— Все готово, ваша светлость, — лучшие апартаменты в отеле, цветы и прочее, — почтительно склонился перед ним секретарь.
Герцог взмахнул рукой, словно отгоняя надоедливую муху.
— Избавьте меня от перечисления подобных мелочей, Хартли, — произнес он негромко, — и лучше присмотрите за багажом.
— Да, конечно, ваша светлость, я тут же им займусь.
Мистер Хартли мгновенно выскочил на улицу, а герцог направился к лестнице.
И тут только до сознания Иоланды дошло, что она, будто окаменев, стоит на ступеньках и разглядывает герцога.
Актриса тем временем, сопровождаемая владельцем гостиницы, уже успела подняться наверх и шла по коридору к своим апартаментам. Иоланда бросилась вдогонку, понимая, что ее медлительность и непростительное любопытство, заставившее ее наблюдать за герцогом, могло нарушить все их с Питером планы.
Но Иоланду не мог не поразить тот кусочек никогда прежде не виданной ею жизни, который сейчас приоткрылся перед ней. Она ничуть не удивилась, когда, приблизившись к дверям номера Габриэль Дюпре, обнаружила там роскошное убранство и море цветов, которые, на ее взгляд, в это время года стоили целое состояние.
Очутившись в спальне, актриса немедленно направилась к туалетному столику и стала разглядывать свое отражение в зеркале.
— Mon Dieu! Как ужасно подействовала на меня эта противная буря! — воскликнула она и начала развязывать под подбородком ленты шляпки.
— Я глубоко сочувствую вам, мадемуазель, и огорчен тем, что вам столько пришлось пережить, — сказал месье Дессен. — Но надеюсь, что бокал шампанского — самого лучшего из того, что хранилось у меня в погребе, — очень скоро вернет блеск вашим очаровательным очам.
Он произнес эту фразу с таким неподдельным восхищением перед женской красотой, какую могут так галантно выражать только французы.
И Габриэль Дюпре, отбросив шляпку в сторону, повернулась к нему с благодушной улыбкой. А он уже протягивал ей большой хрустальный бокал, где пузырился божественный напиток.
И тут она заметила Иоланду, застывшую на пороге.
— Кто это? — спросила актриса недовольным тоном.
— Ваша личная горничная, мадемуазель, — поспешил объяснить месье Дессен. — Мадам Латур сама только что прибыла из Англии, и нам повезло, что мы смогли определить ее на эту должность.
— Она выглядит чересчур молодо для опытной горничной, — недоверчиво произнесла мадемуазель Дюпре. — А неумеха мне не нужна.
— Вам не стоит беспокоиться, мадемуазель. Мадам Латур уже работала горничной. — Месье Дессен почти умоляюще взглянул на Иоланду, ожидая, что она подтвердит его слова. — Разве это неправда?
— Да-да, конечно, месье, — поспешно ответила Иоланда.
Она осмелилась войти в комнату и добавила:
— У меня с собой рекомендация. Если мадемуазель интересует, то вы можете ознакомиться с ней. Месье Хартли уже видел ее.
— Надеюсь, что он знает, кого нанимать, — отмахнулась Габриэль Дюпре. — Мне лишь надо, чтобы ты знала свои обязанности, не страдала морской болезнью, чтобы тебя не тошнило в экипаже и чтобы ты избавила меня от своих капризов, которые, к сожалению, присущи прислуге.
— Я сделаю все, что в моих силах, чтобы угодить вам, мадемуазель.
— Раз так, то приступай к своим обязанностям.
На этом актриса резко оборвала разговор.
Иоланде стало понятно, что тон, с которым эта роскошная женщина говорит с прислугой, разительно отличается от чарующего голоса, предназначенного для публики.
На приказание хозяйки ей нечего было ответить, потому что в этот момент носильщики начали вносить в спальню бесчисленное количество дорожных сундуков. Все они были велики размером, судя по всему, ужасно тяжелы и сделаны из самой дорогой кожи. Затем появилась целая дюжина шляпных коробок.
Этот момент месье Дессен счел для себя удобным, чтобы удалиться, и поэтому торопливо направился к двери.
— Если вам что-то понадобится, мадемуазель, — пятясь и кланяясь, говорил он, — то вам стоит только сообщить мне, как все будет сделано.
Его уход выглядел поистине театрально.
Габриэль Дюпре, осушив до дна бокал, протянула его Иоланде.
— Налей мне еще, — произнесла она резко. — И приготовь ванну.
Иоланда наполнила протянутый бокал, потом, оглядевшись, увидела дверь в соседнее помещение и поняла, что там находится туалетная комната. Она заглянула туда и увидела огромную ванну, расположенную посреди комнаты, а рядом большие бадьи с горячей и холодной водой.
— Ванна вам приготовлена, мадемуазель, — произнесла она. — Сейчас только ее наполнят водой.
Окинув взглядом горы багажа, Иоланда спросила:
— Не подскажете ли вы мне, мадемуазель, в каком из сундуков находятся вещи, в которые бы вы хотели переодеться после ванны?
Актриса, потягивая шампанское, вновь занялась разглядыванием себя в зеркале.
— Я предполагаю, что ты умеешь читать, — произнесла она не без ехидства.
Иоланда огляделась, и ею овладело смущение, ведь она должна была еще раньше заметить, что на одном из сундуков был прикреплен ярлык, на котором неуверенным почерком явно безграмотной горничной было нацарапано на французском с грамматическими ошибками нечто вроде: «Платья на сегодняшний день». Это было счастливое напутствие Иоланде от той служанки, которая так боялась путешествия по морю.
Иоланда открыла сундук и обнаружила там уложенные на самом верху открытое вечернее платье и шелковое нижнее белье, поразившее ее своей тонкостью. Кроме того, она извлекла изящные туалетные принадлежности, которые тут же начала выкладывать на столик перед зеркалом.
Занявшись этой работой, Иоланда скинула мешавшую ей двигаться шерстяную шаль, повесила ее на спинку стула, и тотчас же белое муслиновое одеяние девушки, каким бы ни было оно скромным, привлекло внимание актрисы.
— Я бы предпочла, чтобы ты одевалась соответственно своей профессии, — холодно произнесла Габриэль.
— Боюсь, мадемуазель, — ответила Иоланда, — что у меня нет другого, более подходящего наряда. Темное платье и передник, которые я носила, когда служила у своей прежней хозяйки, принадлежали ей, и я вынуждена была оставить форму горничной в том доме, где служила.
— А я хочу, чтобы мои служанки выглядели именно служанками, — заявила актриса. — Впрочем, хватит говорить об этом. Мне безразлично, что ты носишь, пока мы не прибудем в Париж.
Тут Габриэль сделала многозначительную паузу, а потом произнесла голосом, каким судьи провозглашают смертный приговор:
— Конечно, если мои требования тебя не устраивают, я уволю тебя тотчас же, как только смогу найти кого-нибудь взамен.
