- Спи, mon coeur (сердце моё), - прошептал он и прикрутил фитиль лампы, погружая комнату во мрак.
Стёпка постелил ему в кабинете и, отказавшись от ужина, Георгий Алексеевич прошёл туда, приказав подать бокал и бутылку бренди. Степан с подносом в руках бочком протиснулся в комнату, поставил свою ношу на письменный стол и, наливая в бокал бренди, посетовал, что барин пуговицу с пальто потерял, а у него, как на грех, такой не оказалось.
- Как же на службу-то в таком виде? – продолжал причитать Стёпка.
- Шинель достань, - вяло отмахнулся от него Георгий.
Ему безумно хотелось остаться одному. Перед глазами всё ещё стояло мёртвое лицо надзирателя с остекленевшими глазами. Только сейчас, когда дело было сделано, его затрясло мелкой дрожью. Георгий только потянулся к бокалу, как его уединение вновь было нарушено, на этот раз, обеспокоить его решилась мать. Коротко постучав и не дожидаясь позволения войти, Лидия Илларионовна ступила на порог.
- Жорж, нам надобно поговорить, - сурово поджав губы, начала она.
- О чём? - вздохнул Георгий, оставив бокал в сторону.
- Мне кажется, я имею право знать, во что ты ввязался, - присаживаясь в кресло напротив сына, заявила она.
- Я ввязался во всё это, как вы изволили выразиться, давно, маменька, - устало прикрыв веки, отозвался Георгий.
- Я слышала у тебя неприятности по службе, - осторожно заметила графиня.
Георгий распахнул глаза и уставился на мать немигающим взглядом.
- Я собирался подать в отставку, увы, моё прошение не удовлетворили. Алексей Николаевич постарался.
Лидия Илларионовна вспыхнула, как девица после первого поцелуя украдкой, и отвела глаза.
- Алексей Николаевич и я только добра тебе желаем, - тихо промолвила она, не решаясь взглянуть на сына.
- Стало быть, и вы руку к тому приложили, - усмехнулся Георгий. – Доколе, маменька, вы будете за меня решать?
- Жорж, эта женщина тебя совсем разума лишила. Пойми, она и тебя за собой на дно утянет. Мне Семён всё рассказал… - помолчав, графиня вновь заговорила, невзирая на нежелание Георгия продолжать сей разговор. – Она – убийца! – истерично заламывая руки, громко прошептала Лидия Илларионовна.
- Вера Николавна никого не убивала, - сухо отозвался Георгий. – Я ни перед чем не остановлюсь, чтобы доказать её невиновность.
- Допустим, - со вздохом согласилась графиня, - допустим, она не убивала своего супруга, но её не примут в обществе, даже если суд её оправдает. Оставаясь с ней, ты тоже окажешься отверженным.
- Поверьте, меня это волнует меньше всего, - поднялся с кресла Георгий, давая понять, что разговор окончен.
Но Лидия Илларионовна не спешила сдавать позиции:
- Я так понимаю, ты нанял ей адвоката? Этого вполне довольно.
- Maman! Вера Николавна ждёт от меня ребёнка, и я её не оставлю.
- В который раз? – язвительно улыбнулась графиня. – Помнится, она уже однажды говорила, что в тягости от тебя. Так может, у меня уже внук или внучка имеются?
Лицо Георгия окаменело:
- Не верите мне, спросите своего доктора. Уж он-то вам лгать не станет.
Лидия Илларионовна опустила голову и принялась перебирать бахрому, украшавшую концы пояса на её капоте:
- Юрочка, ты, что же жениться на ней собрался? – со слезами в голосе спросила она.
- Ежели она ответит согласием, то да, – кивнул Георгий.
- Господи! Да не будет вам жизни здесь! Неужели не понимаешь?
- Понимаю, - нахмурился Бахметьев. – Рано о том, говорить, маменька, для начала надобно Веру оправдать, после видно будет.
- Ты такой же упрямый, как твой отец! – в сердцах прошептала графиня, поднимаясь с кресла. Громко хлопнув дверью, Лидия Илларионовна прошла в свои покои, где, наконец, позволила дать волю слезам.
Оставшись один, Георгий положил перед собой серьги, что извлёк из кармана шинели тюремного надзирателя. Глядя на них в ярком свете керосиновой лампы, он их тотчас признал. Это были те самые, что надевала Вера в день их первой встречи в Пятигорске на суаре у madame Добчинской. Пока нёс её бесчувственную до кушетки, он успел разглядеть не только серьги, но и жемчужный кулон на тонкой цепочке, отметив, что ранее она не носила столь дорогих украшений, и даже те, что он дарил ей, предпочитала не надевать, оставив все до единого в квартире на Фонтанке, когда сбежала от него. Смахнув их ладонью в ящик стола, Бахметьев дотянулся до бокала с бренди и разом опрокинул в себя. Никаких сомнений более не было. Человек, что осмелился прикоснуться к ней должен был умереть, а то, что он умер лёгкой смертью, так то ему неслыханно повезло.
***
Наутро, прачка, шедшая на работу и, решившая сократить себе путь через проулок, наткнулась на мертвеца в шинели тюремного надзирателя. Перепуганная баба подняла визг, на который сбежалась вся округа. Кто-то побежал за околоточным, столпившиеся вокруг тела люди, качали головами, вслух рассуждая о том, что городские лиходеи совсем уж страх потеряли, коли осмеливаются нападать на служивых людей.
Вместе с околоточным прибыл жандарм, поскольку убитый оказался представителем власти. Залесский поморщился, разглядывая толпу, собравшуюся у тела: «Все следы затоптали», - вздохнул он.
- Разойдись! – зычным голосом выкрикнул околоточный и принялся разгонять зевак.
Не особо надеясь на успех, Залесский приступил к осмотру места преступления. Как он и полагал, все следы оказались затоптанными. Отчаявшись уже найти хоть что-нибудь, он ковырнул носком сапога снег у тела покойника. Что-то тускло блеснуло в хмуром сумраке утра. Склонившись, жандарм поднял золотую пуговицу. Такие пуговицы обыкновенно пришивали на офицерские пальто. Повертев перед глазами находку, он спрятал её в карман. Смерть тюремного надзирателя его нисколько не тронула, он бы и сам удавил подонка, вспоминая бледное, со следами побоев, лицо княгини Одинцовой. Отчего-то у него сразу возникло чувство, что смерть тюремщика связана именно с ней. И даже мог с уверенностью назвать убийцу, но вот доказать сие будет невероятно сложно. Сколько в Петербурге военных офицеров? Сколько из них могли потерять пуговицу?
Глава 49
После ареста княгини Одинцовой по обвинению в убийстве собственного супруга, весь Пятигорск гудел, как растревоженный улей. Пётр Родионович Караулов, бывая с визитами у тех, с кем свёл знакомство за время своего пребывания на курорте, громко сетовал на то, что так и не успел нанести визит обожаемому дядюшке и всегда подозревал, что Вера Николавна согласилась на брак с несчастным Одинцовым исключительно из меркантильных побуждений. Более того, он ничуть не сомневается в её причастности к смерти супруга.
