Они вместе скользнули в теплую воду. Анаис прижалась к Линдсею, обвив его тело руками и ногами так, чтобы иметь возможность ласкать его и нашептывать ободряющие слова ему на ухо.
– Ты очень сильный, Линдсей. Ты выдержишь все. Я в это верю.
Линдсей посмотрел на Анаис, перехватил ее взгляд в лунном свете, вползшем в комнату через окна. Потом неистово захватил ее губы своим ртом.
– Забери меня ото всех этих мучений, – взмолился он. – Заставь забыть обо всем, кроме тебя.
Нежный ротик Анаис уже ласкал его подбородок, начавший покрываться щетиной. Ее губы нашли его шею, взметнулись вверх у кадыка, когда Линдсей с усилием глотнул – она поцеловала этот напряженный кадык, и Линдсей почувствовал, как весь обмяк в ее объятиях. Он крепче сжал Анаис за талию, ощущая, как ласково плещется вокруг них вода. Руки возлюбленной погладили плечи и руки Линдсея, которые все еще отчаянно дрожали, потом мягко провели по мускулам груди, успокаивая его, лаская его…
Она совершенно точно знала, в чем нуждался Линдсей, и давала ему это – так легко, так восхитительно. Без вопросов, без оговорок.
Боже, ему так требовалось это, думал Линдсей, закрыв глаза и позволяя Анаис касаться своего тела. Ему необходимо было ощутить ее нежность, почувствовать ее силу, словно он мог впитать эту мощь и убежденность, забрать все это у Анаис, чтобы упрочить собственную поколебавшуюся решимость. Ему отчаянно требовалось воссоединиться с Анаис, осознать, что ему все еще принадлежит частичка ее – частичка, которой владел только он один.
Линдсей знал, что она делает это не из жалости. Анаис делала это из-за любви, из-за страсти, которую они питали друг к другу. А он… он был достаточно слаб, чтобы позволять ей это – нет, он молил бы Анаис продолжать, если бы ей вздумалось прервать эти прикосновения и порхание губ над его шеей. Он нижайше просил бы ее не останавливаться. Но Анаис не заставляла его умолять. Сейчас она точно знала, в чем он нуждался – почти так же сильно, как в опиуме. Это были ее нежные прикосновения, способные избавить его тело от страданий, а его душу – от острой, ноющей боли.
Линдсей желал подарить Анаис наслаждение, погрузиться в ее сладкое лоно и попробовать ее на вкус. Почувствовать, как пальцы любимой тянут и сжимают его волосы, когда она парит на вершине экстаза… Но он был слаб, он был эгоистичен. Он хотел, чтобы Анаис – всего один только раз! – продемонстрировала ему свою плотскую любовь. Взяла его тело в свои собственные руки и показала ему, как много он для нее значит.
Губы Анаис скользнули вниз по горлу Линдсея, ее пальцы играли с его сосками, затвердевшими, горящими от ее прикосновений. Тело Линдсея было готово, оно жаждало взять все, что предлагала ему Анаис. Трепеща от предвкушения и возбуждения, он нетерпеливо дернул бедрами, подталкивая член к верхушке ее бедер. Потребность погрузиться в тело Анаис была неистовой, первобытной, почти всепоглощающей, и Линдсей толкнул бедрами еще резче, ища вход в лоно – упругое и теплое, жаждавшее принять его.
– Позволь мне дать тебе это, – прошептала Анаис у щеки Линдсея, потянувшись к его яичкам и сжимая их в руке.
Он застонал, накрывшее его ощущение было таким прекрасным – и все же недостаточным. Анаис играла с Линдсеем, дразнила его, заставляла пылать страстным жаром, а потом потянулась к члену и принялась поглаживать его вверх и вниз. Эти неспешные ласки заставили Линдсея стиснуть зубы в стремлении получить нечто более резкое и быстрое, то, что заставило бы его излить семя в руку Анаис. И все же он не собирался требовать или диктовать. Он хотел, чтобы Анаис изучала его, любила его так, как желает сама.
– Позволь мне попробовать убрать эту боль, – прошептала она, проводя кончиком пальца по раздутой головке, уже сочившейся семенем от нетерпения.
– Только ты, мой ангел, – судорожно выдохнул Линдсей, когда Анаис припала губами к его соску. – Теперь я чувствую только тебя, одну тебя. Хочу одну тебя и то блаженство, которое ты мне даришь.
