Дилан ухмыльнулся:
— Отпущу, когда наступят лучшие времена. А пока мы с тобой — один на один. Уэльский Лис и Кентский Волк. Я хочу, чтобы тебя прошиб смертельный пот, прежде чем ты умрешь.
Ричард, однако, уже полностью овладел собой и теперь внимательно рассматривал противника.
Дилан смаковал свою победу, как пьяница вожделенное вино. Он не торопился действовать, ему хотелось говорить и упиваться собственными словами. В таком состоянии люди часто допускают ошибки. На это и рассчитывал Ричард.
— Я думал, что ты хитрейший из хитрых, а на самом деле твоя голова набита вздором, как и у всех уэльсцев, — произнес он презрительно. — Неужто ты надеешься уйти отсюда живым после того, как покончишь со мной?
Дилан осклабился и наступил ногой на завернутое в полог тело Элен.
— Не только надеюсь, но и уверен. Твоя жена и ребенок в ее чреве послужат мне пропуском. Никто не посмеет тронуть меня, пока Элен в моей власти.
Ричард нарочито громко расхохотался.
— Ты, наверное, шутишь, Рыжий Лис! Кому из моих людей придет на ум пожалеть уэльскую женщину и ее ублюдка? Кому она нужна? Я сам женился на ней только из-за ее приданого. Большой кусок уэльской земли я получил во владение. После меня она достанется, наверное, английскому королю, хотя наследников по вашим глупым законам хоть отбавляй. Я успел наплодить детишек от уэльских шлюх по всему Гуиннеду!
— Придержи язык! И не хвастайся тем, чего не было! Не любили тебя наши женщины, кроме этой… — Дилан в ярости указал пальцем на неподвижную Элен, но удержался от оскорбительного слова.
Он шагнул к Ричарду, поигрывая стальным зловещим лезвием.
— Если не перестанешь молоть чушь, я отрежу тебе язык до того, как ты умрешь!
— Попробуй! Подойди ближе. На поле боя ты не осмелился… Я тебя там не видел, ты спрятался за спинами товарищей…
Дилан ринулся на него, занеся оружие для удара.
— Я пропорю тебе брюхо! И полюбуюсь на твои кишки!
Ричард, уворачиваясь, покатился по полу. Грохот опрокидываемой мебели и разбитой посуды, казалось, мог бы разбудить даже мертвого. В злобе своей Дилан утерял преимущество, сцепившись с врагом в рукопашной схватке. Ричард сбил его с ног, и теперь они боролись за рукоятку стального лезвия, извиваясь на полу, как два диких зверя.
Меч выпал из руки Дилана, но Ричард не смог дотянуться до него.
Элен с трудом перевернулась несколько раз с боку на бок, освобождаясь от своего кокона. Ей удалось прислониться к стене и ценой больших усилий подняться на ноги.
Она глядела на дверь с надеждой на помощь, но вряд ли помощь подоспела бы вовремя.
Тяжелое дыхание двух сцепившихся в борьбе мужчин эхом отражалось от стен и потолка. Ей казалось, что тесное пространство не выдержит такого жуткого шума, что камни распадутся… Но вдруг в ее уши ворвался дикий предсмертный вопль.
— Ричард?
Оба противника распростерлись на полу, недвижимые. Кто из них жив? Или умерли оба?
— Ричард?
Элен думала, что зовет его, но ведь рот ее был заткнут кляпом.
Он не шевелился, и она закрыла глаза. Для нее наступил конец мира. Она вновь обрела зрение и слух, только когда его руки вырвали кляп из ее рта.
Ее взгляд упал на скорченную, жалкую фигуру на полу.
— Дилан? Почему, Дилан? Зачем он…
— Уйдем отсюда! — сказал Ричард. — В этой комнате злой дух.
Она подчинилась, сделала несколько шагов, но не могла не задержаться над телом умирающего уэльсца. Он был на последнем издыхании, лицо его стало серым, кровавая пена скапливалась на заросшем многодневной щетиной подбородке.
Элен коснулась кончиками пальцев щеки умирающего:
— Я не хотела! Но… уходи с миром!
Он с трудом выдохнул:
— Элен… ты одна… знаешь, что у меня есть дочь…
— Я разыщу ее, Дилан!
— Я расскажу ей, как любили друг друга ее отец и мать. Она подождала, пока дыхание его совсем угасло, и затем прикрыла веки.
В дверях толпились люди Ричарда — Жиль, Симон, другие… Среди них Оуэн. Он был единственным человеком, который мог объяснить безумный поступок Дилана.
— Скажи, Оуэн, почему? — обратилась к нему Элен. — Я думала, что он давно отплыл во Францию…
— Он продолжал жить только потому, что ненавидел. Ненавистью он питался, ненавистью утолял жажду. Он был добрым человеком, пока ненависть не свела его с ума.
Труп накрыли покрывалом и вынесли из комнаты.
— Жиль, скажи гостям, что праздник продолжается! — распорядился Ричард. — Одна смерть не повод для возобновления вражды.
Он ухватил Оуэна за рукав и задержал на пороге.
— Ты согласен, что коварный Лис мертв? Если ты даже молча кивнешь мне, я отошлю Эдуарду письмо с известием, что Уэльс полностью усмирен! Всадник ускачет, как только снегопад прекратится.
Оуэн встретился с ним взглядом, в котором была и безутешная тоска, и проблеск надежды.
— Снегопад прекратится, но прекратится ли наша игра в кошки-мышки? Ты знаешь, кто я, но притворяешься, что не знаешь. Чего ты добиваешься?
— А ты не догадываешься, мудрый Оуэн? Мира. И покоя… — еще не остыв от гнева, ответил Ричард.
Элен с обожанием смотрела на мужа. Сколько же сделал этот любимый ею человек для того, чтобы покой поселился в ее душе.
Но сейчас ей хотелось уйти отсюда. Их общая с Ричардом спальня была осквернена. Там еще долго будет витать дух убийства, ненависти, мести.
Элен поднялась на верхушку самой высокой башни и смотрела оттуда на угасающую светлую полоску заката. Там и нашел ее Ричард.
— Ты простудишься, если пробудешь здесь еще пару минут. Прошу, спустись со мной вниз, — заботливо произнес он.
Элен не ответила, только прильнула к нему и продолжала следить, как вечно свободные хищные птицы кружат над полями на фоне бледнеющего неба в поисках своей добычи.
Ричард догадался, о чем она думает.
— Однажды в холодную зиму я нашел двух птиц — орла и орлицу, окоченевших в снегу. Я принес их в теплую комнату, отогрел и давал им кусочки сырого мяса. Но все равно они так бились в окно, что поломали крылья, а потом… умерли. Но ведь они всего лишь глупые птицы, а мы люди…
— Мы люди, — подтвердила Элен. — Мы разумны… и должны продолжать род людской. Не для того ли Господь даровал нам любовь?
Над ними раскинулось высокое темное небо. Но им ничего не грозило в каменной твердыне — Гуинлине, обители их любви.
