Часы над камином пробили четверть. Джеймс опаздывал.
За все время в Бате он никогда не опаздывал ко мне. Когда бы я ни явилась, он уже ждал меня. Однажды Джеймс сказал, что он ждет меня целый час. Я подумала, что, должно быть, дорога оказалась тяжелее, чем обычно. Или, возможно, захромала лошадь. Вдруг я услышала стук двери в конюшне, и мое сердце подпрыгнуло. В коридоре послышались шаги, я встала и шагнула к двери.
Шаги прошли мимо комнаты. Это был не Джеймс. Подали кофе, и я села подле остывающего кофейника и стала смотреть в окно на разгуливающего по траве черного дрозда. Пробежав несколько крохотных шагов, он забавно замирал на мгновение, склонив голову набок, прислушиваясь к чему-то, чего никто, кроме него, не слышал.
Половину одиннадцатого часы пробили очень громко. Кофе был едва теплый, и я побыстрей допила его. Когда приедет Джеймс, я закажу свежий.
Когда Джеймс приедет.
Я знала, что он приедет. Невозможно, чтобы он не приехал, так же как в глубине души я знала, что, если он приедет и я раскажу ему о том, что случилось со мной, он простит меня. Я верила ему, я верила в мою любовь к нему и в его любовь ко мне.
Черный дрозд скакнул вперед, клюнул червяка и упорхнул, триумфально неся его в клюве.
Часы пробили три четверти. Уже было без четверти одиннадцать. Я поспорила сама с собой, что Джеймс будет со мной через пять минут. Но без десяти одиннадцать он еще не пришел. Тогда я поспорила сама с собой на сто гиней, что без пяти одиннадцать он ворвется в гостиную, весь покрытый пылью и рассыпающийся в извинениях. Но он не ворвался.
Часы начали бить одиннадцать, громко, торжественно, важно. Мистер Джеффри просунул голову в дверь.
— Тут один джентльмен… — начал он.
— Джеймс! — воскликнула я и вскочила на ноги.
— Так он говорит, что дорога из Лондона пуста и на протяжении целых двадцати миль он не видел ни одного дилижанса, — продолжал мистер Джеффри. — Может быть, ваша подруга не приедет сегодня, мисс Лейси.
— Я подожду еще полчаса, — ответила я. Кровь так быстро отхлынула от моего лица, что я испугалась, как бы не упасть в обморок. Я села обратно и прислонилась головой к окну. Стекло было холодным. Как раз рядом с моим лицом на нем виднелись царапины, будто кто-то пытался бриллиантом вырезать свои инициалы. Похоже было на имя Стефан. И рядом стояла прошлогодняя дата.
Было двадцать минут двенадцатого.
В половине двенадцатого опять вошел мистер Джеффри и преложил мне оставить у него записку для моей подруги, пообещав непременно передать ее. Я сказала, что подожду до двенадцати.
Тикали часы, опять вернулся черный дрозд.
Я сказала себе: невозможно, чтобы Джеймс не приехал. Он просто не может не приехать. Я попросила его встретиться со мной в «Спрейд Игл», и он должен быть непременно. Видимо, с ним в дороге произошел несчастный случай, и, вместо того, чтобы бессмысленно сидеть здесь, мне следует выслать людей на поиски и доставить его благополучно в Вайдекр. Но в глубине души я знала, что нет никакого несчастного случая. Он не приедет.
Я поняла это со всей определенностью как раз перед тем, как часы пробили половину первого. Но даже тогда, если бы я увидела карету Джеймса, я бы обрадовалась, но не удивилась. Однако в половине первого, когда прошло два с половиной часа после назначенного срока, я сказала себе, что он не приедет и я могу отправляться домой.
Я встала со своего места так, будто за это время превратилась в старуху, согбенную и усталую. Джеймс не приехал. Он знал, что я жду его, и не приехал. Что я должна ему сказать, это вопрос будущего, он не приехал сегодня, сейчас, когда я так нуждалась в нем.
Моя рука невыносимо болела, и я не знала, как сумею справиться с Мисти. Устала же я так, будто целый день скакала верхом.
Я надела шляпу и вышла во двор.
Там был Ричард. Он сидел в коляске дяди Джона, и Мисти стояла привязанной к задку кареты. Ричард сидел, удобно развалясь, поставив ноги в сверкающих ботинках на щиток, дым его сигары красивыми кольцами поднимался в воздух. Услышав хлопанье двери, он обернулся ко мне и таинственно улыбнулся.
— Как долго вы пробыли здесь, дорогая, — сказал он приветливо. — Как только я закончил свои дела здесь, поблизости, я сказал себе, что мне следует дождаться вас. Ваша мама тревожилась, что вы отправь лись кататься одна, и будет рада, если я привезу вас домой. Где мы встретились? Давайте договоримся, что мы скажем ей.
Он обнял меня за талию и подсадил в коляску, прежде чем я успела сказать хоть слово. Потом он взял поводья, кинул монетку груму, и мы выехали со двора.
В первую минуту я ничего не могла сказать. Видеть здесь Ричарда было равносильно шоку. Но затем я обрела голос.
— Что вы здесь делаете?
— Дела, — ответил он таким тоном, будто бы проводил в Мидхерсте каждый день недели. — Я должен был повидать одного человека. — И он тихо хихикнул. — У меня были для него письма. И я решил, что могу заодно захватить вас и подвезти домой. Вы ведь, должно быть, устали, встав так рано, и к тому же ваша рука еще не здорова.
— Да, я устала, — ответила я. О Боже, как я устала, мне казалось, что я способна разразиться рыданиями. Всю ночь, всю неделю я готовила себя к встрече с Джеймсом, я собиралась просить его любить меня несмотря ни на что и была готова даже к его отказу. Но ничто не могло быть хуже того, что случилось.
Ричард бросил на меня сочувствующий взгляд, будто бы понимая причину моего отчаяния.
— Почему бы вам не снять шляпу и не подставить лицо ветерку? — вдруг предложил он заботливо. — Вы выглядите такой бледненькой, маленькая Джулия.
Я сделала как он меня попросил и положила шляпу на колени. Мисти весело бежала рядом, ритмично постукивая копытами.
— Вам не мешало бы отдохнуть, когда вы вернетесь домой, — продолжал Ричард. — У вас тени под глазами, дорогая. Вы выглядите вконец уставшей.
Я повернула голову так, чтобы лучи солнца падали и согревали мои закрытые веки.
— Я устала, так как не спала всю прошлую ночь.
— Вам следовало бы разбудить меня, — Ричард произнес это так, будто бы предлагал самую естественную вещь на свете. — Это так ужасно, быть одной в спящем доме, не правда ли? Бедненькая Джулия. Вы чувствовали себя очень одиноко?
Я не ответила ему. Я смотрела на мою больную руку, на перевязку, тщательно наложенную дядей Джоном, на громадный синяк вокруг бинтов и размышляла о том, что же за человек Ричард и каким товарищем он был мне в детстве. Сейчас я слышала его сладкий голос и помнила его полный ненависти шепот в беседке в то утро. И меня охватил страх перед его ненавистью и его гневом. Никто не сможет защитить меня от Ричарда: ни мама, ни дядя Джон, ни даже Ральф. А Джеймса нет рядом. Я любила и боялась Ричарда все мое детство и отрочество. И тот краткий период моей любви к Джеймсу, когда я едва замечала Ричарда, ушел вместе с ним.
