— Твой брат совсем другой, чем Кенет, — продолжала я разговор все тем же успокаивающим тоном. — А я не такая, как ты.
Если бы Фанни в эти минуты была способна трезво рассуждать, она согласилась бы со мной, потому что знала брата и жениха лучше, чем я. Но Фанни закусила удила.
— Я не верю ни одному твоему слову, — выкрикивала она. — Салли была абсолютно права. Мне стоило послушать ее. Ты такая же хитрая, как Урсула.
Я искренне рассмеялась, хотя смех получился не без горечи. Пару часов назад Урсула обвинила меня в том, что я такая же хитрая, как Фанни и ее мать. Теперь Фанни утверждает, что я хитрая, как Урсула. Неужели Урсула и Фанни так похожи друг на друга, что я могу походить на обеих одновременно? А почему бы и нет? У них, по крайней мере, есть одно общее качество: они не любят меня и не любят друг друга. По себе они судят обо всех остальных, в том числе и обо мне. Они убеждены, что я тоже не люблю кого-то. И глубоко ошибаются. У меня отсутствует чувство нелюбви, у меня есть только любовь. И, прежде всего, я люблю Эдмонда. Что касается Фанни и Урсулы, то, слава Богу, что мне не придется иметь с ними дело с обеими. Фанни вот-вот выйдет замуж и уедет в свой Смэрдмор.
— Я начинаю жалеть о том, что ты тогда не утонула, — продолжала, между тем, Фанни. — Хотя в то время я говорила Салли, что это с ее стороны плохой трюк.
— Трюк? — переспросила я, решив, что не расслышала.
— Конечно, трюк, — подтвердила Фанни, хлопнув веером по перилам. — Только не говори мне, пожалуйста, будто ты не догадалась об этом. Ты не такая глупенькая, чтобы подумать, будто шляпка Салли оказалась у воды случайно. Так вот, Салли намеренно положила шляпку на бревно. Да, намеренно. Чтобы вы с Эдмондом подумали, будто мы пошли с Салли в пещеру. Салли не сомневалась, что вы пойдете за нами в эту пещеру, а тут как раз подойдет прилив. Конечно, она не хотела, чтобы ты утонула. Ей просто хотелось, чтобы ты напугалась и немного вымокла. Она не сомневалась, что в слезах и испорченном платье ты Эдмонду не понравишься.
— И ты позволила ей? — спросила я, не зная, что тут сказать.
— Я сказала ей, что из этого ничего не получится, — ответила Фанни с улыбкой. — Эдмонд не так глуп, чтобы клюнуть на такую приманку. Если бы даже он и пошел в пещеру, то тебя не взял бы с собой ни за что. Но Салли все равно не отказалась от своей затеи. И вот что получилось. Все наоборот.
Слушая Фанни, я думала о том, что Эдмонд знал ее, оказывается, лучше, чем я предполагала. И напрасно я защищала ее перед ним. Она и впрямь оказалась, как обрисовал ее Эдмонд, безответственной и бессовестной. То ли презирать ее за это, то ли выразить ей сочувствие? Во всем этом только одно служило мне утешением, что Эдмонд не был таким злопамятным и жестокосердным, как я подумала о нем вначале. Что ж, его добропорядочность служила лишней гарантией того, что помолвка состоится.
— Ты собираешься оставаться здесь до свадьбы? — спросила между тем Фанни.
— Да, — утвердительно кивнула я головой, наблюдая за выражением глаз Фанни.
Происходившая с ними перемена поразила меня. Едва приметное вначале раздражение в течение считанных мгновений переросло в ярость.
— Тогда я скажу Кенету, что я хочу, чтобы он женился на мне немедленно, — сказала Фанни, обжигая меня огнем ярости. — Я не останусь под этой крышей ни за что, если ты тоже будешь здесь.
С этими словами Фанни демонстративно обошла меня, еще раз, теперь уже сзади, обожгла меня взглядом и исчезла в гостиной. Только аромат ее духов и волны ее раздражения продолжали вихриться вокруг меня. Я смотрела ей вслед с открытым ртом и путаницей в мыслях. Одно только мне было совершенно ясно.
Никто не хотел, чтобы я выходила замуж за Эдмонда.
Я поспешила в свою комнату, чтобы уединиться. Мне очень не хотелось, чтобы еще кто-нибудь наскочил на меня и выплеснул переполнявшее его раздражение. В спешке я не заметила, что в то время, пока поднималась по лестнице, ледяной сквозняк откуда-то дул и кружил за моей спиной.
Наконец я в коридоре. У меня вырвался вздох облегчения, когда увидела, что он пуст.
Но моя радость длилась недолго, лишь до тех пор, пока я не дошла до двери своей комнаты. Здесь у меня перехватило дыхание. Дверь оказалась открытой, а все содержимое гардероба и чемоданов разбросано по полу.
Неужели это сделала Фанни? Но зачем?
Чтобы попасть в комнату, мне пришлось перелезть через груду скомканных платьев, трусов и чулков, возвышающуюся над ковром. Случайно мой взгляд упал на открытый платяной шкаф. Он был пуст. Два альбома с газетными вырезками исчезли.
Кто их унес?
И что он намерен делать с ними?
Фанни предупреждала меня о том, чтобы я держала в секрете от всех связь моей матери с миссис Мэдкрофт. Может быть, теперь она решила разыграть эту карту? Предать прошлое моей матери огласке, устроить скандал и расстроить брак с Эдмондом. Не таков ли ее план? Но Фанни хорошо знала, где находились альбомы, ей не нужно было все переворачивать вверх дном.
Тогда Урсула?
Я опустилась на кровать, глядя на царивший вокруг беспорядок и ничего не видя. Все мои мысли сейчас были сосредоточены на Урсуле. Не зря она угрожала помешать моему браку. Наверное, придумала способ добиться своего и в этих целях решила использовать старые газетные публикации. Интересно, как поведет себя Эдмонд, когда узнает историю моей матери? Буду ли в его глазах, отличаться от Лили? И не изменит ли он после этого свое решение жениться на мне?
Дрожащими от волнения и страха руками я стала убирать вещи. Собирала платья и вешала назад в шкаф, складывала в аккуратную стопку корсеты, трусы и носовые платки, скатывала чулки. Я почти уже закончила эту нудную работу, когда мне на глаза попался лежащий на ковре квадратный картон. На нем проступал старый текст с завитушками, написанный голубыми чернилами.
Я перевернула картон и обнаружила, что это фотография миссис Мэдкрофт. Удачный снимок. Возможно, он выпал из альбома. Надпись, которая бросилась мне в глаза, местами выцвела и высохла. Оставшийся текст состоял из трех строк.
«Марион, моей ассистентке и любимой подруге.
В ее альбом для вырезок.
С любовью, Амелия».
Значит, альбомы для вырезок принадлежали моей, матери? Это она так аккуратно вырезала статьи из газет и журналов и распределяла по тематическим страницам? Непонятно, почему миссис Мэдкрофт не сказала мне об этом сразу. И почему мама оставила альбомы у нее. В качестве подарка в память о том времени, которое прожили вместе? Или отец не позволил маме взять с собой то, что напоминало о ее прошлом?
— Все возможно, — подумала я.
И еще один вопрос пришел мне в голову. А что с теми страницами, которые были вырезаны в конце альбома? Неужели моя мать взяла их с собой? В ее личных бумагах я ничего не находила, кроме писем отца и моих детских фотографий. Хорошо бы спросить об этом миссис Мэдкрофт, если только она захочет говорить со мной.
