В зале прозвучал гул одобрения, такие маневры всех радовали.
Наступила очередь Германуса. Он так же с размаха нанес сильный удар, целясь в голову «противнику». Дакус легко увернулся от него. Он присел в самый последний момент, и возникло ощущение, что меч ударит ему в шлем. Но оружие Германуса со свистом прошло мимо. Дакус легко поднялся в полный рост и, в свою очередь, нанес удар дугой сверху. Германус отскочил в сторону, избежав попадания, но сделал это с испуганным видом. Бой будто бы выходил из-под их контроля.
Снова всеобщий гул одобрения прошел среди гостей. Кто-то из них даже встал с места, чтобы лучше рассмотреть.
Дальше бой набирал темп. Гладиаторы стали чаще разными способами пытаться нанести удары товарищу. Они отскакивали, пригибались, увертывались от ударов в ответ.
Кульминацией выступления стал трюк, который гладиаторы проделали весьма изящно и зрелищно. Они по очереди повторили сложные удары в ноги и голову. Чередуя при этом сначала прыжок, а после присест, уходя от меча. В итоге у зрителей создалось впечатление, что выступающие, действительно разозлились друг на друга, и уже всерьез пытаются достать противника.
После такого все мужчины повскакивали со своих мест. Даже пожилой сенатор вскочил под впечатлением, и кричал: «Давай! Давай!». Бой закончился тем, что бойцы ткнули друг в друга мечами и, попав под щиты, оружие застряло в их телах.
Глава 6
Напряженный возглас: «О-о-о!» пронесся среди зрителей. Но гладиаторы развернулись и показали, как они ловко зажали мечи у себя в подмышках.
Гости, увидев целых и невредимых бойцов, стали радостно хлопать в ладоши и кричать: «Браво!». А после, всей толпой бросились к гладиаторам и, со словами похвалы, стали разглядывать и ощупывать их самих и оружие. Многие были убеждены в каком-то фокусе.
Говорили наперебой, что не видели, до сегодня, ничего подобного. Показательный бой получился так, агрессивен и правдоподобен. Скорость и темп бойцов, вообще, казались за пределами их представлений о возможностях человека.
— Теперь понятно, почему вы двое разбиваете всех в труху, — префект вигилов под впечатлением не сдерживал эмоций, — Почему не выступаете в одиночных боях? Ведь за такие больше платят, они считаются лучшими среди элитных.
— Мы хорошо бьемся в команде, — Германус тяжело дышал, но все же отвечал, — А поодиночке мы слабы.
— С такими выступлениями впору к самому императору идти, в его дворце выступать, — трибун деловито похвалил, качая головой с серьезной миной на лице.
— И туда обязательно сходим, если позовут, — Дакус ответил с широкой улыбкой, показав все свои белые зубы.
Луций остался очень доволен, теперь весь город станет обсуждать это выступление в его доме. Будут подходить к нему, интересоваться, просить советов.
— Жена, прикажи принести амфору лучшего сицилийского! — глава дома кричал так, чтобы все присутствующие услышали его слова, — И пусть принесут два кубка этим храбрым и ловким гражданам.
Он специально отметил факт римского гражданства у выступавших. Мол, смотрите, я собираюсь выпить не с рабами-гладиаторами, а свободными бойцами арены. При этом Луций подошел и похлопал по очереди по плечу Германуса и Дакуса. Его рабы поспешили выполнить приказания хозяина. Азий возглавил шествие слуг, а Фелица изящно и ловко подала два кубка гладиаторам. Дакус при этом не упустил момент, чтобы не подмигнуть ей с улыбкой.
Амфору распечатали при гостях, под их общий одобрительный гул. Азий специальном деревянным молотком сбил сургучную пробку. Затем, двое рабов плеснули из амфоры вино в глиняную кружку. Азий сделал большой глоток, продемонстрировав всем, что выпил до капли, перевернув над собой пустую посудину. Из амфоры вино перелили в несколько серебряных кувшинов. Они предварительно были заполнены, на три четверти, холодной родниковой водой. Уже из них рабыни разливали гостям в кубки. Только хозяину разбавляли наполовину.
