Когда Элизабет посмотрела на дом, у нее захватило дух от восторга и она не смогла сдержать восхищенного восклицания при виде открывшейся перед ней красоты. Великолепное трехэтажное здание с двумя крыльями, под углом выдвигавшимися вперед, отражало своими окнами солнечный свет, слепя глаза своим блеском, от подъездной дороги к дому невысокими террасами поднималась лестница, по обеим сторонам которой через каждые четыре ступеньки стояли каменные вазы с цветущими кустарниками. На дальнем конце лужайки по гладкой поверхности озера лениво скользили лебеди, у озера располагался белый флигель с колоннадой в греческом стиле – такой большой, что в нем могла бы уместиться четверть всего Хэвенхёрста. Обширность поместья в сочетании с продуманным расположением всех его составляющих и необыкновенной живописностью производила совершенно ошеломляющее впечатление.
Наконец экипаж подъехал к лестничной террасе, по которой навстречу им спустились четверо лакеев в пурпурно-золотых ливреях. Они помогли Элизабет выйти из экипажа и, выстроившись вокруг нее почетным караулом, проводили до парадного входа.
Тяжелая дверь распахнулась, и дворецкий с поклоном впустил ее в дом.
Элизабет вступила в огромный мраморный зал с высоченным стеклянным потолком.
Войдя, она стала оглядываться, пытаясь понять, что происходит.
– К милорду пожаловали гости. Он сейчас принимает их у себя в кабинете, – сказал дворецкий, и Элизабет оторвала зачарованный взгляд от изящной резной лестницы, которая поднималась по обеим сторонам холла. – Он просил проводить вас к нему, как только вы приедете.
Элизабет неуверенно улыбнулась и последовала за ним по длинному коридору, отделанному мрамором. Дворецкий остановился у двойных полированных дверей с медными ручками, постучал и, не дожидаясь ответа, распахнул створки. Элизабет машинально поднялась на три ступеньки и застыла. Перед ней на всю длину огромной комнаты, стены которой занимали полки с книгами, простирался толстый абиссинский ковер, в конце которого за массивным письменным столом в белой рубашке с закатанными рукавами, открывающими загорелые руки до локтей, сидел мужчина, у которого она гостила в маленьком шотландском коттедже и развлекалась стрельбой из пистолета.
Не замечая еще троих мужчин, которые встали при ее появлении, Элизабет смотрела, как Ян с присущей ему ленивой грацией поднимается из-за стола. Ощущая полную нереальность происходящего, она услышала, как он извинился перед гостями и, обогнув стол, направился к ней быстрыми широкими шагами. По мере приближения он все увеличивался в размерах и наконец полностью закрыл собой комнату, его янтарные глаза пристально всмотрелись в ее лицо, и губы дрогнули в тревожной, неуверенной улыбке.
– Элизабет? – спросил он.
Ее глаза расширились от восхищения, и она позволила ему поднести свою руку к губам, после чего тихо произнесла,
– Как бы мне хотелось вас убить.
Ян улыбнулся контрасту между ее голосом и словами.
– Я знаю.
– Вы могли бы и предупредить меня.
– Мне хотелось сделать вам сюрприз.
Он так надеялся, что она ничего не знает, и теперь имел полное тому доказательство: как он и думал, Элизабет согласилась выйти за него замуж, ничего не зная о его богатстве. Это потрясенное, недоверчивое выражение на ее лице не могло быть притворным. Ему очень хотелось убедиться в этом самому, и именно поэтому он велел дворецкому провести ее к нему немедленно. Теперь Ян имел доказательство, и вместе с ним к нему пришла уверенность, что эта женщина любит его, сколько бы она ни отрицала это перед ним или перед самой собой.
Теперь она может сколько угодно уверять его, что хотела от замужества только независимости, – он не будет из-за этого переживать. Потому что она любит его.
Элизабет наблюдала за переменой выражений на его лице. Думая, что Ян ждет от нее более пространной оценки его дома, она лукаво улыбнулась и поддела его:
– Конечно, это будет большой жертвой с моей стороны, но я как-нибудь сумею приспособиться к трудностям проживания в таком доме. Сколько здесь комнат?
Его брови насмешливо приподнялись.
– Сто восемьдесят две.
– Небольшое местечко. Ну что ж, полагаю, в таком доме нам остается думать только о развлечениях.
Ян подумал, что с развлечениями у них будет все в порядке. Он быстро закончил деловую беседу и, почти нарушая приличия, выпроводил гостей. Когда за ними закрылись двери, он бросился разыскивать Элизабет.
– Она в саду, милорд, – сообщил дворецкий. Ян вышел через балконные двери и сбежал по ступенькам в сад. Элизабет стояла на дорожке и срывала с розового куста засохший бутон.
– Сейчас будет немножко больно, – говорила она кусту, – но это для твоего же блага. Вот увидишь. – Она заметила приближающегося Яна и развела руками. –
Привычка, – с улыбкой объяснила она.
– Наверное, в этом есть какой-то смысл, – вернул ей улыбку Ян, которому в этот момент показалось, что цветы и в самом деле ожили в ее присутствии.
– Откуда вы знаете?
– Потому что до того, как вы вошли сюда, это был самый обыкновенный сад.
– А что это теперь?
– Теперь – рай.
У Элизабет перехватило дыхание от его внезапно охрипшего голоса и вспыхнувшего в глазах желания. Он протянул к ней руку, и, не осознавая, что делает, она протянула ему свою и шагнула прямо в его объятия. Какую-то секунду, на которую она затаила дыхание, его янтарные глаза, в которых тлел огонь, изучали ее лицо – черточку за черточкой, потом его руки прижали ее крепче и он наклонил голову. Она сама прижалась к его губам, и в этом поцелуе излилась вся нерастраченная любовь, накопившаяся за годы ее одинокого детства. С бескорыстием истинной любви она предлагала ему себя, и истосковавшийся по ней
Ян упивался ее любовью, чувствуя, как она перетекает от нее к нему и вновь вливается в его жилы, и радость от этого нового чувства так переполнила его, что стала почти нестерпимой. Она была всем, о чем он только мечтал, и даже больше.
Наконец он оторвался от ее губ, продолжая одной рукой перебирать шелк ее волос, а другой – прижимать ее к своему напрягшемуся телу.
– Я люблю вас, – прошептал он, потершись головой о ее висок. – И вы меня любите. Когда я обнимаю вас, я всегда это чувствую. – Он ощутил, как она слегка напряглась и тихо всхлипнула, но ничего не смогла или не захотела ответить. Но даже то, что она не возразила ему, было хорошим знаком, и Ян продолжил: – Я чувствую это, Элизабет, но если вы и дальше будете отрицать, что любите меня, то просто доведете меня до умопомрачения. Я не могу работать. Не могу думать. Я принимаю решения и тут же их отменяю. К тому же, – решил он изменить ее настроение, переключившись на предмет, который неизменно был ей интересен, – когда у меня такое состояние, я начинаю сорить деньгами. Я не ограничусь домом на Променад-стрит и теми платьями, что заказал вам… – он заставил ее поднять голову и прочитал сомнение в зеленой глубине глаз, – …если в самом скором времени вы не признаетесь, я промотаю все деньги, и у нас не останется ни этого дома, никакого другого. – У нее тревожно сдвинулись брови, Ян засмеялся и взял ее руку. – Когда я в таком состоянии, – сказал он, надевая ей на палец кольцо с великолепным изумрудом, – я покупаю все, что попадается на глаза. Мне стоило невероятных усилий удержаться и не накупить колец с изумрудами всех возможных оттенков.
