На другой день Христодул пошел к судье (кади) с жалобой на жестокий приговор султана. Кади приказал султану явиться на суд. Магомет II повиновался голосу закона, которому должны подчиняться все без различия, но при этом взял с собой под кафтан бердыш.
Султан хотел сесть перед кади, но тот приказал ему стоять наравне с истцом. Христодул повторил свою жалобу, объяснив, что столбы и всю мечеть сделал он ниже для того, чтобы она могла лучше уцелеть во время землетрясения, и за это султан велел отрубить ему руки и тем лишает его возможности зарабатывать на пропитание. Магомет посчитал поступок наказанием. На это кади сказал:
– Падишах, блеск порождает часто несчастье! Низкие стены твоей мечети никому не мешают молиться и служить в ней Аллаху! Если бы даже вся твоя мечеть состояла из одних драгоценностей, все равно ничего не значила бы она в глазах Аллаха. Отрубив руки этому человеку, ты сделал бы противозаконный поступок. Он не может более работать! На тебя теперь ляжет обязанность заботиться о его семействе! Что скажешь ты на это?
– Что правда, то правда! – отвечал султан. – Пусть решит закон!
– Закон, – продолжал кади, – определяет отрубить тебе руки в случае, если тот человек не согласится на полюбовную сделку!
– Я согласен выдавать ему ежегодную пенсию из общественных сумм, – возразил султан…
– Нет! – вскричал кади. – Не из общественной казны! Твоя вина, ты и в ответе; вот мой приговор!
– Ну, так я готов каждый день давать ему по двадцати кусков золота, довольно будет этого?
Архитектор согласился с этим вознаграждением, и тяжба была прекращена.
Тут только воздал кади должное почтение султану.
– О судья, счастье твое, что ты беспристрастно решил это дело. Если бы ты, из уважения к моему сану, произнес приговор не в пользу архитектора, я убил бы тебя вот этим бердышем! – сказал тогда султан.
Замечательны еще странные названия некоторых мечетей, которыми они обязаны своему происхождению. Так, например, одна из них называется Тадки Джедим («Прими, я съел бы это»). Она лежит недалеко от Псаматийских ворот и, должно быть, была воздвигнута кутилой, который, внезапно раскаявшись в своем чрезмерном обжорстве, стал ежедневно откладывать в шкатулку те деньги, которые употреблял прежде на стол. Скопил таким образом значительную сумму и на эти деньги построил мечеть.
Когда дворецкий подавал ему меню, он, вместо того чтобы заказывать блюда, бросал деньги в шкатулку со словами: «Прими, я съел бы это!»
Другая мечеть носит название Лити-Богадата (шесть пирожков). Она была основана придворным булочником султана Магомета II, обязанным ежедневно доставлять к столу его шесть горячих пирожков и за это получившим монополию на торговлю мукой. Он сильно нажился за счет бедняков и в старости для облегчения своей нечистой совести построил мечеть.
Рассказывают, однако, что жертва эта нисколько не помогла лихоимцу: по окончании постройки взбешенный народ ворвался в его булочную и утопил его в квашне.
После этого беглого очерка турецких церквей вернемся к султанше Валиде.
Как мы уже знаем, она отправилась в Айя-Софию и там, на женской галерее, совершив свою молитву, пошла на паперть.
Невдалеке, в тени колонн, стоял Шейх-уль-Ислам.
Императрица-мать направилась к нему. Заметив это, Мансур, со всеми знаками глубокой преданности, пошел к ней навстречу.
– Я вижу, что ты пришел на мой зов, мудрый Шейх, – заговорила императрица-мать, – проводи меня немного по улице, мне нужно спросить тебя кое о чем.
– Кажется, светлейшая государыня хочет удостоить меня своим доверием; это такая честь для меня, что я прежде всего спешу изъявить ей свою благодарность, – отвечал хитрый Шейх-уль-Ислам, желая сделать императрицу-мать своей союзницей.
– Да, я хочу довериться тебе, мудрый Шейх! Давно я не обращалась к тебе. Придворные интриги разъединили нас, – говорила султанша Валиде, возвращаясь в сопровождении Мансура-эфенди в сераль. – Я очень рада, что наступила, наконец, перемена в наших отношениях!
– Может ли кто-нибудь более меня оценить твою благосклонность, светлейшая государыня, я всеми силами постараюсь доказать тебе свою преданность!
– Ты сейчас узнаешь, зачем я звала тебя, – продолжала императрица-мать. – Я пришла в интересах нашего могущественного султана или, лучше сказать, меня привела сюда забота о престолонаследии! Ты не хуже меня знаешь о недостатках нашего законодательства в этом отношении, и мое единственное желание изменить существующие у нас по этому вопросу постановления и тем успокоить моего державного сына. Ты молчишь, мудрый Шейх?
– Я слушаю. Говори все, светлейшая государыня!
– От одного твоего слова, от твоего толкования закона зависит многое. Ты можешь изменить закон, если докажешь необходимость этого. Будем действовать сообща, и нам нетрудно будет придать вес этим нововведениям.
– Ты думаешь, светлейшая султанша, что будет возможно отменить древние законы императорского дома?
– Если и нет, то все-таки я бы хотела, чтобы для принца Юсуфа было сделано исключение!
– Ты желаешь, чтобы после кончины султана вместо законного наследника вступил на престол принц Юсуф?
– Ты угадал! Впрочем, ты еще раньше знал об этом желании.
– Подобные изменения в существующем порядке вещей должны быть тщательно взвешены, – уклончиво отвечал Шейх-уль-Ислам.
– Будем действовать сообща!
– Своим предложением, светлейшая султанша, ты делаешь мне большую честь!
– Согласен ли ты принять его?
– Я пересмотрю все законы и тогда увижу, возможно ли это.
– Этот ответ я уже вторично слышу от тебя.
– Ты должна извинить меня, но никто без известных гарантий и выгод не решится на такой важный и рискованный шаг!
– Ты желаешь вознаграждения, понимаю!
– Не вознаграждения, а только работы, светлейшая султанша, участия в государственных делах, одним словом, опекунства!
– Вступив на престол, принц Юсуф будет слишком велик для опеки.
– Ну, тогда назови это местом первого тайного советника.
– Ты рассчитываешь занять место возле меня?
– С неограниченными правами!
– Об этом надо еще поговорить и посоветоваться, мудрый Шейх, но наперед я хочу выслушать от тебя, какого рода желаешь ты иметь место: возле меня или надо мной?
– Возле меня не должно быть никого, светлейшая султанша.
– Понимаю, – сказала императрица-мать, – но прежде чем согласиться на такие условия, я должна еще подумать. Через несколько дней ты узнаешь мое решение.
Этими словами она дала понять Шейх-уль-Исламу, что разговор их окончен.
