Леди Милдрэд с уважением посмотрела на своего зятя.
— Вы так хорошо разбираетесь в том, что происходит в далекой от нас Палестине! Я хотела бы, чтобы вы рассказали об этом со всеми подробностями.
— Непременно, миледи. — И Мартин поцеловал ее руку. Его глаза вдруг показались ей очень грустными. — Нам обязательно надо с вами поговорить. Ибо нам с Джоанной есть что вам сообщить.
И, заставив баронессу гадать, о чем же хотят поведать ей дочка и зять, Мартин удалился, чтобы отнести в покои заснувшую на руках у няньки Годит Хильду. Похоже, он души не чаял в своей маленькой дочери.
На другой день, когда мужчины отбыли на охоту, Годит с важностью рассказывала собравшимся на кухне слугам о своей жизни на Кипре:
— Вы даже не можете представить, в какой роскоши мы там живем! Имение леди и лорда Фамагуста находится неподалеку от приморской крепости с этим же названием, его окружают кипарисы и хвойные заросли, а по белым колоннам внутреннего двора вьются нежнейшие розовые цветы. А наш фонтан перед въездом! А дивные пальмы перед воротами! А удивительно синее море, которое видно, если подняться на верхнюю галерею дома! Даже зимой я не ношу меховую накидку, настолько там ясно и тепло. Не то что тут, — фыркнула она. — Немудрено, что малышка Хильда дивится, кто мог украсть в Англии солнце. О, я уже скучаю по своей комнате в угловой башенке и ни за что не останусь в Гронвуде. В отличие от упрямца Дрого, — добавила камеристка, поджав губы.
Ибо на Кипре она весьма рассчитывала, что сможет окрутить бравого капитана-сакса и обвенчаться с ним, чтобы было кому склонить голову на плечо в старости. Но Дрого так тосковал за этими туманами и дождями Восточной Англии, что решительно заявил о своем желании остаться. А вот Годит уже сейчас хотелось понежиться на солнце у моря.
Вечером, когда все семейство де Шамперов собралось в соларе, Мартин с Джоанной раздали привезенные подарки — мешочки с благовониями, лимонные деревца в кадках, укутанные для тепла в мешковину, экзотические фрукты и сладкие кипрские вина. Братьям Джоанны они преподнесли несколько охотничьих соколов-сапсанов, чем очень порадовали любящих охоту с птицами Гая и Генри. Одна из старших сестер Джоанны, аббатиса Элеонора, получила в подарок бутыль с водой из Иордана, а также пакет с благовонным ладаном для ее монастыря, а сестра-близняшка аббатисы, красавица Эдгита, просто не могла нахвалиться полученными подвесками филигранной византийской работы.
Все это были очень дорогие подарки, и леди Милдрэд не преминула шепнуть супругу, как отличается их новый зять от скупого Обри де Ринеля.
Барон тут же повернулся к дочери:
— Джоанна, ты ведь еще не поведала нам, как тебе удалось добиться развода с Обри. Где он сейчас? И жив ли…
Тут барон осекся, заметив выразительный взгляд дочери. Лорд Артур понял, что если она и поделится с ним и матерью, то только с глазу на глаз. Что ж, развод всегда считался позором для любой семьи, поэтому не стоит обсуждать его во всеуслышание. К тому же это просто счастье, что их младшей дочери удалось так удачно вновь выйти замуж.
Желая узнать новости, а также памятуя недавний разговор с Мартином, леди Милдрэд мягко попросила старших детей оставить их наедине с супругами Хоконсонами.
Они беседовали допоздна. Джоанна рассказала родителям, что сталось с Обри, и они все вместе решили сохранить в тайне позорное отступничество бывшего члена их семьи. А потом Джоанна поведала родителям про Уильяма. О том, как он сожалел, что больше поверил наветам клеветников, уверивших, что он бастард, нежели словам родителей, что он их законный старший сын. Уильям очень сожалел, что не вымолил прощения у отца и матери, и просил сестру передать им о его раскаянии. Что она и выполнила — хотя только теперь, когда Уильяма уже не было в живых. При этих словах баронесса горько расплакалась, да и на глазах ее мужа выступили слезы.
— Мы никогда не переставали любить нашего первенца, — произнес лорд Артур осевшим голосом. — И всегда молились о нем. Но он погиб… И в моем сердце навсегда осталась кровоточащая рана.
— Его называли Честью ордена, — положив руку на плечо тестя, сказал Мартин. — И видит Бог, мало кто из рыцарей Храма более чем сэр Уильям заслуживает столь громкого имени.
После этого он поведал о последних часах старшего сына Шамперов, а также о том, что, даже умирая, он думал о своей сестре и таким образом посодействовал счастью Мартина и Джоанны.
На другой день одна из дочерей-близняшек де Шамперов, своевольная Эдгита, говорила в беседе с сопровождавшими ее в Гронвуд рыцарями-поклонниками:
— Уж не знаю, о чем там толковала с родителями сестрица, но после этой беседы отец и матушка были сами не свои. Они тут же заказали службу в Бери-Сент-Эдмундсе и окрестных монастырях за упокой души нашего старшего брата Уильяма, мир его праху. А ведь я уже почти не помню, как он выглядел. Но Джоанна сказала, что с возрастом он стал очень походить на нашего отца. Видимо, Уильям был очень хорош собой, и Джоанне повезло, что ей довелось узнать его лучше нас. Впрочем, она вообще счастливица, ведь иметь такого красивого и заботливого супруга — это настоящее счастье. Как думаете, может, и мне уже пора выйти замуж? — И она обвела кокетливым взглядом влюбленно взиравших на нее поклонников.
Легкомысленная красавица Эдгита де Шампер, несмотря на то что ей уже было тридцать восемь лет, сумела в начале весны выйти замуж за рыцаря из прославленного семейства д’Обиньи. Венчание проходило сразу после окончания поста, и на нем присутствовали самые важные представители благородных семейств Восточной Англии — Шамперы, Бигоды, Ганты, Клары, Бомоны. Находясь в столь блестящем обществе, Джоанна на миг увлекла свою мать в сторону и заговорщически стала ей шептать:
— Леди-матушка, здесь собралась такая великолепная знать, и мне бы хотелось попросить вас об одной услуге: нельзя ли посодействовать, чтобы и мой супруг тоже стал называться де Шампером? Поймите, на Кипре мы общаемся с самыми прославленными семьями — Лузиньянами, д’Ибелинами, Торонами, и моему мужу и мне было бы больше чести, если бы и мы могли носить столь известное имя.
Говоря это, Джоанна поглаживала свой уже изрядно выступавший живот, намекая, что и ее дитя могло бы называться де Шампер. И конечно же, леди Милдрэд пообещала обсудить все с супругом и посодействовать по мере своих сил.
Но пока время еще не пришло, ибо все только и говорили о предстоящем возвращении в Англию короля Ричарда и страстно ожидали этого события. Даже ходил слух, будто бы Филипп Капетинг предупредил своего союзника Джона, прислав ему сообщение: «Берегись! Дьявол уже на свободе!»
