоне, у тоски и печали о любимом.
Собираясь выйти из дома, Катарина постаралась одеться скромно и в то же время так, чтобы не выглядеть слишком мрачно. Она надела коричневое платье с узким, обшитым белыми рюшами лифом и широким поясом, завязанным спереди свободным узлом. Причесалась очень просто и украсила голову сеткой из темно-золотых парчовых нитей.
Она сообщила Инес о том, что намерена сделать, и та не осмелилась возражать. Катарина надеялась в скором времени вернуться домой и все же попросила подругу в случае беды позаботиться о девочках.
Пауль уже уехал в порт, но внизу Катарина столкнулась с Эльзой. Та сразу все поняла и прямо спросила:
– Все-таки ты решилась?
Катарина прямо и твердо посмотрела Эльзе в глаза.
– Другого выхода нет.
Эльза отвела взгляд. Она казалась непривычно растерянной и поникшей.
– Этот тоже плох, как и тот, о котором вчера говорил Пауль. Конечно, отречься – это ужасно, а не отречься…
– А если бы такое случилось с моим отцом? – спросила Катарина.
– Вот потому-то я и молчала вчера…
– Ничего, – уверенно произнесла Катарина, – до отречения дело не дойдет. Я все улажу, и Эрнана отпустят.
– Ты так уверена в себе?
– В себе – нет. Лишь в милосердии Божьем! Пожелай мне удачи, Эльза!
С этими словами она быстро спустилась с крыльца.
Молодая женщина полагала, что ей придется долго и унизительно выпрашивать аудиенции, но ее сразу впустили внутрь здания и повели по темным коридорам, через зловещие помещения, напоминающие склеп. Катарине чудилось, будто ее руки и ноги скованы холодным железом, а в груди вместо сердца – кусок свинца.
Молодую женщину привели в низкий сводчатый зал с вырубленными в толстых стенах узкими стрельчатыми окнами и причудливыми каменными статуями в углах. Сумрак окутывал тяжелую мебель резного дуба, горы бумаг на столе.
Вскоре появился человек в серой одежде с лиловым поясом. Он опустился в кресло и довольно вежливо, хотя и несколько небрежно кивнул Катарине.
– Садитесь, сеньора.
Катарина села и заставила себя посмотреть в изжелта-бледное лицо человека, на котором выделялись темные бездонные глаза.
– Меня зовут Диего Контрерас, я один из помощников Великого инквизитора, – сказал он. – Мне доложили, что вы желаете побеседовать с кем-либо по делу вашего мужа, сеньора Монкада. Вы пришли сами, потому это будет беседа, а не допрос. Видите, здесь, кроме нас с вами, никого нет, и я, – он слегка развел руками, – не записываю ни слова. Итак, о чем вы хотели поговорить?
Катарина набрала в грудь побольше воздуха.
– О том, как облегчить участь моего супруга.
Диего Контрерас кивнул.
– Прекрасно! Я разделяю ваше желание. Для нас главное – справедливость. Чем откровеннее вы будете с нами, тем скорее мы найдем возможность помочь вашему мужу. Конечно, это будет зависеть также от того, сознается ли он в своих прегрешениях!
– Он уже сделал признание.
Инквизитор склонил голову набок.
– Вижу, вы не считаете его проступок серьезным.
В светлых глазах Катарины вспыхнули золотистые искры.
– Он проявил милосердие…
– Все должно иметь свои границы и свое название, сеньора. Жалость по отношению к преступникам – это не милосердие. Таким образом ваш супруг оскорбил Святую службу. Он поверил в то, что инквизиция может быть несправедлива, чрезмерно придирчива и жестока к еретикам. Наверное, он и раньше говорил вам об этом?
– Нет, никогда.
– А если бы заговорил, вы, как примерная супруга, разделили бы его убеждения?
Катарина пожала плечами.
– Я не задумывалась об этом.
– Все же вы не исключаете такой возможности?
– Ни я, ни мой муж никогда не исповедовали другой веры, кроме истинно христианской. Это все, что я могу ответить на ваш вопрос, – твердо произнесла Катарина.
– Мы же договорились, это не допрос. Вы вольны не отвечать, а просто встать и уйти. Можете сами спросить меня о чем хотите.
Инквизитор улыбнулся, и Катарина содрогнулась от этой улыбки.
– Нет, я лучше останусь. Мне бы хотелось знать, чем именно я могу помочь своему мужу?
Инквизитор смотрел изучающе.
– Чем? Например, принести искупительную жертву.
– Вы имеете в виду денежный выкуп?
– У дьявола нельзя выкупить душу за деньги.
– Мой муж не продавал душу дьяволу!
– Будем считать, что он соблазнился его речами. Но я не об этом. Лично вы, сеньора Монкада, готовы принести искупительную жертву?
– Кому?
– Господу Богу, конечно!
– Да.
– Любую?
Катарина подумала о своих детях. И с запинкой ответила:
– Нет…
– Вот видите. Ваше милосердие тоже имеет свои границы. Хотя, вообще-то, вы должны были бы отдать Господу все, что бы он ни потребовал.
Глаза Катарины блеснули.
– Я верю в то, что милосердие Бога безгранично.
– Правильно делаете. Только иногда Бог проявляет милосердие, наказывая. Знаю, вам трудно меня понять, но между тем это правда. Итак, вернемся к вопросу о жертве. Скажем, вы могли бы снять платье?
– Снять платье? – повторила она с тихим раздражением. – Зачем?
– Не стоит сразу вдаваться в подробности. Тем более что это только для примера. Просто скажите: могли бы или нет?
– Снять здесь? Сейчас?
– Да.
– Я не хочу этого делать!
– Если бы для того, чтобы получить желаемое, мы бы делали то, что хотели, нашу земную жизнь можно было бы назвать жизнью в раю. Вы снимете платье, хотя не хотите этого делать, а мы проявим милосердие к вашему мужу, хотя тоже не хотим этого делать. Вы перейдете свои границы, мы – свои.
Катарина смотрела в обтянутое желтоватой кожей лицо с впалыми щеками и вытянутым подбородком и помимо воли искала в нем признаки помешательства. Она не нашла в словах этого непонятного человека никакого смысла, и ее охватило желание сию же минуту уйти отсюда.
– Почему именно это? – медленно произнесла она, стараясь распутать узел дьявольской логики.
Странно, что в этом месте, где сидят те люди, которые борются с ересью, поневоле начинаешь думать не о Боге, а о нечистом! Катарина слышала, что инквизиторов называют «потрошителями душ», но она назвала бы их осквернителями.
