— Я сейчас сообщу вашей мачехе…
Он не успел договорить, потому что в этот момент из гостиной стремительно вышла Лорелея.
— О, Сара! Какой сюрприз! Я только что налила себе чаю. Присоединишься ко мне?
— Не помешаю?
— Конечно, нет!
Лорелея рассмеялась и повела Сару за собой.
Как-то странно было думать об этой женщине как о своей о мачехе. Лорелея была всего на семь лет старше Сары. И всего пять месяцев, как замужем за ее отцом.
Но все же Сара любила ее. Впрочем, по-другому и быть не могло. У нее была очень добрая улыбка. И глаза светились радостью, когда она смотрела на Сару. Сара же прекрасно знала, почему именно Лорелею отец выбрал себе в жены. Невозможно было представить, что такая женщина может впасть в меланхолию.
— Нам нужно поскорее пригласить вас с Джеймсом на ужин, — заявила Лорелея, усевшись; и тут же воскликнула: — Ах, мы с тобой не виделись уже недели две!
— Это все по моей вине, конечно, — пробормотала Сара. — У меня давно была мысль устроить небольшую вечеринку, но я все забывала… Сегодня же поговорю с Куком.
Лорелея подала ей чашку с чаем, положив два кусочка сахара — именно так любила Сара.
— Ты стала рассеянной? Может, тебя еще и мутит по утрам? — Лорелея взглянула на живот Сары. Та в смущении покачала головой:
— Нет-нет, пока нет.
Лорелея расплылась в улыбке и вдруг выпалила:
— А я — да! Поэтому по утрам чувствую себя ужасно.
— О!..
— Дорогая, давай об этом и поговорим. В конце концов, мы с тобой взрослые замужние женщины, верно?
— Да, конечно, — кивнула Сара. — Значит, ты полагаешь…
Она недоверчиво взглянула на плоский живот Лорелеи.
— Да, разумеется! И я так счастлива!.. Твой отец тоже. Теперь у тебя появится сестренка.
— Сестренка?.. — переспросила Сара в изумлении.
Наверное, ей следовало улыбнуться хотя бы для того, чтобы поддержать радостное настроение мачехи. «Но неужели, — думала она, — неужели отец занимается с Лорелеей тем же самым, чем и мы с Джеймсом? И если она действительно забеременела, то значит… Значит, она получает удовольствие от супружеских обязанностей?» В конце концов Сара отбросила эти мысли. Думать об этом не хотелось.
Чтобы скрыть смущение, она обняла мачеху и с улыбкой воскликнула:
— Я так рада за тебя!
— Мне всегда хотелось стать матерью, — ответила Лорелея. — Да, всегда!
— Из тебя выйдет прекрасная мать, — сказала Сара. Откашлявшись, она расправила юбки. — Скажи, а ты когда-нибудь…
Она умолкла и сделала глоток чая. Собравшись духом, спросила:
— Отец когда-нибудь рассказывал тебе про мою мать?
Улыбка на лице Лорелеи сменилась удивлением.
— О, Сара, прости, пожалуйста… Мне не хотелось быть бестактной, и я…
— Ты здесь ни при чем. Не говори глупости, — перебила Сара. — В последнее время я часто думаю о матери. И вспоминала про нее сразу после свадьбы.
— Да, понимаю… — кивнула Лорелея. — Знаешь, а я думала, что уже никогда не стану матерью. Твой отец, по-видимому, тоже так решил. Решил, что я уже ни на что не годна. Вот глупый! — Немного помолчав, она спросила: — Так что же ты хотела узнать?
Сара пожала плечами:
— Хоть что-нибудь. Отец совсем ничего не рассказывал про нее?
— Нет, ничего. Ты же знаешь, какой он молчун. Мне лишь известно, что перед смертью она долго болела. — Лорелея сжала руку Сары. — Наверное, тебе было очень тяжело…
— Мне тогда было всего семь. Так что я мало что помню, — солгала Сара.
— Все равно. — Лорелея хлюпнула носом и утерла глаза. — Ой, посмотри на меня. Все говорят, что беременность делает нас слишком чувствительными. Мне кажется, это правда. Хочешь, я его порасспрашиваю?
— Нет, не хочется волновать его.
Лорелея кивнула:
— Да, ты права. Когда твой отец вспоминает про ее болезнь, он становится каким-то… подавленным. Я думаю, он очень ее любил.
— Я тоже так думаю.
— Давай угощаться. — Лорелея потянулась за тарелкой с пирожными. — Теперь я себе могу позволить много есть. Считаю, что и тебе надо копить силы. Не сомневаюсь, что ты тоже скоро станешь матерью. Если, конечно, Джеймс выполняет свои супружеские обязанности.
Сара поперхнулась, хотя не откусила еще ни кусочка. Лорелея же почему-то развеселилась.
— Знаешь, когда вы были у нас в последний раз, я разговаривала с твоим мужем. А ты в это время смеялась какой-то шутке моего кузена. Так вот, Джеймс прилип к тебе взглядом… как намагниченный. Он глядел на тебя и глядел, не мог глаз отвести, даже забыл о нашем разговоре! Я не удивилась бы, если бы ты забеременела в тот же вечер.
— Лорелея!..
— Ой, перестань! Мы теперь замужние женщины, Сара. Какой тогда смысл в замужестве, если не радоваться ему? Разве ты не чувствуешь себя… полноценной?
— Полноценной?
— Вот именно! Столько лет я ходила, боясь посмотреть по сторонам! И всегда страшно переживала из-за шушуканий, которые прекращались в тот момент, когда я входила в комнату, где сидели мои ровесницы. Они-то все уже давно повыходили замуж, и мне не было среди них места. Я была как странная девочка-переросток, которую нужно погладить по головке и отвести к малышкам, пока взрослые ведут свои серьезные разговоры. А незамужние подруги — так те еще злее. Сколько можно выдерживать разговоры о шляпках и не сойти с ума? И вообще, как будто это я виновата в том, что они ходят в старых девах.
— Тебе, Лорелея, наверное, было ужасно неприятно… — со вздохом пробормотала Сара.
— Зато теперь мне все равно. У меня есть твой отец, и он чудесный человек. Я вдруг поняла, что сорок два года для мужчины — не так уж много. — О, да это вообще не возраст!
Тут Лорелея вдруг умолкла и осторожно погладила себя по животу.
Если бы Лорелея не была замужем за ее отцом, Сара задала бы ей множество вопросов. Тебе нравится предаваться любви с твоим мужем? Если да, то как часто? Тебе приходилось содрогаться и рыдать от его ласк? Он когда-нибудь брал тебя по утрам?
Но Сара не-могла спросить об этом у жены своего отца. И не спросила. Когда через час она вышла от них, то знала не больше, чем когда пришла сюда. За исключением, правда, того, что теперь может пострадать еще один человек, если она действительно больна.
Насупившись, Джеймс Худ разглядывал собеседника, сидевшего в карете напротив него. Наконец проворчал:
— Если такими идиотскими выдумками он хочет склонить меня поддержать его против Хардинга, то он наверняка подхватил в публичном доме, где днюет и ночует, еще кое-что, помимо плохих манер.
Монтгомери криво усмехнулся:
— Сифилитик он или нет, но у него много надежд на этот законопроект.
