Когда Людовик Голландский узнал о том, что его супруга беременна, он рассердился и встревожился.
– Я не верю, что вы ждете моего ребенка! – заявил он королеве.
– Он ваш, но я не стану переубеждать такого упрямца, как вы! – пожала плечами Гортензия.
Этот разговор заставил Людовика впервые всерьез задуматься о разводе с женой.
…В сентябре того же года в Париже встретились трое: голландская королева Гортензия, Флао, недавно приехавший из Испании, куда ему вскоре предстояло вернуться, и Каролина Мюрат, только что ставшая королевой Неаполя. Обе женщины не хранили в разлуке верность красивому офицеру, но обе при виде его поняли, что влюблены.
– Флао совершенно неотразим! – откровенно заявила Гортензии Каролина. – Мне надо вернуться в мое королевство, и я знаю, что он попытается найти утешение у тебя на груди. Ты – единственная женщина, которой я опасаюсь, ибо Флао выделяет тебя среди прочих. Разумеется, он не полюбит никого, кроме меня, потому что такой близости, какая существует между нами, нельзя испытать в жизни дважды, но все же…
– Чего ты хочешь от меня? – перебила ее Гортензия, едва сдерживаясь, чтобы не накричать на новоявленную государыню Неаполя – такую самонадеянную и такую… глупую.
Но нет, Каролина повела себя вовсе не глупо. Она прекрасно знала, с кем говорит. Гортензия славилась своим великодушием, и, когда Каролина попросила ее не отвечать на ухаживания Флао – «дабы не мешать нашей настоящей любви!» – она со вздохом согласилась. Флао отбыл обратно в Испанию, так и не добившись желаемого от той, которая была истинной владычицей его сердца.
Еще через два года Наполеон развелся с Жозефиной, и это стало для Гортензии тяжелым ударом. Она жалела мать и жалела своего отчима, который ставил превыше всего долг по отношению к Франции и во что бы то ни стало желал обзавестись наследником.
«Он любит меня, я знаю, – читала Гортензия расплывшиеся от пролитых над ними слез строки, – он сам сказал мне об этом. Но я стара для него, а ваш ребенок, ваш маленький Наполеон-Шарль умер… Девочка моя, я могу лишь посочувствовать тебе, жене короля. Венец так тяжел, а мы так слабы…»
Гортензии тоже не нравилось быть королевой, и она вздохнула с облегчением, когда Людовик отрекся от престола и можно было наконец покинуть Голландию и вернуться в обожаемую Францию. С мужем она рассталась, хотя официально они не развелись.
Жозефина поселилась в Провансе, в небольшом сельском уютном домике под черепичной крышей. Там-то Гортензия, приехавшая навестить мать, и встретилась с Флао. Наконец-то она смогла доказать Шарлю, как пылко любила его все эти годы – и как любит до сих пор!
Флао принадлежал к тому типу мужчин, которые, добившись своего, охладевают к предмету недавней страсти и лишь милостиво позволяют себя обожать. И все же Гортензия была по-настоящему счастлива. Жаль только, что счастье это длилось всего несколько дней.
А в самом начале 1811 года бывшая голландская королева поняла, что она опять в тягости. К счастью для нее, вся Франция тогда с нетерпением ждала, кого же родит новая жена Наполеона Мария-Луиза, так что никому не было дела до его бывшей падчерицы. Впрочем, сам император по-прежнему тепло относился к ней и отвечал Людовику, непрестанно жаловавшемуся на Гортензию:
– Вы не сумели понять ее сердце, и потому она осталась чужой вам!
И когда пришла пора крестить крохотного Жозефа-Франсуа, то император захотел, чтобы его крестной матерью стала Гортензия. Она уже была тогда на шестом месяце беременности, но широкое платье сидело на ней так ловко, что никто не заметил ее округлившейся талии.
Экс-королева Голландии ласково поцеловала своего крестника, с тревогой думая о том, что скоро у нее появится собственный малыш. Она долго не могла выбрать место для родов, потому что опасалась, как бы Луи не устроил публичный скандал той, кого все еще считал своей женой.
Посоветовавшись с матерью, Гортензия обратилась за помощью к брату Евгению, который был вице-королем Италии.
«Милая сестра, – ответил господин де Богарнэ, – мне очень жаль, что ты плохо себя чувствуешь и нуждаешься в лечении. Приглашаю тебя в Милан, где к твоим услугам будут превосходные врачи. Если же недомогание не позволит тебе добраться до Милана, то советую остановиться в одном доме, стоящем на берегу озера. Там так чудесно, что тебе непременно полегчает. Домоправительница – женщина добрая и в округе весьма известная. Может, тебе любопытно будет узнать, что она часто принимает роды у окрестных жительниц…» Дальше следовало подробное описание маршрута.
Флао, которому Гортензия показала это письмо, прочитал его и недоуменно спросил:
– К чему столько околичностей? Разве он не знает, зачем мы едем к нему?
– Как же вы недогадливы, – пожурила любимого Гортензия. – А если бы это послание попало в руки недоброжелателей?
– Мне отчего-то кажется, – вздохнул Шарль, – что мы с вами уже никого не интересуем…
Ни до деревушки, где жила повитуха, ни тем более до Милана Гортензия и сопровождавшие ее Адель де Брок (самая близкая подруга) и Флао так и не добрались. Будущий герцог де Морни появился на свет в маленьком городке Сен-Морис.
После отречения Наполеона Флао предложил Гортензии руку и сердце, но она отказалась, предпочтя отправиться к отчиму. Он был почти всеми предан, вторая жена даже не делала попыток встретиться с ним в его изгнании – а вот Гортензия, нежная и решительная одновременно, смогла добиться от европейских государей позволения приехать на Эльбу.
Впрочем, она не стала госпожой Флао еще по одной причине. Она заранее знала, что муж ни за что не будет верен ей, ибо верность всегда претила этому красивому и честолюбивому человеку. Гортензия осталась экс-королевой Голландии, а потом приняла титул герцогини де Сен-Ло, связанный с одним из владений Людовика Бонапарта. Этот титул предложил ей Людовик XVIII, которого надоумил русский царь Александр.
– Вы не должны были соглашаться на эту унизительную подачку, – заявил ей Шарль. – Вы предали императора!
– Да как вы смеете! – вспылила Гортензия, и они поссорились.
Во время Ста дней и после Ватерлоо Гортензия была рядом с Наполеоном. Она принимала его в Мальмезоне, доставшемся ей в наследство от Жозефины, и едва не умерла от горя, узнав о ссылке императора на остров Святой Елены.
Флао тоже был безутешен и говорил, что предпочел бы пасть на поле Ватерлоо, чем переживать этот позор.
Обоих ожидало изгнание. Когда войска союзников вступили в Париж, Гортензия уехала в Констанс. Здесь она жила очень уединенно, занимаясь исключительно воспитанием среднего сына, Шарля-Луи, и сама учила его рисованию и танцам.
