– Почему ты разорвала помолвку с Брентмуром?
Она не торопилась с ответом, и он понял, что допустил бестактность.
– Прости. Не думал, что для тебя это все еще болезненно.
– Могло быть много хуже, – наконец откликнулась Анджелина.
Колин нахмурился.
– Как это?
Она посмотрела ему прямо в глаза.
– Вдруг я вышла бы за него?…
«Вдруг я вышла бы за него?…»
Анджелина торопливо переступила порог своей комнаты. Резко дернув за ленту, распустила узел под подбородком, стянула с головы шляпку из бордового бархата и швырнула на кровать. Она не обязана была отвечать ему, но слова сами слетели с языка. Неужели жизнь ничему ее не научила?
Увидев удивленный взгляд служанки, Анджелина сделала глубокий вдох, а потом медленный выдох.
– Мэри, помоги мне снять спенсер.
– Да, миледи.
Анджелина подняла подбородок, пока служанка высвобождала ее из узких рукавов.
– Спасибо, Мэри. Можешь быть свободна.
Когда служанка ушла, Анджелина опустилась на край кровати. Зачем ей потребовалось отвечать на вопрос Колина? Надо было просто выбранить его за дерзость. К сожалению, он ее обезоружил, и вот сболтнула лишнее. Понятное дело, ему интересно, однако у нее и мысли не возникало удовлетворять его любопытство.
До Анджелины вдруг дошло, что она очень близко к сердцу приняла их разговор, но тема была для нее слишком уж чувствительна. Она искренне сопереживала Колину, поскольку прекрасно знала, что чувствуешь, когда кто-то навязывает тебе свою волю. И Анджелина поклялась себе, что как только их визит сюда закончится, переедет в унаследованный от бабушки дом. Поднимется переполох, конечно, но у нее больше не было сил жить в родительском доме, словно несмышленое дитя. Ей уже тридцать и хочется независимости. Одной будет нелегко, но того, что оставила бабка, ей вполне хватит на безбедное существование.
После всего произошедшего о замужестве можно больше не думать: она знала, что говорят о ней в свете, но в этом не было ничего нового. Анджелина намеревалась сама строить свою жизнь.
Послышался легкий стук, и в дверях показалась мать.
– Почему ты все еще здесь? Тебе полагалось быть в зеленой гостиной еще час назад.
– Я только что вернулась с прогулки.
Мать поджала губы.
– Собери свою корзинку для шитья и присоединяйся к нам.
Как все приличные девушки, Анджелина с юного возраста овладела искусством работы с иголкой. И хотя перспектива провести несколько часов за вышиванием ее не радовала, будет очень невежливо, если она там не покажется. Правда, и торопиться тоже ни к чему.
– Как только закончу запланированную главу нового романа, сразу же спущусь к вам.
Герцогиня недовольно приподняла тонкие брови.
– Хорошо, но все же не задерживайся.
Когда дверь за ней закрылась, Анджелина резко выдохнула. Господи, как же она устала от этого командного тона! Мать ей до сих пор приказывает, словно маленькой девочке! Никого не интересует ее мнение. Как же хочется жить так, как нравится тебе, а не родственникам или окружающим.
Наверное, надо было все-таки выйти замуж за Брентмура, несмотря на его измену. Тогда бы не потребовалось добиваться независимости. Вне всякого сомнения, он предпочел бы общаться со своими замужними любовницами, а она жила бы предоставленная самой себе. Анджелина прижала пальцы к вискам, как будто таким образом можно было избавиться от кошмарных воспоминаний. Нет, разумеется, она не могла выйти за него после того, что вдруг открылось. Если честно, это был бы опрометчивый шаг. По иронии судьбы они оба уехали из Англии, как только разразился скандал: он сбежал от кредиторов, она – от сплетен.
Не имело смысла оттягивать неизбежное и тем самым восстанавливать мать против себя, поэтому Анджелина достала корзину с шитьем и вышла на площадку, откуда увидела отца, спускавшегося по лестнице.
– Папа, подожди.
Герцог нахмурился.
– Что-нибудь случилось?
– О нет. – Она улыбнулась, несмотря на его суровый взгляд. – Я подумала, что мы могли бы…
– Мать ждет тебя в гостиной! – отрезал герцог и повернулся к ней спиной.
Руки у нее затряслись, корзинка полетела на пол, и Анджелина опустилась на колени. Она собирала иголки с нитками для вышивания, а глаза туманились от слез. Отец учил ее играть в шахматы и в «двадцать одно». Обычно они вместе читали и обсуждали книги. И были очень близки, вплоть до того ужасного дня, когда ей пришлось разорвать помолвку. Она огорчила его, и теперь он едва ее замечал. Знакомая боль возникла в груди. Отчужденность отца ранила ее в тысячу раз сильнее, чем предательство Брентмура.
Смахнув слезы, Анджелина поднялась и несколько раз глубоко вдохнула и выдохнула, понимая, что для нее критически важно появиться в гостиной абсолютно невозмутимой. Меньше всего ей хотелось встревожить мать и тем более Пенни, которая мало что знала о событиях, заставивших герцогиню увезти Анджелину в Париж.
Она вскинула подбородок и расправила плечи. Ей по необходимости пришлось научиться высоко держать голову даже перед лицом осуждения или чего-нибудь похлеще.
Войдя в гостиную, Анджелина поздоровалась со всеми и выбрала себе место рядом с Пенни и двойняшками. Герцогиня наблюдала за ней, приподняв брови.
Анджелина улыбнулась:
– Простите за опоздание: я случайно уронила корзинку.
– Ты здесь, и это главное, – откликнулась маркиза.
Анджелина достала вышивку и вдела нитку в иголку. Ее мать утверждала, что занятие каким-нибудь делом помогает поднимать дух, но однообразная работа заставляла Анджелину погружаться в прошлое. Она предпочла бы отправиться на прогулку, чтобы почувствовать себя свободной ото всех ограничений, которые на нее накладывала жизнь.
– Какая-то ты сегодня тихая, – обратилась к ней маркиза.
– Извините. Что-то задумалась.
– И о чем, если не секрет? – спросила Бьянка.
Анджелина слегка улыбнулась.
– О том, что давно не держала иголку в руках и теперь придется попрактиковаться. А что ты вышиваешь?
Девочка протянула ей свои пяльцы, но, взглянув на вышивку, Анджелина захлопала глазами, не в силах понять, что видит – то ли дерево, то ли какое-то животное.
– О, весьма… своеобразно.
– Это Геркулес, – пояснила Бьянка. – Я решила его увековенчить.
Сестра толкнула ее локтем.
– Увековечить, глупая ты гусыня.
Пенни прижала ладонь ко рту, но все равно было слышно, как она тихо засмеялась, а потом сказала, нагнув голову:
– Извини, мама.
