— Иди ко мне.
Абигейл села.
— Я сделала все… как надо?
Она вся дрожала. От желания? Отвращения?
— Никто не мог бы сделать это правильнее. Тебе не противно? — осторожно осведомился он.
— Хорошо. Лучше не бывает, — заверила Абигейл. — Мне всегда хотелось знать вкус мужского семени.
— И какой же он?
Роберту следовало бы удивиться, почему волосы так быстро рассыпались по его лицу. Но он не успел.
— Попробуй сам.
Он остолбенел от шока, позволив ее губам прижаться к своему рту, а языку, все еще хранившему следы спермы, проникнуть внутрь.
Роберт поспешно схватил ее за руки.
— Господи!
— Ты никогда так не делал раньше?
Он спрятал руки в беспорядочной гриве ее волос.
— Что именно? Пробовал самого себя на вкус? Никогда.
— Я не об этом. До этого вечера ты никогда не целовал женщин между ног?
Ее волосы льнули к пальцам, легкие и мягкие. Как крылья бабочки. Роберт поколебался.
— Нет.
— Почему?
— Шлюхи не так-то часто моются.
— А как насчет женщины твоей мечты?
Роберт поднял ее и посадил себе на живот. Абигейл взвизгнула. Он схватил ее правую ногу и перекинул через себя, так что Абигейл очутилась на нем верхом. Ее руки уперлись в его торс.
— Что ты делаешь?
Он сильно сжал ее груди.
— Догадайся.
— Но ты… ты готов?
— Возможно. Если нет, есть много других способов удовлетворить тебя.
Ее соски заныли. Он продолжал перекатывать их между пальцами, щипать, пока она не стала извиваться, умоляя не останавливаться. Невероятно, но под давлением ее попки его плоть снова зашевелилась.
— Роберт, Роберт, прошу, коснись меня где-нибудь еще… Но он не слушал просьб, желая довести ее до предела. Довести до предела себя. Покончить раз и навсегда с мраком смерти.
— Где, Абигейл? — наконец смилостивился он.
— Ты сам знаешь, Роберт.
— Хочу, чтобы ты сказала вслух. Ты знаешь все слова.
— Роберт…
— Я не перестану терзать твои соски, пока не скажешь.
— Хочу… хочу, чтобы ты коснулся моей… жемчужины!
Теперь уже было яснее ясного, что так жадно ворочается под ее попкой. Абигейл тоже заметила происходящее, перестала отрывать его пальцы от своих сосков и, протянув назад руку, схватила его жезл. И, как ни удивительно, не стала дожидаться дальнейших инструкций. Она приподнялась, все еще не выпуская добычи, поднесла отросток к мгновенно повлажневшему лону. Жаркий поцелуй интимного желания… Но оказалось, что она еще способна дразнить его. А может, и себя.
— Не возражаешь? — лукаво выдохнула она. Роберт что-то неразборчиво промычал, когда она стала нежно водить его плотью по все еще сомкнутым, но постепенно приоткрывавшимся створкам. Вот она прижала твердый жезл к своей заветной изюминке, принялась ласкать ее круговыми движениями головки, вновь провела по мягким складкам лона. Опять. И опять. Роберт инстинктивно выгнулся.
Еще немного, и она содрогнется в наслаждении. Но ему вдруг страшно захотелось добраться вместе с ней до сияющей вершины.
И когда она попыталась повторить ласку, он твердой рукой перехватил ее руку, раздвинул ее ноги еще шире и насадил на себя, как на вертел.
На этот раз настала ее очередь охнуть.
— Тише. Тебе больно?
— Немного.
Он обеими руками развел ее бедра еще шире и проник глубже.
Ее мышцы судорожно сжались, словно пытаясь вытолкнуть его.
Он стиснул ее сильнее.
Он не позволит ей отвергнуть его.
— Подайся вниз, Абигейл. Как только я войду до конца, боль утихнет. Даю слово. Расслабься.
Обеими руками он неумолимо раскрывал ее, пока у Абигейл не осталось выбора, кроме как…
— Прими. Прими меня, Абигейл.
Она подчинилась.
Роберт понимал, что причиняет ей боль. Но знал средство исцеления.
Он легонько растер закаменевшие мышцы ее бедер.
— Прошу тебя, милая, расслабься. Расслабься, Абигейл.
И когда она немного успокоилась, снова потер ее соски и коснулся того места, где сосредоточились ее желания. Жемчужины, как она его называла.
В честь журнала «Перл», разумеется.
Под набухшим бутоном оказалось тугое кольцо мокрой пульсирующей плоти, безжалостно сжимавшее его жезл.
Роберт никогда не задумывался раньше о том, как способно узкое, тесное лоно принять мужской отросток… как хрупка связь между мужчиной и женщиной.
Едва он провел большим пальцем по тугой пуговке, Абигейл резко дернулась. Ее внутренние мышцы подсказали ему все, что нужно знать: как сильно нажать, как быстро двигаться… пока давление на его плоть не исчезло в один миг, но тут же возобновилось с такой силой, что он поморщился от боли. Абигейл пронзительно вскрикнула. Роберт вторил ей.
Но не шевельнулся. Он обещал Абигейл, что больше не доставит ей боли. Одно наслаждение. И сдержит слово.
Прежде чем она успела отдышаться, он снова начал потирать истекавший соком бутон, пока ее потаенные мышцы не стали содрогаться в желанной разрядке.
Одним выпадом он привел и себя к желанному пику. И когда он вонзился в нее в последний раз, она обмякла и свалилась на него, как тряпичная кукла.
Собрав последние силы, Роберт выдернул из-под себя одеяло, набросил на Абигейл, прижал ее к груди и взмолился о том, чтобы буря продолжалась бесконечно.
Дождь, уныло барабанивший по крыше и в окна, разбудил Абигейл. Тело ее почему-то горело в жару, и к тому же она ощущала себя бабочкой, насаженной на иглу.
Абигейл повернулась, чтобы устроиться поудобнее. Подушка сбилась, а постель оказалась ужасно твердой.
Ощущение дискомфорта все росло. Как и странный жар, охвативший низ живота.
Глаза Абигейл распахнулись.
Первое, что она увидела, — густой коврик жестких черных волос, покрывавших широкий голый торс.
С трудом сдержав тревожный крик, Абигейл подняла голову.
И уставилась в серые глаза, обрамленные невероятно густыми, длинными темными ресницами.
Только теперь она сообразила, что именно заполняет ее до отказа.
Она пустила незнакомца в свою постель. Брала в рот его плоть. Позволила войти в свое тело.
Где он до сих пор и пребывал.
Бледные лучи рассвета осветили комнату.
— Доброе утро.
В теплой тьме ночи Абигейл была женщиной. В холодном сиянии утра снова превратилась в никому не нужную старую деву.
Старую деву, сделавшую нескромное предложение незнакомцу… мало того, умолявшую его не останавливаться, продолжать, продолжать…
— Доброе утро, — пробормотала она. Он сбросил с нее одеяло и поднял так, что она вновь оседлала его бедра.
— Не возражаешь?
Не возражаешь? — эхом пронеслось у нее в голове. Вопрос, который она задала, прежде чем тереться о его крепкий жезл своей набухшей плотью.
