Лицо Льва оставалось бесстрастным. Только чуть кивнул и повернулся к Олегу:
– Итак, когда мы обсудим вопрос о наеме войск на службу Византии? Твои воины – великие герои. Почту за честь, если они станут служить под моим стягом.
Александр по– прежнему сидел, словно изваяние, даже не повернулся к Светораде, хотя она и смотрела на него, прощалась мысленно. Ведь когда– то любила его…
Переговорщики стали расходиться, и тогда Александр, прежде чем покинуть шатер, все же подошел к Светораде. В глаза не смотрел, его длинные густые ресницы были опущены.
– Пути Господни неисповедимы. Может, и впрямь так будет лучше для нас обоих. Но одно хочу попросить… – Он наконец поднял на нее глаза, обжег голубым блеском сдерживаемого внутри огня.
– Твой ребенок… Это ведь мой?
Она не решилась сказать правду, но не стала и отказываться. Пусть думает, что его.
– Назови своего сына в мою честь, – неожиданно попросил кесарь.
Он сказал это быстро, негромко и с какой– то молящей интонацией. Потом резко повернулся и вышел. Светорада из шатра видела, как он садился на коня, как развернул его, поехал, все ускоряя ход и тем самым нарушая торжественный отъезд кавалькады. Александр всегда был таким порывистым… безрассудным… И сам никогда не знал, что ему нужно.
Ее окликнул Олег:
– Княжна Светорада Смоленская!
Он уже поднял полог шатра, стоял, удерживая подле себя вздрагивающего от плача Глеба. Ждал.
Ничего, еще чуток подождет.
– Я сейчас.
Она подошла к стоявшим в стороне Ипатию и Варде. На Варду жалко было смотреть, но Ипатий держался с достоинством. Только удивленно вскинул брови, когда она крепко пожала им обоим руки.
– Ипатий, Варда… Храни вас Бог! Тебя, Ипатий, я никогда не забуду. И знай, я по– своему любила тебя. Ты некогда спас меня, ты сделал из меня христианку, ты… так долго был отцом Глебу. Пусть же все плохое останется в прошлом. Ты мудр и должен понять, что сам рок препятствовал нам воссоединиться. В таких случаях на Руси говорят: не судилось.
Ипатий вдруг часто заморгал, его плотно сжатые губы стали мягче. Светорада же тараторила, дабы успеть попросить об одолжении. Сказала, чтобы он передал от нее поклон Дорофее, которая была для нее не наставницей, не служанкой, а подругой милой. И она никогда ее не забудет.
А затем повернулась к Варде:
– Я была бы тебе негодной женой, Варда Малеил. Ты ведь теперь согласен называться родовым именем Малеилов? И вы вместе. Значит, ты не одинок. А я… Говорю же, не такая жена тебе нужна. А та, которая нужна… Ждет тебя в феме Оптиматы дева пригожая, доброго нрава и красивая, Грацианой зовут. Ждет и верит, что ты судьбой ей назначен. Она сирота, и ты мог бы стать ей хорошим мужем и защитником.
Варда резко отшатнулся, лицо его стало жестким, но Светораду это не остановило.
– Сватать тебя не буду, но встретиться вам надо. Я от души желаю вам счастья.
Княжна отступила от него, не дожидаясь ответа. Все. Она отдала последние долги. Ничего не стала говорить Варде про ребенка, а то и этот попросит, чтобы его именем нарекла. А что, если девочка родится?
Светорада отвернулась, опустила за собой полог, словно отгородив все, что связывало ее до сего мига с Византией. Впереди был поднят другой полог, где ее ждали, откуда лился свет, тянуло свежим ветром, от порыва которого волосы княжны взлетели, заискрившись на солнце. И она шагнула туда, к своим. Она шла к Стеме!
Но его еще не было. Зато она попала в медвежьи объятия брата, ее вдруг стал обнимать и ярл Фарлаф, а там и пригожий Рулав не упустил своего шанса приголубить красавицу, даже Карл, только сегодня увидевший ее, тоже захотел прижать княжну к себе.
– А ну, уберите руки, охальники! – шумел Ингельд. – Не ваша она, к ней Стемида позвать надо. Руки прочь, говорю, замучаете.
Однако же сам Ингельд подхватил и закружил сестру, а потом, прежде чем она опомнилась, поднял ее и усадил себе на плечо. Светорада только взвизгнула, испугавшись, как бы это не повредило ее ребенку. Вон как он взбрыкнул в ней, то ли испугался, то ли возликовал. Ибо сама Светорада ликовала, смеялась, веселилась, смотрела на весь мир сияющими от счастья глазами.
На плече Ингельд и вынес ее к своим, словно ценный трофей, отнятый у ромеев. И так она была хороша в этот миг, излучая сияние счастья, так развевались ее золотистые волосы, горели янтарные глаза, так весело она хохотала, что русы не смогли не откликнуться на ее радость. Казалось, вся эта толпа облаченных в железо и кожу бородатых измученных воинов вдруг возликовала. Сейчас смоленская княжна Светорада словно олицетворяла для них победу, они вдруг поняли, что их поход успешно завершен, они победили и теперь можно расслабиться, радуясь от души. Они и радовались. Орали, грохотали оружием, выкрикивали славословия. Даже перепугавшийся сперва Глеб, на щеках которого еще не высохли слезы, принялся вдруг озираться и хихикать. И только взвизгнул, когда и его подхватили, стали носить на руках, поднимать над собой. Глеб ведь тоже был их трофеем. И весьма ценным.
Но многие из воинов уже кричали во всю глотку:
– Стемида зовите! Рысь нашу неугомонную. Пусть сообщат Стрелку, что его жена ждет!
Светорада, еще не успевшая опомниться, все же понимала, что счастлива она будет лишь тогда, когда обнимет Стему. И она ждала. А потом увидела показавшуюся на водах Пропонтиды «Хищницу» и Стемида, стоявшего возле высокого штевня. Рысья личина была откинута, и ветер трепал его длинные светлые волосы. Светорада стала пробираться к пристани, но ее опять подняли, понесли. Стема, увидев Светораду над головами воинов, едва не прыгнул в воду с корабля. Хорошо, что стоявший рядом варяг удержал его. Лицо варяга было покрыто татуировкой, волосы развевались. «Неужели Скафти?» – подумала Светорада и тут же забыла о нем, ибо сейчас она смотрела только на одного человека. Главное, что перед ней был ее Стема. Стема!
Ему не дали сойти на доски пристани, тоже подхватили, понесли, передавая из рук в руки. Он сперва вырывался, но потом смирился, хохотал и не сводил взгляда со своей желанной жены, которую, как золотистое знамя, несли к нему на плечах. Так они и встретились над всем войском, обнялись, стали целоваться, смеяться, хохотать. А вокруг царило всеобщее ликование. Мир, победа, любовь!
Только через время, когда Олег все же потребовал какого– то порядка, Стемку со Светорадой опустили на землю и они смогли прильнуть друг к дружке, застыли среди шума и рева, стояли обнявшись, словно и не было вокруг никого. А может, и впрямь не было. Люди стали расходиться, посмеиваясь и ликуя. И тогда Стема повел Светораду за собой. Куда? Он и сам не знал куда. Они просто шли, не разбирая дороги, не сводя друг с друга глаз, а люди покорно расступались, освобождая им путь.
