— Мужчина твоей мечты так делал, Абигейл?
— Нет. После воображаемого мужчины нет необходимости мыться, — язвительно напомнила она. Роберт невольно улыбнулся.
Подумать только, за эти часы, проведенные с Абигейл, он улыбался и смеялся больше, чем за все последние двадцать два года.
Казалось, смех и страсть — вещи несочетаемые. Правда, и такой человек, как он, и такая дама, как Абигейл, ни в коем случае не должны быть вместе наедине, не говоря уже…
Но невероятное случилось.
И запоздалой скромности нет места в их странном союзе.
Пока он обтирал ее, она лежала абсолютно неподвижно, словно получая столько же удовольствия от его касаний, как от своих прикосновений к нему. Он вспоминал ее лицо: высокий гладкий лоб, тонкий нос, округлый подбородок, и сожалел, что не может зажечь свечу и рассмотреть Абигейл во всех подробностях. У нее карие глаза. Глаза, негодующе распахнувшиеся, когда он откинул крышку сундука и обнаружил груду эротической литературы. Вспыхнувшие оранжевым янтарем, когда его собственные загорелись страстью.
Абигейл выгнула шею. Тоненькую. Стройную, длинную, как у египетских богинь. Ее правая грудь наполнила ладонь его руки. Сосок затвердел. Медленно, очень медленно он провел мочалкой по животу, мягкому маленькому холмику, трепещущему под его пальцами, когда он сосал его, ощутил скользкую влагу, не имеющую ничего общего с водой.
С упорной решимостью он исследовал те изменения в ее теле, причиной которых был сам. С душераздирающим доверием она позволяла ему все.
Плоть ее набухла в том месте, где он вошел в нее. Теперь он мог легко проникнуть в ее лоно двумя пальцами и даже тремя, если бы не мочалка.
Роберт осторожно удалил все свидетельства их взаимной страсти, стер свое семя с ее бедер и снова вернулся к таинственному местечку между ее ног.
Он мыл Абигейл неспешно, наслаждаясь ее жаром и мягкостью. Прижав мочалку к тугому бутону наверху расселины, он снова и снова принялся обводить мочалкой крошечную пуговку.
Но тут мочалку неожиданно вырвали из рук. Роберт насторожился:
— Я сказал — все, Абигейл.
— Ты сказал — любые мои фантазии, Роберт. Теперь твоя очередь.
Роберт отчего-то снова улыбнулся. Она знала, кто он, и все же смела отдавать приказы, словно он был обычным человеком, не познавшим ужасов войны.
Он молча послушался.
Абигейл сполоснула мочалку и выжала. Интересно, о чем она думает в этот момент? О том, что он делал с ней? Или о том, что собиралась сделать с ним? Или о том, что прочла перед тем, как он вломился в коттедж?
Эротические сцены, в которых она жаждала участвовать, но боялась.
Сплетение тел, которое ей не суждено испытать.
Позы и ласки, о которых Роберт, закаленный воин, поднаторевший в убийствах и сражениях, и понятия не имел.
Сладкая пытка, которой он подвергнет ее, прежде… прежде чем стихнет ураган.
Мочалка неожиданно коснулась его лица. Холод странно контрастировал с жаром ее пальцев. И Роберт ощутил, как ярость и отчаяние прошлого покидают его, словно под твердым панцирем безразличия все еще живет тот невинный, неопытный юноша, которым он был когда-то.
— Поцелуй меня! — потребовал он.
— Только если скажешь, что делаешь с женщиной своих грез.
Он всмотрелся в темный, нависший над ним силуэт. И закрыл глаза, вдруг осознав простую истину. Абигейл и есть женщина его грез.
— Целую ее.
— Вот так?
Ее губы легко, дразняще прикоснулись к его губам, затем увереннее, более кокетливо. Она целовала его, пока он не задохнулся. Потом попробовала на вкус. Язык осторожно коснулся уголков его рта, пробежал по разделительной линии, прежде чем впиться в его губы. Языки их соприкоснулись, лаская друг друга.
Роберт резко втянул в себя воздух, пронзенный предательским ударом желания. Словно ощутив это, Абигейл почти по-матерински пригладила его волосы.
Роберт и не предполагал, что поцелуй способен мгновенно разрушить линию его обороны. Зарывшись руками в тепло ее волос, он, в свою очередь, завладел ее губами. И обнаружил, что она, как раньше он сам, стала сосать его язык, пока он не охнул от захлестнувшего его сладострастия.
— Что теперь, Роберт? — выдохнула она. — О чем ты еще грезишь?
Перед глазами Роберта плясали окровавленные тела. Солдаты, которых он убил. Люди, которых он послал в бой, где ждала смерть. Невинные дети и женщины, захваченные перекрестным огнем сражений. И ни за что ни про.что испытавшие все ужасы войны.
Только отчаянная сила воли и жажда жизни держали его на плаву.
Но Абигейл хотела фантазий, а не исповеди искалеченного войной человека.
Но прежде чем он успел ответить, холодная влажная мочалка провела мокрую дорожку по его шее и груди.
Роберт застонал, зная, что его ждет впереди. И понял, что и у него, оказывается, есть фантазии. Фантазии, о которых он доселе не подозревал.
— Ты так и не ответил на мой вопрос, — вспомнила она, обводя закаменевшую горошину соска. — Грудь мужчины так же чувствительна, как у женщины?
— Да! — прорычал он.
— Прекрасно.
Место прохладной мочалки занял обжигающий рот. Спираль желания стала разворачиваться с ужасающей быстротой. Господи, он в жизни не ощущал ничего подобного! И понятия не имел, что его тело способно на такое!
Она попыталась было отстраниться, но он прижал ее голову к груди.
— Только не останавливайся!
— Я читала, что женщина может получить наслаждение, если мужчина сосет ее грудь. Как по-твоему, может быть наоборот?
Роберт едва не излился при одной этой мысли.
— Не знаю, — проскрипел он сквозь стиснутые зубы, готовясь к следующему испытанию. Только чтобы обнаружить, что он далеко не готов.
Он исторгся в нее всего полчаса назад. И вовсе не должен был даже затвердеть, не говоря уж о том, чтобы вот-вот низвергнуться в пропасть экстаза.
Она провела согревшейся мочалкой по его напряженному отростку и взвесила на руке мошонку.
— Абигейл…
Она игнорировала его предупреждающее рычание.
Он понял ее колебания и мог бы с определенностью сказать, когда Абигейл передумала. Мочалка скользнула ниже, прижалась к его промежности. Длинные тонкие волосы рассыпались по его чреслам в то же мгновение, как ее рот завладел воплощением его мужественности.
Тело его словно опалило.
Стыд.
Стыд за то, что он не может совладать с собой.
Почти благоговение.
Восхищение тем, что она сумела довести его до точки кипения.
— Иисусе! Абигейл! — простонал он, дернувшись. Но она удержала его, продолжая жадно посасывать, до тех пор пока его плоть не взорвалась у нее во рту.
Вновь обретя способность дышать, он погладил ее по голове. Нуждаясь в ее близости. Нуждаясь в нежных объятиях.
