Джинни ненавидела этот город, с его квадратными зданиями, красными крышами и воротами из кованого железа.
Узкие, невыносимо грязные улицы с боковыми аллеями, где спали бездомные… Бесконечные песчаные дюны, постоянно меняющие форму под бешеным натиском океанских ветров… Жаркие, душные ночи, когда сон невозможен… Как могут люди жить здесь?
— Ненавижу! Скорее бы уехать! — повторяла Джинни каждое утро, одеваясь для ежедневного визита к корабельному агенту. Но новостей по-прежнему не было.
— Другие суда прибыли раньше. «Янки Белль» должен дождаться очереди. Не беспокойтесь, без нас не отплывет.
Им еще нужно доставить на борт серебро, — заверил круглолицый американец, проникнувшись жалостью к этой бледнолицей усталой женщине.
Джинни даже просила разрешения ожидать отплытия на борту, но агент покачал головой:
— Боюсь, это невозможно, мадам. Необходимо соблюдать правила. В любом случае, ни одна из шлюпок не может выйти за пределы гавани.
Поэтому Джинни ждала, почти не покидая крохотной комнатки, которую сумела достать в одной из убогих гостиниц, не осмеливаясь открыть окна из-за невыносимой вони и страха подцепить лихорадку. К счастью, в гостинице был маленький садик с шаткими стульями и столами. Зато там всегда была тень, а в саду росли огромные пальмы. Джинни постоянно заказывала оранжад и лимонад, предупреждая официанта, чтобы тот использовал кипяченую воду. Иногда, если день выдавался необычно ясным, можно было разглядеть вдалеке покрытую снегом вершину Оризабы, и Джинни вновь охватывали воспоминания: Оризаба… маленький город у подножия гор… веселые дни… танец для императора у бассейна… жизнерадостная Эгнес… красавец Мигель, очаровательный любовник, разрушивший ее жизнь… Что с ним будет теперь, когда возьмут Куэретаро? Что будет с бедняжкой Максом?
Джинни уже успела встретить знакомых, с которыми часто встречалась на балах и вечеринках в Мехико, и апатично позволила втянуть себя в их общество, присоединившись к их жалким попыткам отвлечься от суровой действительности. Все, что угодно, лишь бы отогнать тоску, нестерпимое напряжение, накопившееся от необходимости ждать, ждать, ждать. Март тянулся и тянулся без всякой надежды. Генерал Маркес с отборным отрядом кавалерии сумел прорвать блокаду Куэретаро и добрался до Мехико просить подкрепления, но сообщивший об этом знакомый только пожал плечами:
— Кого он может найти? Эти перепуганные политики собираются потребовать, чтобы он побыстрее убрался и попробовал отогнать хуаристов от города.
При упоминании о хуаристах Джинни вся сжалась. Кому может прийти в голову, что именно она, подруга княгини дю Сальм, замужем за одним из тех самых хуаристов, которых все так боялись? Но перестать думать о Стиве не могла. Куда он уехал в то утро, оставив ее так неожиданно, так бессердечно, даже без поцелуя на прощание? И где он сейчас? Под Пуэбло, вместе с войсками Диаса? Вернулся ли обратно на асиенду? Прочитал ли письмо?
Когда океанская гладь отражала глубокую синеву неба, Джинни вспоминала о глазах Стива, пылающих страстью или холодных, как сапфиры, когда он злился. Джинни не могла читать — перед глазами все время всплывало его лицо с падавшей на лоб непокорной прядью темных волос. Как она любила запустить руки в эти волосы… Как смягчалось его лицо, когда Стив улыбался по-настоящему, — ямочки на щеках и пляшущие в глазах искорки заставляли его казаться гораздо моложе, чем на самом деле. Думает ли он о ней когда-нибудь? Тоскует ли?
«Я всегда нужна была ему только для постели, — думала Джинни, — лишь для удовлетворения случайного желания, чтобы потом он мог равнодушно уйти еще и еще раз. Нет, больше я не вынесу страданий и не позволю ранить себя!