Луций сам, по очереди, подал каждому гладиатору по кубку. После поднял вверх руку со своим. Произнес: «Во здравие собравшихся! Благоволят нам боги!». Гости хором ответили: «Аве!» и выпили. Распробовав вино, стали нахваливать и уточнять — с какого склона Этны собирали виноград для этого вина.
Когда эмоции утихли и вино было допито, Атилия распорядилась чтобы гладиаторов провели в баню, где они могли бы ополоснуться и привести себя в порядок. Затем, она подошла к префекту вигилов.
— А не увидитесь ли вы сегодня с сыном Луция — Секстом Цецелием? Ведь вам необходимо обойти все сторожевые посты. Мы с мужем хотим узнать, как его здоровье и не нуждается ли он в чем-то.
— О, я обязательно сегодня к нему загляну, — префект был все еще на взводе, — Расскажу про нынешнее выступление гладиаторов в доме его отца. Непременно передам ваши слова.
Атилия знала, как в ссоре Секст заявил, что отказывается от наследства. Такое могло значить только одно — сын отрекся от отца.
— Да, и спроси у этого упрямца, — Луций снова громко говорил, чтобы все услышали, как он переживает за сына, — Почему он не пришел на сегодняшний ужин. Ведь я его звал! А он, неблагодарный, даже ничего не ответил.
— О-о-о, Луций, ты не справедлив к нему, — префект встал на защиту своего подчиненного, — Он отличный командир! Его когорта — лучшая! После первой, разумеется. Но если он и дальше будет выполнять так свои обязанности, так ты не заметишь, как он станет моим заместителем. А уж когда я уйду на пенсию — то и место мое займет с почетом. Да я сам буду его рекомендовать!
— Похвала сына его командиром — это лучшая похвала его родителям, — народный трибун старался угодить и Луцию и префекту, — Вот если бы его мать смогла бы дожить до этих дней…
После этих слов она взглянула на мужа. Лицо его перекосила гримаса недовольства. Он сразу постарался избавится от обоих и спросил:
— Префект, не проводишь ли нашего приятеля, трибуна к его дому? А то он уже слегка шатается от вина.
Взяв под локти обоих — повел их к выходу, рассказывая по дороге как он устал, добираясь из Македонии в Рим. Увидев такое, гости стали собираться и прощаться с Атилией, говоря слова благодарности. После направлялись к выходу. Вскоре в большой гостиной остались лишь Серселия, которая скучая, ела виноград, и банщик с работорговцем.
Эти двое что-то негромко, но увлечено обсуждали. Атилия подослала к ним Фелицу, и та мягко проводила их за колонны в атриум, предлагая вина и сыра. Когда они уселись там и перестали обращать внимание на гостиную, Атилия подошла к подруге.
— Пора, дорогая. Поднимайся вслед за Фелицей в спальню.
Та, услышав, поспешила по указанному пути. Сама же Атилия вышла в столовую и велела одному из рабов позвать сюда Германуса. Вскоре тот пришел.
— Слушай, Германус, я придумала, как мы можем закрепить гарантией для тебя мое предложение. Серселия, знатная патрицианка и моя подруга согласилась заменить меня в таком деликатном деле. Как тебе такая гарантия — подойдет? Она ждет тебя в спальне наверху, там вам никто не помешает. Фелица проводит.
— Нет, матрона, я не согласен. Такой вариант не дает мне в нашем деле, вообще ни каких гарантий. Это будет не твоя тайна, а ее. Не подходит.
Молодой гладиатор расплылся в широкой улыбке.
— А если, ты уж хочешь потакать желаниям своей подруги, то зачем ты меня пытаешься обмануть? Кроме тебя никто другой не станет мне гарантией безопасности.
— Ладно! Ты меня раскусил, извини что пыталась обхитрить. А что твой приятель, он хотел бы провести вечер с патрицианкой? Она готова очень щедро отблагодарить.
— Этот скорее всего не против. Сейчас узнаю.
Германус удалился в столовую для слуг, где им накрыли стол. Через пару минут тихо зашел Луций. Атилия слегка дернулась, увидев его рядом.
— Не бойся, жена, это я. Ну что, он согласился нам помочь? И главное — сколько он за это запросил?
— Он отказался. Серселия предлагала тысячу денариев.
