— Кто не знает, что даже самого сильного человека баба может превратить в тряпку, — пробурчал овернец Кловис, щуря раскосые глаза.
— Ну нет, такой не размякнет, — возразил ему бретонец Жан Ле Куеннек. И, бросив восхищенный взгляд в сторону Анжелики, добавил:
— Да и женщина не из таких…
— Много ты в этом смыслишь! — пожал плечами Кловис. Черные вислые усы придавали его лицу выражение горечи.
Анжелика без труда угадывала подобные разговоры. Она сама когда-то командовала такими же людьми. Но это были не ее люди.
Их сплотили вокруг графа де Пейрака пережитые вместе опасности и общие победы. Всех их связывали узы неподкупной, нерушимой, скупой на проявления мужской дружбы с тем, чья воля и опыт заставили их видеть в нем своего единственного господина и единственную свою надежду. Вместе с ним они сражались с маврами и христианами, бороздили воды Карибского моря, грудью встречали штормы. Вместе с ним они делили добычу. С его милостивого разрешения устраивали кутежи и вели разгульную жизнь в портах. И щедрый хозяин раздавал золото полными пригоршнями.
Анжелика иногда пыталась вообразить, как жил Жоффрей, когда ее не было рядом с ним. Чаще всего он почему-то представлялся ей окруженным своими приборами. Она видела его склоненным над картой или глобусом в каюте покачивающегося на волнах корабля или на какой-нибудь башне в Канди наблюдающим далекие звезды в астрономическую трубу, стоящую огромных денег. Но ведь в этом прошлом были вечера, когда слуга пропускал к нему в комнату женскую фигуру, закутанную в покрывало, где-нибудь на островах Карибского моря. Это могла быть прекрасная испанка, пылкая мавританка или тоненькая, гибкая индианка.
И всякий раз ради этих женщин он прерывал свои труды и принимал их с такой изысканной галантностью, был так остроумен, так предупредителен, так умел пленять их, что они сторицей воздавали ему за все его старания.
Все-таки у нее был необыкновенный муж!
Анжелика встретилась с ним вновь в пору расцвета его сил и способностей; сейчас это был зрелый человек, привыкший рассчитывать только на самого себя. И Анжелике по праву принадлежало место рядом с ним. Но когда она видела его таким далеким, поглощенным своими мыслями, она не осмеливалась подойти к нему.
Стало совсем темно. У костра Кантор пел мелодичную тосканскую песенку, подыгрывая себе на гитаре. Его бархатистый и очень верный голос, в котором иногда прорывались еще высокие детские ноты, звучал пленительно. Когда он пел, казалось, нет счастливее человека на свете.
Ей до сих пор так и не удалось поближе познакомиться со своими сыновьями, узнать, что такое они, ее дети, и подружиться с ними.
Когда же наконец они доберутся до Катарунка?
Прежде чем вернуться к костру, Анжелика решила пойти взглянуть на свою лошадь, ей почему-то стало неспокойно за нее. Она спустилась на берег реки, где оставила пастись Волли.
Предчувствие не обмануло ее. Лошади на месте действительно не было. И только на дереве, за которое она была привязана, болталась длинная веревка. Анжелика знала, что далеко Волли уйти не могла. Приподнявшись на носки, она отвязала веревку и, намотав ее на руку, пошла вдоль реки и стала тихонько звать лошадь.
В небе поднялась бледная луна. У ног Анжелики журчала меж камней сильно обмелевшая за лето река. Где-то поблизости потрескивали ветви. Анжелика пошла в том направлении. И вскоре в неверном свете луны она увидела свою беглянку, которая спокойно щипала траву на маленькой поляне. Но стоило только Анжелике приблизиться к ней, как норовистая лошадь бросилась куда-то в сторону. Лишь на вершине скалы Анжелике удалось наконец заарканить ее, и тогда она поняла, что потеряла из виду огни лагеря. Впрочем, в этом не было ничего страшного: ей нужно было снова спуститься к реке и пойти вниз по течению. Потуже подтянув подпругу, она крепко держала лошадь и изо всех сил напрягала слух, чтобы уловить журчание реки.
Ей вдруг показалось, что, сливаясь с далеким зовом оленя, с шумом листвы и глухим рычанием водопадов, из глубины леса до нее донеслись звуки церковного песнопения.
— Ave Maria…
Звуки духовного гимна раздавались в ночной мгле. Анжелика подняла голову, словно пытаясь сквозь ветви деревьев разглядеть поющих в небе ангелов. Вздрогнув, она со страхом огляделась.
По краю скалы поднимался колеблющийся розоватый свет, и на его фоне мелькали причудливые танцующие тени.
Крепко держа лошадь, Анжелика подкралась к самому краю. Поющие голоса неслись откуда-то снизу.
Она готова была поверить, что снова попала в Ньельский лес, где, скрываясь от преследований, гугеноты пели свои псалмы. Осторожно она продвинулась еще ближе и, заглянув в ущелье, оцепенела… Ее взору открылась невероятная, почти нереальная картина…
У реки, текущей по самому дну, ярко горели два больших костра, и их алые отсветы полыхали на соседних скалах. Священник в черной сутане, подняв руки, благословлял стоящих перед ним на коленях людей.
Священник стоял к Анжелике спиной, и она не видела его лица. Среди молящихся были люди в коротких плащах из лосиной кожи и меховых шапках, другие — в военных мундирах, расшитых золотым позументом. Анжелика даже заметила среди них мужчин благородной осанки, в кружевных воротниках и манжетах.
Неожиданно пение оборвалось. Теперь звучал только голос священника, громкий и страстный:
— Владычица небесная…
— Молись за нас! — хором подхватила толпа.
Анжелика попятилась.
Французы!..
— Заступница грешных! Утешительница скорбящих…
— Молись за нас, молись за нас…
Трапперы, солдаты и сеньоры, стоя на коленях, благоговейно склонив головы, перебирали четки.
Французы!..
Сердце Анжелики бешено колотилось. Могло бы показаться, что все это происходит в каком-то кошмарном сне, в котором она заново переживает все старые муки, если бы позади французов она не различала бронзовые фигуры полуголых индейцев. Одни из них тоже молились и пели. Другие, сидя вокруг костра, вытаскивали руками какие-то объедки из деревянной миски. В воздухе еще пахло супом, и пустой котел валялся чуть поодаль.
Огромный лохматый индеец медленно поднялся с земли, наклонился к костру и вытащил из него раскаленный докрасна топор. Осторожно держа его в руках, он отошел в сторону, и только тут Анжелика заметила привязанного к дереву голого индейца.
Не спеша, словно проделывая самую обычную работу, гигант подошел к нему и приложил к его бедру раскаленный топор. Тот даже не вскрикнул. Но через мгновение Анжелика почувствовала невыносимый запах горелого мяса. В ужасе, едва сдержав крик, она сделала резкое движение, лошадь метнулась, под ее копытами затрещали ветки. Поняв, что ее сейчас заметят, Анжелика быстро вскочила на лошадь.
