Кровавая Невеста походила на пойманную львицу. Она все еще делала отчаянные попытки умертвить себя. Но все было тщетно. Сади приказал нескольким солдатам связать ее.
– Покорись твоей участи! – закричал он ей. – Посмотри-ка туда: твое племя уничтожено.
Не говоря ни слова, в невыразимом отчаянии стояла связанная Кровавая Невеста и видела, как маленькая кучка ее воинов, избежавших смерти, сложила оружие.
Побежденная Солия находилась в руках ненавистных врагов, под властью того, кого она ненавидела более всех остальных.
Она только выжидала удобного случая умертвить себя. Со связанными руками, окруженная караулом неприятеля, она стояла и пристально смотрела на покрытое кровью и трупами поле битвы, где племя ее кончило свое существование.
Зора узнал о подвиге Сади и немедленно же поспешил к нему, оставив пленников под караулом своих солдат.
Торопливо соскочив с лошади, он бросился обнимать своего друга.
– Победа, Сади, победа! – радостно воскликнул он, горячо сжимая его в своих объятиях. – Ты взял в плен Кровавую Невесту! Большего торжества и желать нельзя!
– Мы у цели, друг мой, – отвечал Сади. – Спасибо тебе за твою помощь, без тебя победа не была бы одержана так быстро и решительно!
– Да здравствует Сади-бей! – громко разнеслось в ночи. В первый раз войска султана торжествовали такую блистательную победу среди этой пустыни.
– На коней! – скомандовали офицеры. Пленные арабы были привязаны к лошадям солдат. – Пусть с рассветом пришлют из Бедра помощь раненым, а мертвым найдется здесь одна общая могила!
Затем отряд вместе с пленниками двинулся к отдаленному неприятельскому лагерю, чтобы захватить еще нескольких остававшихся там воинов. Это длинное шествие, в котором можно было видеть и ликующие, и печальные, удрученные горем и отчаянием лица, медленно двигалось по песчаной пустыне, слабо освещенной бледным светом луны.
Только к утру добрались они до лагеря бени-кавасов, но он казался вымершим. Ни один звук, ни одно движение между палатками не нарушали мертвой тишины его.
При слабом утреннем свете Сади и Зора отправились в шатер эмира.
У входа в палатку они нашли престарелого эмира мертвым – он предпочел умереть, чем пережить поражение. Возле него лежал и воин, принесший известие о поражении, и старый слуга, последовавший примеру своего господина и лишивший себя жизни.
– Он предпочел смерть позору, – сказал Сади, указывая на труп эмира. – В душе этого человека было много истинного величия. Отдадим же ему последний долг и на восходе солнца, при пушечной пальбе, предадим его прах земле. Затем двинемся в Бедр и оттуда с пленниками и завоеванной добычей вернемся в Стамбул, куда гонцы еще раньше принесут известие о нашей победе. Племя бени-кавасов достойно наказано.
Пророчество Сирры и встреча с Мансуром-эфенди на террасе дворца побудили султаншу Валиде примириться с ним. Она так верила в чудеса и знамения, что слова пророчицы были для нее законом.
Шейх-уль-Ислам заметил эту перемену и употребил всю свою хитрость, чтобы закрепить эти отношения.
В один из следующих дней султанша Валиде приказала муширу Изету намекнуть Мансуру, что в назначенный час она желает встретить его в Айя-Софийской мечети.
Императрица-мать имела собственную мечеть в Скутари и часто посещала ее, чтобы в присутствии народа совершать свои молитвы. В окрестностях мечети, внутренние помещения которой были отделаны мрамором и устланы коврами, у султанши Валиде было несколько религиозных училищ, называемых в Турции медресе, а также квартиры для студентов, столовые для бедных, больница, бани и караван-сарай – пристанище для путешественников. Все это делала она для того, чтобы заслужить любовь народа.
Но в назначенный день к вечеру она отправилась не в свою мечеть, в большую, роскошную Айя-Софию, на паперти которой желала она встретить Шейх-уль-Ислама.
Прежде чем войти в мечеть, каждый мусульманин производит омовение в находящемся перед ее дверью бассейне. В собственной мечети султанши Валиде устроен был для нее особый бассейн; здесь же в Айя-Софии был только один, общий. Слегка обмакнула она туда несколько пальцев и коснулась ими лба, не закрытого покрывалом.
Ни снаружи, ни внутри мечети не видно ни образа, ни резьбы. Коран строго запрещает изображать людей и животных. Зато стенные украшения, состоящие из арабесок и изречений из Корана, украшают внутренность магометанских мечетей, стены которых ночью бывают освещены бесчисленным множеством ламп.
Богослужение на Востоке не величественно и не торжественно, оно состоит из одних механически произносимых молитв и чтения текстов из Корана.
В каждой мечети в стороне, обращенной к Мекке, находится большой мраморный престол святого пророка, и к нему должен быть обращен лицом каждый молящийся.
Константинопольские мечети делятся по пышности и значимости на два разряда: императорские – Джами-эс-Салатин и молельни, известные под именем Меджидие. Первых – шестнадцать, вторых – около ста пятидесяти. Кроме наибольшей и прекраснейшей из всех мечетей Айя-Софии (Святой Софии), ежегодный доход которой насчитывает до полутора миллионов пиастров, к императорским мечетям принадлежат: мечеть Эюб, мечеть Магомета II, далее, мечети Баязида II, Селима I, мечеть наследного принца (Шайзаде), затем Ахмеда I, Солимана I, Наи-Джами, Палиде, Аясма, Нури-Осман, Лалели (Тюльпанная мечеть) и множество других.
Айя-София была соборной церковью Константинополя, когда он был еще христианским городом. В 538 году (IV в.), после неоднократных пожаров, император Юстиниан принялся вновь отстраивать его с еще большим, чем прежде, великолепием. Спустя двадцать лет обрушилась восточная половина большого купола, но Юстиниан восстановил поврежденную церковь еще прекраснее и прочнее. Чтобы дать хотя бы некоторое представление о величине и роскоши этой, теперь магометанской мечети, сообщим, что для покрытия издержек на ее сооружение были введены специальные налоги и вычеты из жалованья чиновников. Стены и своды выведены были простыми плитами, но роскошь колонн превзошла собой все до сих пор известное. Тут были всевозможные сорта мрамора, гранита и порфира; фригийский белый мрамор с розоватыми полосками, зеленый из Лаконии, голубой из Ливии, черный кельтийский с белыми жилками и белый босфорский с черными, египетский звездчатый гранит и порфирные колонны, взятые Аврелием из Солнечного храма в Баальбеке, восемь зеленых колонн, привезенных из храма Дианы в Эфесе, а также из Трои, Кизина, Афин и с Цикладских островов.
