И вот дверь снова отворилась, и в зал вошла, прихрамывая, полная почтенная дама под руку с пожилым господином. Мундир ее спутника украшали многочисленные ордена. Баронесса поспешила им навстречу, Елена тоже поднялась и, опираясь на руку Гольфельда, направилась к вошедшим, а остальные дамы и кавалеры последовали за ними, как хвост кометы. Группа у окна поредела, словно по мановению волшебной палочки, и благодаря этому стала видна высокая фигура фон Вальде.
— Гадкий! Приходится ехать к вам, если хочешь вас видеть! — воскликнула старая дама, грозя пальцем подошедшему к ней фон Вальде. — Прекрасная Испания, вероятно, заставила вас забыть всех своих старых друзей. Видите, несмотря на то что у меня больные ноги, я все же приехала, чтобы поздравить вас.
Фон Вальде низко поклонился и сказал даме несколько слов, выслушав которые, она ударила его веером по плечу. Затем он подвел гостью к креслу, и она очень важно опустилась в него.
— Баронесса фон Фалькенберг, обер-гофмейстрина в Л., — ответила госпожа Фельс на вопрос Елизаветы, кто эта дама.
Корнелия Киттельсдорф, вошедшая вслед за баронессой фон Фалькенберг, была сегодня великолепна в белом платье и с венком пунцовых мальв на голове.
Появление придворных гостей послужило сигналом к началу концерта. Елизавета почувствовала, что ее сердце начинает усиленно биться, она внезапно оробела и уже раскаивалась в том, что согласилась играть первой. Она вся дрожала, когда Елена подала ей знак начинать, но делать было нечего, и, взяв ноты, Елизавета подошла с опущенными глазами к роялю и несмело поклонилась.
Наступила мертвая тишина, потом по залу пробежал легкий шепот, который затих, как только Елизавета села за рояль. Робость молодой пианистки исчезла с первыми аккордами. Она забыла обо всем и всецело отдалась исполнению произведения великого композитора. Игра ее была великолепна.
Едва она закончила, раздались бурные аплодисменты, которые вернули ее в реальность. Она поклонилась и поспешила к своей покровительнице, госпоже Фельс, которая молча пожала ей руку.
Концерт продолжался недолго. Четыре молодых человека из Л. пропели красивый квартет. Затем играл очень недурной скрипач. Корнелия Киттельсдорф исполнила два романса, причем оказалось, что у нее приятный голос, но совершенно нет слуха. Потом дошла очередь до так старательно разученной пьесы в четыре руки. Елена фон Вальде овладела собой и сыграла свою партию прекрасно.
Когда концерт закончился, Елизавета прошла в соседнюю комнату, чтобы взять накидку. За ней последовал пожилой господин, сидевший на концерте напротив девушки и то и дело заинтересованно поглядывавший на нее.
Госпожа Фельс, сопровождавшая молодую пианистку, представила мужчину по его просьбе — это оказался председатель окружного суда Буш.
Он наговорил Елизавете много лестного по поводу ее игры и добавил, что очень рад познакомиться с отважной спасительницей жизни хозяина дома, тем более что несколько часов назад, при разборе этого дела, потерял надежду познакомиться с ней.
Елизавета испуганно отступила. Председатель рассмеялся.
— Ну, теперь вам нечего бояться, — сказал он. — Мы не имеем никаких оснований вызывать вас в суд. Труп Линке закрыл это дело — его обнаружили сегодня в пруду в Линдгофе, — пояснил он, понизив голос. — Мне доложили об этом в гостинице, где я остановился. В сопровождении врача, который случайно был там, я отправился к месту происшествия и убедился, что он никогда и ни на кого не поднимет больше руку. Состояние трупа свидетельствует о том, что Линке утопился сразу же после своего неудачного покушения.
Елизавета вздрогнула.
— Господин фон Вальде знает об этой ужасной смерти? — дрожащим голосом спросила она.
— Нет, я еще не имел случая говорить с ним с глазу на глаз.
— Кажется, никто из присутствующих не подозревает о случившемся вчера? — спросила госпожа Фельс.
— К счастью, нет. И все благодаря нашей осторожности и молчанию, — насмешливо произнес председатель суда. — Бедный господин фон Вальде и так едва спасся от осаждающей его с поздравлениями толпы, а что было бы, если бы его еще поздравляли со счастливым спасением!
В это время дворецкий подошел к Елизавете с маленьким серебряным подносом, на котором лежало несколько бумажек, свернутых в трубочку. Когда она с удивлением взглянула на него, тот с почтением произнес:
— Извольте взять одну бумажку.
Елизавета колебалась.
— Это, вероятно, какая-нибудь шутка, — произнесла жена доктора. — Берите скорее, чтобы не задерживать дворецкого.
Девушка машинально взяла одну бумажку, и в этот момент на пороге появилась баронесса Лессен и окинула комнату пристальным взглядом.
— Что вы тут делаете, Лоренц? — быстро проговорила она, подходя к дворецкому. — Вы, я думаю, можете сообразить, что госпожа Фельс согласится идти только со своим супругом.
— Я подавал госпоже Фербер, — ответил старик.
Баронесса гневно посмотрела на него, потом смерила Елизавету с головы до ног высокомерным взглядом.
— Как, фрейлейн Фербер, — резко произнесла она, — вы еще здесь? Я думала, что вы давно дома, почиваете на лаврах. — Не дожидаясь ответа, она повернулась и, пожав плечами, бросила укоризненный взгляд на растерявшегося дворецкого. — Это все ваша рассеянность, Лоренц! Этот ваш недостаток усугубился в последнее время.
С этими словами она вышла из комнаты. Дворецкий последовал за ней. Все трое оставшихся недоуменно смотрели друг на друга, но в этот момент вошел доктор и разъяснил загадку. Он с комичной торжественностью раскланялся перед женой и сказал ей:
— Так как госпоже Киттельсдорф было только что угодно вновь соединить нас, как это сделал пастор пятнадцать лет тому назад, я должен безропотно нести и дальше свое брачное иго и весь день провести с тобой.
— Да что ты говоришь! — непринужденно рассмеялась его жена.
— Представь себе, и это не моя выдумка. Ах, ты же не слышала прекрасной речи госпожи Киттельсдорф! Как жаль! Значит, я вынужден пересказать ее тебе. Всякая супружеская чета, как живущая в мире и согласии, так и стоящая на тропе войны, должна немедленно и без каких-либо возражений отправиться к «Башне монахини» в лесу, где будет проходить торжество. Там ты обязана ухаживать за мной, то есть подносить пищу и питье и вообще всячески заботиться обо мне, как добродетельная Пенелопа. Чтобы холостые мужчины, которых здесь большинство, не умерли с голода, придумана занятная лотерея. Каждая барышня должна взять бумажку, на которой написано имя ее кавалера. Тут уж сама фортуна должна решить, соединить ли два любящих сердца или коварно разлучить их.
