Мне было понятно, что именно в письме Наварра вызвало такую реакцию короля.
Ранение Колиньи осложняет дело, но я заслужил доверие короля и могу легко направить его в наши когти. Мы заставим его отречься от престола. Без матери и брата он будет беспомощен.
Раздались возгласы, кашель и, наконец, плач. Я кивнула Эдуарду, и мы вошли.
Таванн стоял у стола короля. На груди и плече его тускло-золотого дублета расплылось темное пятно. Он утирал лицо платком. Слепой затуманенный глаз дико вращался. Когда он опустил платок, я заметила коричневое пятно и на его бритом подбородке. Стена позади него окрасилась той же темной коричневой жидкостью, на полу лежала серебряная чернильница. Ковер тоже был запачкан.
Карла я не увидела, лишь из-под стола доносились тихие всхлипывания. Я подбежала и обнаружила сына, сгорбившегося под столом и раскачивающегося туда-сюда. Я отодвинула стул и присела рядом с Карлом.
— Все ложь, — простонал он и обратил на меня ненавидящий взор. Слезы текли у него по щекам. — Вы хотите разбить мне сердце своей ложью.
— Ваше величество, — начала я спокойно.
Однако при виде страданий сына и в ужасе от того, что собираюсь сделать, я не выдержала, закрыла лицо руками и разрыдалась сама. Мне никак не удавалось успокоиться. Эдуард и маршал молча на меня смотрели.
Наконец я взяла себя в руки и взглянула на бедного Карла.
— Это страшно, ваше величество, — произнесла я совершенно искренне. — Мне очень жаль, что я принесла такую горькую новость. Но нам не удалось тебя пощадить. Слишком многое поставлено на кон.
— Это неправда! — яростно выпалил сын; его лицо тотчас сморщилось, и он закричал: — Как он мог меня предать? Он меня любит, maman. Как сына, которого у него никогда не было. Он сам мне в этом признавался…
Я взяла короля за руку и обрадовалась, что он ее не отдернул.
— Карл, дорогой, это суровая правда, горькая правда, но ты должен проявить мужество. Ты наш король. Мы надеемся, что ты нас спасешь.
Он съежился.
— Но что мне делать? Я не могу в это поверить, maman. Я уже не знаю, кому верить. Колиньи предупреждал меня…
— Он предупреждал тебя, — перебила я, — что мы с Эдуардом желаем тебе зла. А на самом деле Колиньи просто догадался, что мы раскрыли его заговор.
Карл содрогнулся от новых слез.
— Но я не знаю, что делать!
— Потому мы и здесь. — Я вынула из кармана документ и посмотрела на Таванна. — Маршал, не будете ли вы так добры…
Я указала в сторону перевернутой чернильницы, и старик бросился на поиски новой.
— Есть способ предотвратить нашу гибель и войну, которая наверняка бы последовала. — Я развернула бумагу. — Ты можешь прекратить это, поставив свою подпись. Мы закончим, ваше величество, дело, начатое Моревелем.
Король подозрительно взглянул на мою подпись, нацарапанную на белой бумаге, и отпрянул.
— Это приказ, ваше величество, — пояснила я. — О нападении на гугенотов, прежде чем они нападут на нас. Здесь перечислены имена конспираторов. Мы не только отсечем голову гидре, мы уничтожим всех, кто пошел на нас войной в Париже.
Карл выхватил у меня список и, прищурившись, долго его изучал. Я боялась, что он струсит от суровой реальности, которую являл собой этот документ, но кожа под глазом сына быстро задергалась, и он мгновенно сменил горе на ярость.
— Они запрут меня в тюрьме, — негодовал он, — украдут корону! Убьют мою семью…
— Да, — согласилась я. — Помнишь, Карл, что ты сказал мне в экипаже, когда мы бежали из Мо? «Они бы нас всех убили». Все это время они дожидались новой возможности. И я им такую возможность предоставила, потому что доверяла им. — Я помолчала. — Что за человек Гаспар де Колиньи? Он осмелился угрожать тебе, если ты его не послушаешься. Он осмелился проигнорировать приказ, запрещающий поход войск в Нидерланды. Приказ, подписанный твоей рукой. На самом деле он тебя не уважал, ваше величество. За твоей спиной он над тобой смеялся.
Лицо Карла исказила злобная гримаса.
— Тогда надо уничтожить их всех! — прошипел он. — Зачем их жалеть, maman? — Он уже не шептал, а кричал: — Убить мерзавцев! Убить их всех! Всех до единого!
Тут Таванн принес чернильницу. Я посмотрела на встревоженное лицо вновь появившегося стражника. Он находился за дверями, но, услышав громкий голос короля, прибежал на помощь.
Я жестом велела Таванну поставить чернильницу на пол подле меня. Эдуард протянул мне перо.
— Покажем, что мы лучше наших врагов, — подбодрила я короля. — Мы не станем трогать невинных.
Он притих, уставившись на приказ.
— Когда это начнется?
— Сегодня, — ответил Эдуард. — За час до рассвета. Тебе лучше оставаться в спальне. Я вызвал дополнительную охрану. Мы не можем подвергать тебя опасности.
Тяжело дыша, Карл посмотрел на брата и снова перевел взгляд на список, который держал в руке.
— Пусть все они подохнут как собаки, — заключил он, — а их души попадут в ад.
Я торжественно подала ему перо.
Я и Эдуард несколько часов оставались с Карлом — успокаивали его и следили, чтобы он не покидал своих апартаментов. К одиннадцати часам мы с младшим сыном разошлись по своим комнатам. Мы решили, что будет лучше уйти спать как обычно, не вызвав ни у кого подозрений. Пока фрейлины готовили меня ко сну, я всеми силами скрывала нараставшую тревогу и отпустила их, пока они не заметили мою нервозность.
В кровати я не только уснуть, но и успокоиться не могла. Окно моей спальни выходило на двор Лувра, и я была в ужасе, представляя, что вскоре там увижу. Проворочавшись два часа, я зажгла лампу, накинула пеньюар и отправилась по затемненным комнатам в кабинет.
В комнатке без окон было жарко и душно, но там я чувствовала себя в безопасности, скрытая от посторонних глаз. Я заперла дверь и решительно взялась за корреспонденцию: письма от иностранных дипломатов и петиции. Я начала читать; попытка оказалась тщетной. Почти час я смотрела в письмо нашего посла в Венеции и пыталась понять, о чем идет речь. По глупости я стала придумывать ответ, но ничего не приходило в голову, и я бросила перо. От жары закружилась голова. Я откинулась на спинку кресла, закрыла глаза и ударилась в воспоминания.
Вот Марго в красивом свадебном платье и ее улыбка, которой она очаровала Наварра. Вот Руджиери, стоящий в толпе во время бракосочетания. Его волосы сильно поседели. Он не улыбнулся, когда мы встретились глазами. Неужели он по-прежнему находится на опасных парижских улицах?
Вот Генрих Наваррский. Маленьким мальчиком он выбежал из теннисной галереи во двор и вместе со мной увидел горы трупов. Видит ли он их сейчас?
