Она покачала головой:
— С лимонным.
— Бейсбол?
Ева поднялась:
— Да!
— »Детройтские тигры»! — вскричал Клинт.
— Да! Да! — Лицо Евы просветлело. — Это любимая команда моего отца. У меня это в крови.
— Сесиль Филдер!
— Мики Тетлтон!
Клинт взял ее за руки:
— Сто семьдесят пять тысяч.
— Разбойник, ты же знаешь, что мне нужно двести тысяч.
— Я знаю, что тебе нужно, — сказал он сипло, притянул ее к себе и приник к ее губам.
От его поцелуя у нее подкосились ноги. Это не был легкий, пробный поцелуй, он целовал так же, как делал все, — просто брал ответственность на себя. Его губы были требовательными и властными. Он целовал так, как должен мужчина целовать женщину.
Клинт не пытался раздвинуть ее губы своим языком. Он не спешил. Даже поцелуй имеет прелюдию. Ее губы были мягкими и податливыми и без слов сказали ему, что ей это нравится.
Было ясно, что он любил целоваться; возможно, потому, что делал это так хорошо. Он взял ее лицо в ладони. Клинт проделал это так осторожно, словно держал что-то хрупкое и бесценное. Его руки были такими же ласковыми, как и губы. Они были умелыми и нежными. Кончиками пальцев он исследовал ее лицо.
— Ты красивая, — бормотал он, разглядывая ее ресницы с золотыми кончиками, темный пушок на бровях, щеки с розово-коричневым оттенком — каждую черточку прекрасного лица.
У нее вырвался вздох. Как хорошо ей было с ним, какую необычайную радость она испытывала! Своим взглядом, прикосновением он говорил, что восхищается ею. Он целовал ее веки и уголки рта. А потом он втянул в себя ее губы, и она открылась ему, как цветок раскрывается навстречу солнцу.
Когда кончиком языка он обвел контур ее губ, мурашки побежали у нее по спине, перехватило дыхание. Его пальцы скользнули в ее волосы. Их языки соприкоснулись. Это было только начало, но она тихо застонала от желания, которое, он в ней пробуждал.
Ева обняла его. Она прильнула к нему, наслаждаясь его силой, его твердостью. Ей хотелось большего. Это был ее первый опыт откровенной страсти. Она была уже опьянена любовью. А ведь Клинт только поцеловал ее.
Его губы ласкали ее шею.
— Эви, — пробормотал он.
Как ей понравилось это имя! Она больше никогда не захочет, чтобы ее называли Евой. Как упоительно было ощущать себя женщиной! Он учил ее нюансам обладания и подчинения, тому наслаждению, которое преображает женщину, целиком отдающую себя мужчине. Она покорно встала. Его сильные руки сняли с нее рубашку и красные рейтузы. Ей не терпелось, чтобы он снял собственную одежду, но она не помогала ему, она ждала, зная, что вознаградит себя за ожидание.
Они стояли и разглядывали друг друга. У Клинта были широкие плечи, узкие бедра, ноги длинные и сильные. Темный островок на груди спускался к плоскому животу и внизу расцветал пышным кустом.
Глаза Клинта освещали ее словно пламенем.
— Ты знаешь, как ты красива?
Он взял ее руку и провел кончиками ее пальцев от виска к губам.
— У тебя зеленые глаза, как у ирландки, а губы пахнут медом. — Он медленно водил ее рукой вдоль шеи, к горлу, затем вниз, к груди. — Волосы твои цвета лунного света. — Его голос, такой низкий, такой глубокий и хрипловатый, одурманивал ее. Он надавил подушечкой ее пальца на сосок. — Кожа твоя как шелк. — Потом дотронулся до пупка. — Он словно вход в пещеру.
У Евы перехватило дыхание. Он ведь не заставит ее дотрагиваться до… Но он заставил. Ее указательным пальцем он стал водить по складочкам розовой расщелины и подтолкнул его внутрь, чтобы она коснулась центра своего женского естества.
— Бутон розы, смоченный росой. — Он приложил ее палец ко рту и облизал его.
Ева утопала в море блаженства. Клинт обнял ее за плечи.
— Я выключу свет. Не шевелись, я хочу увидеть тебя при свете огня. А потом я опущу кушетку: там внутри есть постель.
«От него ничего не ускользает», — подумала Ева словно во сне. Она знала, что ей не надо беспокоиться о предохранении: Клинт был тем человеком, который заботился обо всем.
Клинт поставил зажженные свечи на камин и вернулся к Еве. Поцеловал ее, положил на кушетку. Его руки ласкали ее сокровенные места.
Еве было жарко. Она чувствовала, что в ее душе вспыхнул пожар, и знала, что он может поглотить ее. Но она была готова, даже жаждала сгореть в нем.
Клинт почти не отрывался от ее губ. За первый час они обменялись, как им казалось, десятью тысячами поцелуев. Одной рукой он обнимал ее, а другой ласкал ее груди. Клинт знал, что если будет водить языком по ее соскам, часть ощущений для нее будет потеряна: Чтобы этого не случилось, он положил пальцы по обе стороны ее соска и нажал сильно, но не больно. Затем развел пальцы в стороны и приник к нему губами. Будто созревший плод оказался во рту у него. Когда он начал медленно лизать его, Ева чуть не обезумела. Она любовно покусывала его плечо и мочку уха, затем схватила ртом его палец и начала сосать. Их любовная игра доводила обоих до экстаза. Она обвилась вокруг него, как змея. Собственная плоть казалась ей горячим шелком.
Ева чувствовала, что ей нужна немедленная разрядка. Тогда он сможет начать сначала, нагнетая страсть постепенно, так, чтобы они могли часами заниматься любовью.
Он подтянул ее вверх, пока его щека не оказалась на ее шелковистом бедре. Ева почувствовала влажный язык. Его язык ласкал ее бутон так же, как и сосок, и ее подхватил неистовый вихрь. Она закричала и выгнулась, отдаваясь его умелым ласкам.
Клинт изменил позу, чтобы поймать ее вскрик своим ртом. Большинство ощущений, которые испытывала Ева, были для нее новыми.
В памяти вспыхнули слова Клинта: «Я не могу понять, кто вы — Снежная королева или просто еще не проснувшаяся женщина».
«Я была и той, и другой!» — подумала она. Впервые в жизни Ева чувствовала себя на вершине блаженства. А ведь любовная игра только началась.
Теперь Клинт начал шептать ей любовные слова, и каждая фраза была ласковее предыдущей. Ева никогда бы не подумала, что он может быть столь поэтичным. Но ведь она и во всем остальном недооценивала его.
Его действия сделались яростными и необузданными. Она получала наслаждение от грубой силы, с которой он овладел ею, погрузившись на самое дно ее раскаленного тела. Затем он вынырнул обратно, чтобы повторять глубокие погружения снова и снова, пока ее ногти не впились ему в спину. Она забыла обо всем, исступленно принимая его в себя снова и снова.
Он глухо застонал, и она поняла, что он получал такое же наслаждение, какое доставлял ей. Внезапно пульсирующая струя изверглась из его нутра, и Ева пожалела, что не могла испить его белого горячего семени.
