— Мы выедем отсюда без четверти одиннадцать, как будто мы собрались на прогулку по окрестностям.
Он остановился, словно ожидая вопроса, но, видя, что они внимательно слушают, продолжил:
— Когда мы доедем до-Моста Галата, Гарри поведет вас под мост, где множество лавок. Вы сделаете вид, будто интересуетесь разным товаром, и начнете покупать все, что вам понравится.
— Судя по тому, что я видела вчера на базаре, вряд ли нам многое понравится, — заметила Долли.
— Я согласен, что там не будет ничего интересного, — сказал герцог, — но вы тем не менее купите кое-что, а Гарри заплатит. Затем Джордж предложит вам нанять лодку, что покажется вам прекрасной идеей.
— Почему? — спросила Долли.
Герцог проигнорировал вопрос и продолжал:
— Когда лодка будет найдена, вы все сядете в нее. По команде Гарри она доставит вас до гавани, в которой мы стоим. Вы подплывете к яхте и заберетесь на нее по веревочным лестницам, которые будут спущены с борта, обращенного к морю.
Нэнси вскрикнула от восторга.
— Я никогда не слышала ничего столь интригующего! — воскликнула она. — А что тем временем будешь делать ты?
— Вы узнаете об этом позже, — ответил герцог, — я должен быть на борту сразу после вашего возвращения.
— А что мы будем делать потом?
— Яхта немедленно выйдет в море, — ответил герцог. — Мы направимся в Каир.
— Но я не понимаю, — сказала Долли, — при чем здесь люди, чьи жизни мы спасаем?
— Вы встретитесь-с ними в свое время, — ответил герцог, — но я хочу, чтобы вы поняли, что это — не шутка и не игра, а смертельно опасная операция! Если любой из вас поведет себя неестественно или подозрительно или по неосторожности скажет что-либо лишнее, все может окончиться катастрофой!
— Ты хочешь сказать, — спросила Долли. — что какие-то люди, а точнее, агенты, может быть, подслушивают нас и следят за нами?
— Это не исключено.
— От страха меня в дрожь бросает.
— — Вам нечего бояться, — успокоил их герцог, — если вы будете поступать так, как я вам сказал.
— Мы очень постараемся не подвести тебя, — пообещала Нэнси, — лично я нахожу все это слишком заманчивым!
— Пойдемте готовиться, — сказала Долли без особенного воодушевления.
— Будьте осторожны, не говорите ничего при стюардах, — предупредил герцог. — Я запрещаю кому-либо из вас говорить об этом до того момента, когда мы отчалим и направимся в открытое море.
Долли подошла к герцогу, поцеловала его в щеку и сказала:
— Ты умеешь изобретать оригинальные способы развлекать нас, дорогой. Ты мне даже нравишься в роли Бульдога Драммонда!
Герцог улыбнулся, но, как только она и Нэнси покинули каюту, сказал Джорджу Рэдстоку:
— Останься на минуту, Джордж!
Женщины были вне пределов слышимости, и герцог сказал:
— Ты сможешь взять одну из шляп своей жены, а также длинное пальто и шарф, какие бы она надела для поездки в открытом автомобиле?
— Да, конечно, — ответил лорд Рэдсток.
Немного поколебавшись, герцог сказал:
— Я бы не хотел, чтобы она знала, что мне это понадобится, а если не получится, то попроси ее не говорить об этом Долли.
На губах Джорджа появилась слабая понимающая улыбка, и он сказал:
— Я понимаю. Куда мне принести вещи?
— Положи их в каюту Гарри, — ответил герцог.
Джордж поспешил за своей женой, и Гарри сказал:
— Пожалуй, ты поступаешь разумно. Бак. Долли не понравится появление другой женщины на яхте.
— Именно об этом я и подумал, — сухо ответил герцог.
На самом деле он подумал, что в подобного рода предприятиях менее всего желательно участие таких людей, как Долли.
Она была непредсказуема, импульсивна, ненадежна и безумно ревнива.
Разумеется, ей ни к чему было ревновать к княжне Милице, которая уже продемонстрировала свою нелюбовь к нему.
Но одного того, что она женщина, было бы уже достаточно, чтобы испортить Долли настроение, и поэтому чем меньше она будет знать о русских до их появления на яхте, тем лучше.
Все эти соображения заставляли герцога с нетерпением дожидаться, когда они отправятся выручать русских.
Накануне вечером они обсуждали с Гарри, какая потребуется одежда, чтобы лучше замаскировать Великого князя и его спутников.
— Мои брюки подойдут им по длине, поскольку оба князя очень высокие, — сказал герцог, — но поскольку они чрезвычайно худы, трои френч подойдет им лучше, чем мой.
— У меня в запасе только один, — ответил Гарри.
— К счастью, у меня их несколько, — сказал герцог. — Я доверяю моему камердинеру во всем, даже приходилось не раз доверять ему мою жизнь, и я знаю, как он надежен.
Гарри знал, что камердинер герцога, Доукинс, был с ним на войне и так чтит своего господина, что сделает для него все, о чем бы он ни попросил.
— Доукинс сказал, — продолжил герцог, — что он положит одежду в большую корзину для пикников. Если кто-либо будет следить за нами, то подумает, что мы отправляемся за город, а когда мы возвратимся гораздо раньше, то просто решит, что мы передумали.
— Прекрасная мысль! — одобрил Гарри.
— Остается только разобраться с обувью, — продолжал герцог. — Мне кажется, что у русских тот же размер ноги, что и у меня, или, может быть, несколько меньший.
— Возьми две пары у меня, — сказал Гарри. — Я думаю, что моя нога на размер меньше, чем твоя.
— Я прикажу Доукинсу, — сказал герцог. — Он соберет все, что нам потребуется, в твою каюту.
Было ясно без слов, что каюта Гарри — единственное место, куда Долли не заглянет.
Через час, болтая и весело смеясь, они спустились по трапу на набережную, где их ожидал старый, но большой открытый туристский автомобиль.
Когда-то это был дорогой автомобиль германского производства, оставленный в Турции после войны.
Герцог, помимо прочих своих способностей, был еще и опытным шофером и часто принимал участие в скоростных заездах в Бруклендсе.
Он сел за руль и весело сказал:
— Надеюсь, что эта старушка не застрянет в самом неподходящем месте?
Долли, естественно, села рядом с герцогом, остальные трое расположились на заднем сиденье.
Корзина для пикников была привязана к решетке багажника сзади, и они тронулись с места.
— Думаешь, что за нами следят? — спросила Долли, когда они отъезжали с набережной.
— Как знать? — ответил герцог. — И помни, когда вы будете на базаре под мостом, любой в толпе может следить за тобой, но не потому, что будет просто увлечен твоей красотой, а по гораздо более страшной причине.
Долли расцвела от удовольствия.
— Я рада, что ты считаешь меня красивой, Бак, — сказала она, — но порой ты не очень спешишь сказать мне об этом.
