Елизавета молча и безвольно покинула зал под руку с фон Вальде, у нее не хватило мужества противиться ему — он говорил таким повелительным тоном и, очевидно, хотел помочь ей выйти из неловкого положения, а потому все ее возражения были бы приняты за упрямство и еще больше привлекли бы внимание к этому инциденту.
Длинная вереница дам и кавалеров, смеющихся и оживленно разговаривающих, следовала за фон Вальде до главных ворот замка, а там рассыпалась по многочисленным лесным дорожкам, ведущим к «Башне монахинь». Многие дамы, заботясь о своих туалетах, пошли по мощеной проезжей дороге.
Фон Вальде углубился в лес. Он, видимо, не думал, что его дама будет беспокоиться о своем собственноручно выстиранном и выглаженном платье, как другие о своих туалетах, иначе он, без сомнения, не повел бы ее по узкой, едва заметной тропинке, на которую внезапно свернул.
— Здесь очень сыро, — робко нарушила Елизавета молчание, ничем не прерывавшееся до сих пор, и в нерешительности остановилась, словно желая повернуть обратно.
Однако в данную минуту она совершенно не думала о своих хлипких туфлях и светлом платье. Она лишь боялась, что снова услышит тот резкий холодный тон, каким фон Вальде говорил всегда, оставаясь с ней наедине.
— Дождя уже давно не было. Разве вы не заметили, что от сухости потрескалась земля? — сказал он, спокойно продолжая идти вперед и отламывая ветку, угрожавшую щеке Елизаветы. — По этой дорожке мы скорее дойдем и избавимся хоть на четверть часа от шума, поднятого родственниками в честь моего тридцатилетия. А может быть, вы боитесь встретить Линке?
Сильная дрожь пробежала по телу девушки. Она вспомнила о самоубийстве, но не могла сообщить об этом своему спутнику и лишь серьезно проговорила:
— Теперь я его больше не боюсь!
— Он, думаю, уже далеко отсюда, да и не будет столь невежлив, чтобы нарушить своим появлением наш праздник. Между прочим, от вас, наверное, не укрылось, что все гости, от мала до велика, оказывали мне сегодня особые знаки внимания. Вы, вероятно, считаете меня недостаточно старым, чтобы пожелать мне еще несколько лет жизни?
— Я думаю, что это пожелание уместно как для молодого человека, так и для старого.
— Так почему же вы не подошли ко мне с поздравлениями? Вчера вы спасли мне жизнь, а сегодня она стала так безразлична вам, что вы даже не раскрыли рта, чтобы пожелать мне ее продолжения.
— Вы сами только что сказали «все гости», я же не принадлежу к числу гостей и не имела права наравне с ними поздравлять вас.
— Вы же были приглашены!
— Только для того, чтобы развлечь гостей.
— Этот ваш взгляд и был причиной того, что вы не хотели идти со мной?
— Да, мой отказ не имел никакого отношения к кавалеру, так как я вовсе не знала его имени.
— Пожалуйста, не сочиняйте! Вы, оглядев зал, могли убедиться, что все кавалеры, исключая меня, уже соединились со своими дамами. Вы знали также, что моя сестра не брала билетика, потому что заранее выбрала себе Гольфельда, с которым ей удобнее всего идти. Сознайтесь, что это так.
— Я ничего не видела и не знала, так как была слишком взволнована, когда вошла в зал, чтобы вернуть билетик. Вчера мне вполне определенно назначили время, когда я должна уйти домой. Я даже не имела понятия о том, что после концерта предполагается торжество. Я просто по рассеянности взяла эту бумажку и никогда себе этого не прощу!
Фон Вальде вдруг остановился.
— Посмотрите на меня!
Она подняла глаза и, хотя чувствовала, что яркая краска залила все ее лицо, смело выдержала его взгляд.
— Нет-нет, — тихо проговорил он, — тут не может быть лжи. — И вдруг добавил совершенно иным тоном: — Разве я невольно не слышал собственными ушами вашего изречения, что нужно больше мужества, чтобы открыто солгать, чем сознаться в своей ошибке?
— Это мое убеждение, и я не отказываюсь от него.
— Если человек слишком правдив для того, чтобы запятнать свои уста ложью, то, я думаю, он не должен допускать, чтобы лгали его глаза. Между тем я помню момент, когда так и было.
Девушка сняла руку с его руки.
— Ну нет, так скоро вы от меня не отделаетесь! — воскликнул фон Вальде, удерживая ее. — Вы должны мне ответить! Вы приняли равнодушный вид, когда я на днях выбросил розу, так романтично преподнесенную вам моим кузеном.
— Что же, мне надо было бежать за ней?
— Конечно, если бы вы были искренни.
Елизавета теперь поняла, зачем он выбрал эту уединенную тропинку, — ему надо было знать, что она думает о Гольфельде. Он, очевидно, беспокоится, что ухаживания его кузена принимаются благосклонно и она, чего доброго, вообразит, что Гольфельд хоть ненадолго может забыть о ее происхождении.
Елизавета быстро высвободила руку и, сделав шаг в сторону, промолвила:
— Я должна согласиться с вами, что мой равнодушный вид в тот момент не соответствовал состоянию моей души.
— Вот видите! — В этом возгласе фон Вальде было очень мало торжества.
— Я была возмущена.
— Мною?
— Прежде всего неуместной выходкой господина фон Гольфельда.
— Он вас напугал?
— Только оскорбил. Как смел он обращаться со мной подобным образом? Он мне отвратителен!
Елизавета была права в своих предположениях, но, конечно, не думала, что ее собеседник придаст такое значение ее словам. Казалось, что у него гора свалилась с плеч. Он облегченно вздохнул, и девушка почувствовала, что его рука сильно дрожала, когда он взял ее руку и положил на свою. Они пошли дальше. Фон Вальде не говорил ни слова, но вдруг опять остановился и мягко произнес: — В эту минуту мы совершенно одни. Я не могу и не хочу лишиться вашего поздравления. Скажите мне несколько слов теперь, когда никто, кроме меня, не услышит их.
Елизавета смущенно молчала.
— Ну, разве вы не знаете, как это делается?
— Знаю, — отозвалась она, и на ее устах промелькнула лукавая улыбка, — у меня большая практика в этом деле: родители, дядя, Эрнст.
— У каждого бывает день рождения, — с улыбкой перебил ее фон Вальде, — но я хочу, чтобы вы сказали мне что-нибудь другое, не то, что говорите им, поскольку я вам не отец, не дядя и меньше всего претендую на права брата, с которым вы играете. Ну-с, говорите же!
Елизавета продолжала молчать. Что сказать? Она опустила глаза, так как не могла больше выносить проницательный взгляд собеседника, желавшего, казалось, заглянуть в ее душу.
— Пойдемте, — резко произнес он, выждав еще немного. — Это было безумное желание с моей стороны. Я знаю, что вы всегда находите несколько теплых слов для других и упорно молчите, когда дело касается меня, или делаете мне выговор.