Боже, она заставила боль во всем теле утихнуть, омыв соски Линдсея языком и погладив член более резкими взмахами, заставившими мужское естество еще сильнее набухнуть и отвердеть. Член метался между их телами, и Линдсей чувствовал близость лона Анаис, которое касалось его бедра и уже сочилось влагой желания. Вздыбленный ствол оказался между ее шелковистыми бедрами, и Линдсей позволил Анаис вспорхнуть наверх. Его руки скользнули по спине Анаис, метнулись вниз, к полным ягодицам, и он скользнул между пышными полушариями кончиком пальца. Вода была теплой, но Линдсей ощутил мурашки, пробежавшие по коже любимой, когда Анаис закачалась в такт с ним, по-прежнему лаская его рукой, – доставляя удовольствие себе, она одновременно дарила блаженство ему.
Она отдавала Линдсею все. Произнесенные шепотом слова любви, свое пышное, с соблазнительными изгибами тело, прижимавшееся к нему… Она распалила Линдсея до такой степени, что он едва не изверг семя в ее ладонь, потом охладила его пыл, но лишь для того, чтобы снова довести до грани оргазма.
Это было медленно и красиво… Первый раз, когда она овладевала им сама, взяв инициативу в их любовных играх в свои руки. Анаис знала, как коснуться Линдсея, как заставить его застонать, но знала ли она, как сильно он нуждался в ней теперь? Как отчаянно ему требовалось оказаться внутри ее, чтобы заполнить пустоту в своей душе – ту самую пустоту, которую оставила она после себя, когда они расстались? Знала ли она, как жизненно необходимо было Линдсею воссоединиться с ней, чтобы заставить неистового демона, кричавшего в его голове, замолчать?
– Ты так нужна мне, мой ангел! – молил Линдсей, и его дыхание касалось уха Анаис. – Ты ведь убережешь меня ото всех невзгод, правда?
Он упрашивал ее, ощущая, как тонкие пальчики кружатся над раздутой головкой, размазывая семя, которое уже начинало сочиться. Он молил ее снова и снова, наслаждаясь тем, как лоно скользит по его бедру, как оно трется о его кожу в такт поглаживающей руке Анаис.
Боже, его голос был таким слабым, полным боли и страстного желания! Линдсей подумал, что вот-вот заплачет, и в то же мгновение Анаис поцеловала уголок его глаза, смахивая соленую капельку губами.
Любимая знала, что ему требовалось, знала, что значит одно простое слово – «пожалуйста», – сказанное в пылу страсти прерывистым шепотом.
Анаис распахнула перед Линдсеем свое тело и направила член в лоно, медленно отдавая себя ему, чтобы он мог обнимать, прижиматься крепче, заполнять ее собой.
Зарывшись лицом в золотистые волосы, Линдсей позволил ей любить себя – делать то, в чем он так безрассудно, отчаянно нуждался.
Не было никаких слов, лишь судорожные дыхания, стиснутые руки и губы, жадно ищущие друг друга. Анаис медленно покачивалась на нем, сознательно замедляя темп так, чтобы Линдсей мог ощутить каждое движение, каждое содрогание ее тела, пока она надежно обнимала его. А потом он изверг в нее семя, трепеща всем телом, вскрикивая, но отнюдь не из-за потребности в опиуме. Анаис заставила Линдсея забыть об этом. Отныне он видел только ее. И хотел в своей жизни лишь одного – быть рядом с женщиной, которая крепко-крепко прижимала его к себе, позволяя беззвучно плакать в ее объятиях. Он нисколько не стыдился этих слез, чувствуя лишь облегчение от осознания того, что его тайна стала известна, что демон, засевший внутри, медленно изгоняется из него. И облегчает его страдания Анаис – женщина, которая ничего ему не должна. Женщина, которая любит его, несмотря на все его недостатки. В их общем прошлом были и другие чувственные воссоединения, но никогда прежде их разделенная страсть не была столь прекрасной и всепоглощающей, как теперь. Это было нечто особенное – то, как Линдсей сжимал Анаис в кольце своих дрожащих рук и плакал, не стесняясь чувств, как он шептал ей на ухо слова, заставлявшие его самого верить.
