что настойчиво свататься он стал только после того, как наместник подарил ей тот хуторок. Только, говорит, земли эти Хандзя заработала, так чтобы Тилль, значит, на сиротское приданое рот не раззевал.
Вот теперь уже я застыла с некрасиво разинутым ртом. Марьяна так сказала? Тиллю? Тому, что всю дорогу заботился о ее детях больше, чем все люди отряда вместе взятые? Она что, совсем рехнулась? Последний вопрос я озвучила вслух.
— При такой-то жизни…. Я бы не удивился. — Арвид пожал плечами. — Конечно, это не ее вина. Но Тилль — мой друг, и я рад, что не ему придется расхлебывать эту кашу.
Ладно, Траутхен, пусть они своим делами сами занимаются, а ты иди ко мне. Завтра будет новый день, а сегодня у нас праздник.
Но отпраздновать Новолетие так, как хотелось Арвиду, нам не дали. В дверь заколотили, судя по звуку, кулаком.
— Тетя Трауте, дя-адь Арвид, открывайте! — Отозвалась дверь голосом Айко в ответ на вопрос Арвида. Сам вопрос при этом, если убрать то, что я, как порядочная фру повторить не могла, сводился к двум словам: «Кто?» и «Какого?». Кивнув мне, чтобы прикрылась, Арвид, как был, поспешил открыть. Юркнув под одеяло, я еще успела заметить в его руке меч. И когда только схватить успел?! Да уж, иногда я я забываю, что замужем за военным.
— Что случилось?
— Дядя Арвид, там эта Ханна-мелкая прибежала. Плачет. Говорит, мать чудит, а они с бабкой не знают, что делать. Ян побежал туда, ей я велел вас внизу ждать.
— Правильно велел. Скажи, сейчас будем, и не бросай девчонку одну.
— Слушаюсь!
Айко шустро протопотал вниз по лестнице. А Арвид тяжело вздохнул, прикрывая дверь.
— Вот и отпраздновали! Ты со мной или мне самому сходить?
— Я с тобой! — Воскликнула я, выскакивая из-под одеяла и на ходу натягивая рубашку. За последние месяцы у нас с Марьяной, хотелось бы верить, установилось пусть и хрупкое, но понимание. Поэтому я верила, что мне с ней будет договориться легче, чем мужчинам.
Арвид в куртке прямо поверх нижней рубахи уже расспрашивал зареванную Хандзю, когда я сбежала вниз. Времени убирать волосы в прическу не было, поэтому я просто запихнула их под чепец, повязав для верности платок на местный манер.
— Может, останешься тут? Айко в обиду не даст. — Спросил Арвид девочку, когда та, увидев меня, поспешно сунула босые ножки в старые (судя по виду, бабкины) башмаки. Хандзя только помотала головой.
— Там братики плачут.
— Ну, если плачут… — Арвид ловко подхватил девочку на руки и широким шагом пошел в сторону дома Марьяны. Я едва поспевала за ними, но просить подождать не решалась.
К моему удивлению, за пределами дома ничего такого заметно не было Не толпились встревоженные соседи, не хлопали двери и ставни. Разве что слышно было детский плач, но кого в селе удивишь орущим младенцем? Тут такие если не через дом, то через два.
В самом же доме мы застали странную картину. Ян, уперев руки в бока, стоял на входе (точнее сказать, на выходе) и на все заставки костерил «безмозглую бабу с куриными мозгами». Надо полагать, речь шла о Марьяне. Бабка Ружа в углу пыталась успокоить перепуганных детей, а сама виновница переполоха металась по дому, сбрасывая вещи на одеяло и безуспешно пытаясь увязать эту гору в узел.
— Что тут происходит? — Спросил Арвид, легким толчком направляя Хандзю к остальным детям.
— Да вот, полюбуйся! — Ян с досадой кивнул в сторону вендки. — Совсем рехнулась! Собралась выбираться на свой хутор!
— Марьяна! — Попыталась достучаться до мечущейся женщины я. — Ты же сама хотела подождать до весны!
— А тебе какое дело? Чего вы тут сбежались?! Я — свободная вдова, могу ехать, куда хочу. Силой меня не удержите!
Она обернулась к нам и я невольно отшатнулась. Молчаливая, привычно сдержанная Марьяна куда-то пропала. Вместо нее посреди комнаты стояла раскрасневшаяся, растрепанная баба с припухшими глазами.
— Да кому ты нужна, силой тебя держать! — Ян чуть не сплюнул на пол, но вовремя удержался. — Навязалась на нашу голову… Арвид, на твоем месте я бы ее не держал. Пусть идет, куда хочет. — С этими словами он вышел, хлопнув дверью.
Марьяна же, словно вся злость из нее улетучилась в открытую Яном дверь, опустилась прямо на кучу тряпья и расплакалась.
— Не останусь я тут! — Продолжала всхлипывать она, бездумно перебирая и по нескольку раз сворачивая вещи. — Не останусь! Не дождется он, чтобы я о нем пожалела…
— Знаешь, Марьяна, о том, что ты не всегда головой думаешь, я понял еще тогда, когда про серьги узнал. — Голос Арвида звучал не сердито, скорее, огорченно. — Но что ты до такой степени — дура, я, честно признаюсь, не ожидал. Иначе оставил бы тебя у наместника и пусть бы сам с тобой разбирался.
— Ну да! — В голосе Марьяны зазвучало ехидство. — А то я не знаю, что наместник Вам за хлопоты заплатил, и немало.
— Немало? — Казалось, Арвид слегка опешил. — Да я бы лучше всю зиму одной репой питался, но сам доплатил, чтобы от тебя избавиться. Да некому…
— Вот и избавляйтесь! Чего ж держите? Уеду завтра, с глаз долой…
Марьяна снова расплакалась. Арвид посторонился, пропуская меня. Махнув рукой в строну кухни, сам он прошел к стоящему посреди комнаты столу и сел, прислонившись спиной к стене. Ища в чугунках и плошках что-нибудь лакомое, способное утешить перепуганных детей, я продолжала прислушиваться к разговору.
— Давно это с ней? — Спрашивал Арвид у бабки Ружи.
— Да с утра. Как наши вернулись, так Марьянка сама не своя ходит. Плакала сперва, а к вечеру совсем расходилась. — Причитала старушка, укачивая на руках Мирка. Хандзя возилась на шкурах с Янушем, пытаясь отвлечь того тряпичной куклой. Наконец-то я нашла что искала, и вернулась в комнату, неся в руках горшочек с медом и плошку со сметаной.
— Вот. Тут есть кое-что
