Дядя Джон кивнул.
— Мэтью не делал ничего плохого во время этих приступов, — продолжала я с напором. — Просто у него слабая голова и иногда случаются обмороки. Но он и в детстве был добрейшим малым и остался таким. Он бы не обидел даже мухи, не говоря уже о Клари! Они поссорились, но это ничего не значит. Он обожал ее!
— Но он знал, где искать ее, — спокойно возразил дядя Джон. — Его нашли рыдающим рядом с ее телом. Это сильно его компрометирует.
— Нет, — убежденно сказала я. — Он никогда бы и пальцем не тронул Клари. Он скорее убил бы самого себя. — И тут я замолчала, боясь, что разрыдаюсь. Никто в Дауэр-Хаусе не знал Клари и Мэтью так, как я. Мама и дядя Джон были очень добрыми людьми, но они не играли с экрскими ребятишками в детстве. Они не знали, что эти двое были влюблены друг в друга давным-давно, и Мэтью скорей умер бы, чем обидел Клари. К тому же эта ссора причинила боль им обоим.
— Возможно, лорд Хаверинг повлияет на ход этого дела, — сказал дядя Джон. — Он будет следующим мировым судьей. Ричард уехал поговорить с ним.
Я молчала. Правда о том, что случилось, только сейчас стала доходить до меня.
— Клари умерла, — медленно проговорила я. — Она страдала перед смертью?
Я заметила мамин быстрый знак дяде Джону, но он ответил мне честно:
— Только несколько мгновений. Убийца задушил ее. Она быстро лишилась сознания, Джулия.
Я слышала произносимые слова, но не могла говорить из-за поднимающейся волны тошноты. Перед моими глазами стояло хорошенькое лицо Клари и слезы в ее глазах, когда она сказала, что Мэтью разбил ее сердце.
— Я не могу вынести это! — почти зарыдала я. — В нашем Вайдекре!
Тогда дядя Джон взял меня за одну руку, мама за другую, и они отвели меня в спальню. Он налил мне лауданума, и мама, сидя рядом, держала меня за руку, пока я не начала проваливаться в сон.
— Мама! — вдруг вскрикнула я на грани паники. — Мама!
В секунду между сном и бодрствованием мне показалось, что я — Клари, бегущая через лес, и за мной гонится человек, чтобы убить меня. Он должен убить меня, потому что я видела нечто ужасное. Я прочла эту решимость в его глазах и знала, что сейчас мне придется бежать быстрее, чем когда-либо в жизни, иначе он поймает меня и, схватив за горло своими мягкими барскими руками, сдавит его так сильно, что я не смогу больше дышать. В этом сне я была Клари, бегущей так, будто бы за ней гнался сам дьявол. Но также я была и собой. И я боялась не меньше, чем Клари.
Я боялась даже больше, потому что когда этот человек настиг Клари и она, обернувшись, почувствовала его пальцы на своем горле и увидела его лицо… Я узнала, кто это был.
Мэтью Мерри стал мишенью для насмешек всей деревни с тех пор, как он малышом произнес, заикаясь, свои первые слова. В трудные годы его единственным защитником была бабушка, старая миссис Мерри. В то время ее слово было законом для Экра, но теперь она имела мало влияния на молодежь.
Его было легко испугать, потому что в детстве с ним плохо обращались. Я думаю, потому Клари и взяла его под свою защиту. Он будил ее материнские чувства, и ей нравилось защищать его от других членов той волчьей стаи, предводителем которой она была.
Когда Мэтью обнаружил ее труп, он словно бы растерял ту лукавую смышленость, которую она первая обнаружила в нем и которую всячески поощрял Ральф. Уверенность, которую Мэтью получил от людей, хваливших его стихи, мгновенно схлынула с него, и он повел себя как идиот, каким его и считали. Когда их нашли, он крепко сжимал в объятиях мокрое тело Клари, выкрикивая ее имя. Слезы так обильно текли по его щекам, что лицо было таким же мокрым, как у его погибшей возлюбленной.
Ричард и слуга лорда Хаверинга резко схватили его под руки с обеих сторон, и он не сделал никакого усилия, чтобы вырваться. Когда его уводили прочь от места, где он нашел Клари, он все время оборачивался и звал ее. Но стоило ему очутиться в карете Хаверингов за тяжелыми дверьми, как он замолчал и мог только рыдать. Его усадили на пол, так как с него ручьями текла вода. Он даже не возражал.
Затем они стали его допрашивать. Где он был в то утро? Когда он видел Клари в последний раз? Стоило Мэтью напугать, как он начинал заикаться на каждом слове, и Ричард посчитал это признаком нечистой совести. Мэтью ничего не удавалось вымолвить, он только рыдал и повторял имя Клари.
Мой дедушка, лорд Хаверинг, не был злым человеком, но он привык без долгих раздумий, скоропалительно вершить дела простых людей, заведомо считая их всех лжецами и преступниками. Данный случай не представлялся ему, как и Ричарду, сложным, и все, в чем он нуждался, было признание самого Мэтью. Он не кричал на Мэтью, не предлагал ему помилование в обмен на признание. Ему стоило только взять в руки перо и посмотреть на беднягу холодными глазами, и Мэтью, в памяти которого жила ссора с Клари, хорошо понимая, что Клари одна пошла к реке, потому что переживала их ссору, заикаясь, как идиот, горько прорыдал: «Это моя вина. Это моя вина. Моя в-в-в-вина».
Это было расценено как признание, и лорд Хаверинг вызвал клерка. Мэтью, слепой и глухой от горя, подписал бумагу, возможно, думая положить тем самым конец тягостным расспросам и отправиться домой горевать. Его, конечно, не отпустили. Клерк привел двух констеблей, его усадили в экипаж, ужасную повозку без окон и без ручек на двери с внутренней стороны. Затем Мэтью отвезли в чичестерскую тюрьму и бросили в одну камеру с убийцами и насильниками, ждущими приговора.
Ричард поскакал домой по освещенной тонким серпом луны дороге, насвистывая ту самую мелодию, которую Мэтью вместе с другими распевал в холмах всего один день назад.
На следующее утро меня разбудил громкий крик внизу. Похоже, это был голос Ральфа, но я не могла поверить, что Ральф позволил себе повысить голос в мамином доме. Я выглянула в окно. Было уже поздно, около десяти утра; по маминому приказу меня не будили, давая мне поспать. В первое мгновение я не могла понять, почему, но тут же мое сердце упало, я вспомнила, что Клари мертва, что неизвестный убийца бродит в лесах Вайдекра, что мое запястье сломано, потому что я упала с лошади, и что каким-то образом я растеряла всю свою храбрость — перед бешеной скачкой верхом, а возможно, и перед жизнью, — никак не могу унять дрожь в руках.
Я потянулась за пеньюаром и тут же застонала от боли. Тогда я стала действовать более осторожно и, достав его, накинула себе на плечи. Затем я открыла дверь и прислушалась. Это был действительно голос Ральфа.
— Девушка из Экра погибла, парень из Экра заключен в тюрьму по обвинению в убийстве, и ему грозит повешенье! Клянусь, доктор Мак-Эндрю, вы проявляете какую-то странную мягкотелость!
