— Не суетись, Фей, прошу тебя, — сказала Энн. — Алекс сегодня собирался заключить важную сделку и предупредил, что дела могут его задержать. Выпей еще что-нибудь и перестань слоняться по комнате.
Но Фей не унималась.
Услыхав шаги Алекса в холле, она помчалась к нему навстречу. Вернулась она, держа его под руку. Они о чем-то спорили.
— Можно, я сначала приму душ? — говорил Алекс. — У меня был тяжелый день.
— Нет, прежде вы должны увидеть сюрприз, который я для вас приготовила. Пойдем, мамочка… — Не отпуская руки Алекса, она повела его в маленькую столовую. За ними следовали Энн и Найджел.
Там, прислоненные к стенам и мебели, были расставлены картины, написанные Энн на острове. Все они были в хороших рамах и, по мнению Энн, выглядели вполне профессионально.
— Взгляните, Алекс, как вы их находите? — спросила Фей, подмигивая матери за его спиной и прикладывая палец к губам.
Энн почувствовала, что краснеет от смущения. Она не собиралась показывать свои работы никому, даже Алексу. Это было слишком личное, не похожее на то, что она делала раньше. Именно поэтому она и распорядилась сжечь эти картины. Какое-то странное чувство заставило ее оберегать их от чужих взоров… Но сейчас ей захотелось услышать мнение других о своем творчестве, узнать, смогут ли он они понять чувства, которые она стремилась перенести на холст. Вновь увидев свои картины после месячного перерыва, она с удивлением подумала, что они совсем недурны. Ее интересовало непредвзятое мнение Алекса, и она ничего не стала объяснять.
Алекс молча переходил от картины к картине, внимательно рассматривал каждую, поворачивал к свету, глядел то с близкого расстояния, то отступал назад. Лицо его выражало глубокую сосредоточенность.
— Они удивительны! — воскликнул он наконец. — Какая в них таится мука! Смотреть на них почти невыносимо, особенно на эту. — Он взял в руки картину, написанную Энн в память о своем погибшем ребенке: странные, искаженные, нечеловеческие формы, кружащиеся на сине-зеленом фоне. На переднем плане зияло, как рана, большое карминное пятно.
— Кто этот художник, Фей? Где ты его отыскала? Может быть, он нуждается в помощи?
— А вы не допускаете мысли, что это женщина, Алекс? Да, я думаю, она нуждается в помощи. Дело в том, что ей недостает уверенности. Она велела сжечь эти картины. Я их спасла и отдала вставить в рамы, — гордо заявила Фей.
— Это было бы ужасно! Так это женщина? Ее полотна отличаются силой и смелостью, редко свойственными женщинам. С другой стороны, мне очень нравится манера письма, близкая к примитивизму. Как ее имя?
— Ее имя Энн Георгопулос! — торжественно объявила Фей, широко улыбаясь и указывая на красную от смущения мать.
— Анна? Моя Анна? Дорогая, я и представления не имел, что ты способна так писать…
— Я и сама этого не подозревала, Алекс. Это вышло как-то само собой. — Его восхищение страшно обрадовало Энн. — Но имей в виду, я не думаю, что мне удастся это повторить.
— Непременно удастся! Ты просто обязана к этому стремиться. Такой талант не зарывают в землю. Нужно немедленно организовать выставку!
— Нет, Алекс, нет! Я писала их для себя и не хотела, чтобы еще кто-нибудь их видел. В них слишком много личного, мучительного… — Энн пыталась объяснить: ее напугал энтузиазм Алекса.
— Всякое творчество связано с личными переживаниями, часто мучительными. Только при этом условии рождаются прекрасные произведения. Нет, дорогая, я настаиваю, ты должна продолжать работать. Я так горжусь тобой! — Он прижал ее к себе.
Энн посмотрела на три нетерпеливых лица, на свои картины.
— Хорошо, — неуверенно сказала она наконец. — Но я хочу связаться с агентом, чтобы он организовал выставку, а не ты, Алекс. В противном случае получится так, что их раскупят твои деловые партнеры, чтобы угодить тебе!
— Ну что ж, это разумно? Я уверен, что любой агент ухватится за твои картины.
— И никто, кроме нас, не должен видеть ту… в память о ребенке…
— Понимаю!
— Вот еще что: я не собираюсь выставляться под твоим именем, чтобы люди не говорили, что я его использую. Я подпишу картины, но по-другому… — И Энн задумалась в поисках подходящего имени.
— Надеюсь, не Грейндж?
— Нет, Алекс. Что ты думаешь насчет Энн Александер?
Так и решили. Энн предложила обратиться в галерею, находящуюся в ближайшем от «Кортниз» городке, но Алекс и слышать об этом не хотел. Это галерея для дилетантов, высокомерно заявил он. Энн пришла в ужас, когда он назвал знаменитый выставочный зал на Корк-стрит.
— Мои картины их не заинтересуют! — запротестовала она.
— Напротив, я убежден, что мистер Вестас будет в высшей степени заинтересован.
— Но ты не должен появляться там, Алекс. При тебе он никогда откровенно не выскажется, ты ведь один из его постоянных покупателей!
— Но…
— Это вопрос решенный. Или сделаем по-моему, или вовсе откажемся от этой идеи, — твердо сказала Энн.
Алексу пришлось уступить.
— А как показывают картины агенту? — спросила Энн. — Нельзя же их тащить с собой!
— Я думаю, надо сделать слайды, — высказался Найджел.
Итак, десять полотен были сфотографированы, а через две недели взволнованная Энн отправилась в сопровождении Фей и Найджела на встречу с владельцем картинной галереи на Корк-стрит. Надувшегося Алекса оставили в баре ресторана «Ритц».
Энн неловко присела на кончик кресла в большом зале цокольного этажа, обставленного роскошно, хотя и строго по-деловому. Она ерзала, сидеть было неудобно, мягкая кожа обивки, казалось, жгла ее через тонкий шелк юбки. Беседуя с мистером Вестасом, на удивление молодым и совсем не представительным владельцем галереи, она нервно вертела кольцо на пальце.
Помощник мистера Вестаса взял слайды, включил проекционный аппарат и погасил свет. На экране возникли картины Энн. Сильно увеличенные, они, казалось, заполняли всю комнату.
Слышно было только ровное жужжание аппарата и периодическое пощелкивание, когда меняли слайды. Мистер Вестас внимательно разглядывал картины, молча поднимая руку в знак того, что просит показать следующую. На некоторых он почти не задерживался, иные же изучал несколько минут, которые казались Энн часами.
Показ закончился. Включили свет. Энн нагнулась, чтобы поднять с пола сумку, — ей хотелось как можно скорее скрыться.
— Поразительно! — услыхали они голос мистера Вестаса.
— Так вам понравилось? — спросила Фей напрямик.
Энн нахмурившись посмотрела на дочь, осуждая ее за напористость.