Если я нужна, пусть на этот раз сам придет за мной!»
Джинни упрекала себя за бессмысленную тоску, невозможные надежды. Стив не любит ее и никогда не любил. Это она была настолько глупа, чтобы принять вожделение за искреннее чувство.
«Я не буду биться головой о каменную стену», — упрямо думала она.
Но все ее приятели заметили, что очаровательная мадам Дюплесси совсем не похожа на себя — бледная, измученная, словно почти не спит, а в спокойные минуты лицо ее становится задумчивым и отстраненным.
Устав от постоянных участливых расспросов, Джинни позволила себе подружиться с миссис Бакстер, вдовой-американкой средних лет из Бостона, путешествующей с компаньонкой.
Не знавшая ни слова по-испански, миссис Бакстер подслушала, как Джинни дружелюбно беседует с маленькой горничной, убиравшей гостиную, и поспешила подойти, сияя широкой улыбкой, блестя широко раскрытыми, любопытными, чуть навыкате глазами.
— О дорогая! Простите, что навязываюсь, но вы, должно быть, из Европы? Говорите по-английски?
Джинни, скрывая улыбку? призналась, что так оно и есть.
С этого дня миссис Бакстер не отходила от нее, к решительному раздражению нескольких джентльменов, добивавшихся той же привилегии.
Она без малейшего смущения засыпала Джинни весьма неделикатными вопросами и вскоре назначила себя неофициальной дуэньей молодой женщины, особенно когда обнаружила, что мадам Дюплесси не кто иная, как дочь очаровательного сенатора Брендона.
Миссис Бакстер как-то встречалась с сенатором, когда был жив ее дорогой муж. Какое совпадение! Оказалось, что вдова тоже была пассажиркой на «Янки Белль», направлялась в Калифорнию повидаться с сыном и невесткой, живущими в Сан-Франциско, и заплатила огромную сумму за то, чтобы переправиться в порт на шлюпке.
— Но, видите ли, дорогая, я больше просто не могла это вынести. У меня был ужасный приступ морской болезни… а милая Софи тоже слегла! К чему было так мучиться? Лучше спокойно провести это время в Мексике, особенно сейчас, когда идет война!
Несмотря на недовольство вдовы условиями жизни на судне, она еще больше жаловалась на номер, в котором была вынуждена поселиться, — слишком тесно и грязно, а жара просто невыносимая! Все же леди ухитрилась выжить и даже питать живейший интерес к многочисленным друзьям и поклонникам Джинни.
Она предпочитала джентльмена-южанина, мистера Фрэнка Джулиана, с его очаровательными манерами, толстому, лысеющему бельгийскому банкиру, явно слишком старому для Джинни. Миссис Бакстер хотела знать все о былом величии, когда двор Максимилиана и Шарлотты был в Чапультепеке, о веселой жизни в Мехико, о прекрасной, но легкомысленной княгине дю Сальм.
Джинни привыкла выходить в садик чуть позже обычного, потому что миссис Бакстер любила подниматься пораньше, и обычно уходила в свою комнату, когда становилось слишком жарко. Иногда они вместе ужинали на открытом воздухе, в компании трех-четырех джентльменов, просивших разрешения присоединиться к дамам. Фрэнк Джулиан, один из южных колонистов в Корд обе, и жизнерадостный бельгиец, банкир Бернар Бешо, были самыми постоянными обожателями Джинни, но если Бешо довольствовался компанией прекрасной мадам Дюплесси и ее улыбкой, то мистер Джулиан, смуглый красавец, бывший полковник армии конфедератов, желал гораздо большего. Она впервые встретила его еще во времена Мигеля — Фрэнк был в числе гостей императора, когда Джинни танцевала у пруда. Джулиан знал, что она была любовницей Мигеля, а перед этим — «подружкой» графа д'Арлинже, и когда Джинни холодно отвергла его настойчивые ухаживания, с улыбкой сказал, что готов подождать — слишком красива мадам Дюплесси, чтобы долго оставаться в одиночестве.
