– Бог с вами, Ефим! – странная метаморфоза молодого человека напугала и, пожалуй что, разозлила Софи (страх и следующая за ним злость располагались где-то рядом в устройстве ее души, и она сама знала об этом). – И не следует меня обижать. Вы помните ли свои собственные слова? Я – мистраль, а вовсе не робкая жертва. Я дорого заплатила за свою ошибку, но теперь Туманов мне больше не опасен. Пускай живет в свое удовольствие.
– Но ваша репутация… – Ефим несколько смешался от полученной отповеди.
– Я не стремлюсь к выгодному замужеству, – спокойно заявила Софи. – Вообще ни к какому, по крайней мере на данный момент. А на что еще влияет эта история?
– Вы удивительная женщина, Софи, – проникновенно сказал Ефим, глядя ей прямо в лицо своими крапчатыми, странно знакомыми глазами. Глаза его как всегда не улыбались, и на дне их грозовым прибоем плескался не угасший гнев. Голос же звучал мягко и ласково. – Я никогда не встречал никого, похожего на вас…
– Разумеется. Где ж еще таких взять? – грубовато усмехнулась Софи. – Давайте-ка лучше оставим тени прошлого в покое и вернемся к нашему славному Константину. Я не совсем поняла: вы пытаетесь учиться у него предпринимательству?
– Не совсем так. Я слишком тщеславен и заражен грехом гордыни, чтобы напрямую пойти к нему в ученики. Хотя, наверное, это было бы наиболее здравым подходом к делу. Реально же он иногда дает мне советы по конкретным сделкам, помогает что-то купить, что-то продать. Несколько раз на переговорах я пользовался его уже завоеванным авторитетом, разумеется, с его согласия и после им же проведенной экспертизы намечающегося предприятия…
– Получается, что он щадит ваше самолюбие…
– Разумеется. Константин крайне тактичен с теми, кого он полагает своим кругом. Это трудно заметить на первый взгляд, так как он бывает весьма резок в суждениях. Но это отчетливо проявляется в его делах…
– Мне кажется, что Константин и Михаил Туманов похожи…
– Ерунда! – резко сказал Ефим. – Константин заполняет и разнообразит предпринимательством свою жизнь, к тому же у него есть какие-то идеи касательно промышленного развития России и роли в этом процессе дворянского класса. Туманов – безмозглый хищник, чующий выгоду спинным мозгом, наслаждающийся страданиями своих жертв, и действующий исключительно на инстинктах и природной силе…
– Да вы хоть раз с ним встречались? Разговаривали? – не выдержала Софи.
– Встречался и разговаривал, – кивнул Ефим. – Правда, он всегда бывал пьян, но, как известно, что у трезвого в голове, то у пьяного на языке… К тому же мне довелось общаться со множеством его жертв…
– Пожалуйста, не вносите меня в этот список! – резко сказала Софи и накрутила на палец локон, достав его предварительно из прически. – И закончим этот разговор.
– Как пожелаете, царевна! – поклонился Ефим.
Софи, занятая собой («Отчего же я вдруг вступилась за Туманова?! Разве барон не прав во всем? Разве я Туманова не презираю?!»), последней реплики не услышала.
– Что за непостижимое сочетание: абсолютная внутренняя пустота – и живучесть просто фантастическая. Нет, я не о телесной живучести, хотя и она тоже… Хорошо, Зинаида – дура, не придумала ничего лучшего, кроме как нанять душегубов. Но это были не худшие душегубы, далеко не худшие. Да он и без них уже пятьдесят раз должен был сдохнуть в какой-нибудь пьяной драке!
Высокий человек в темно-синем бархатном халате стоял возле окна, глядя в белесые утренние сумерки, и разговаривал сам с собой. Вернее, слушатель-то у него был: маленькая женщина с круглым кошачьим личиком, притаившаяся на широкой кровати, среди смятых одеял. Она прекрасно понимала, что раздраженная тирада обращена отнюдь не к ней, но слушала, а главное – глядела, глядела, жадно ласкала взглядом темный силуэт на фоне окна.
– Допустим, я его сейчас разорю. Допустим, заставлю отдать эти чертовы векселя. Так ведь и глазом не моргнет! Начнет все с нуля… впервой, что ли? И унижаться – тоже не привыкать! Вот черт, черт…
Он развернулся спиной к окну. Лиза тут же, вздрогнув, приподнялась.
– Может… не такой уж он пустой, а? – решилась она заговорить; мужчина прервал ее, дернув щекой:
– Что?.. – шагнул к постели. Сел боком – очень близко, взяв ее за плечо, мягко подтянул к себе вплотную. Она едва не зажмурилась, глядя в его глаза. Не умела она в эти глаза смотреть, сразу теряла всякое соображение.
– У тебя есть мнение, да? – протянул он, нежно улыбаясь. – О, Элизабетта, ты хитра… Какие еще бездны таятся в этой кошачьей головке?.. Тьфу, – оттолкнул ее и, махнув рукой, расхохотался, – Что это меня с тобой вечно тянет на мелодраматизм? Давай, признавайся: отчего решила, что он не пустой? Своим умом, или подсказал кто?
– Скажу, а вы разгневаетесь, – Лиза нырнула под одеяло, укрываясь чуть не с головой.
– Вполне возможно, – согласился он, кажется, с удовольствием, – даже скорее всего. Но тем не менее – говори.
– И ладно, и скажу. Софья Павловна… она, по-вашему, пустого бы полюбила?
– Да?.. Интересно! Ты знаешь слово «любовь»? И что это такое, по-твоему? – Лиза услышала, как он скрипнул зубами. И не смогла понять: то ли изображает обещанный гнев, то ли злится по-настоящему.
– И, значит, – продолжал он, не дожидаясь ее ответа, – ты уверена, что она его любит. Вот такая она вот такого его. И каковы же, по-твоему, у них перспективы?
Слова «перспективы», в отличие от слова «любовь», Лиза не знала. Но вопрос поняла. И отрицательно покачала головой: нет, мол, у них никаких перспектив.
– Вот именно. Именно так, Элизабетта! Твоя Софья Павловна – услышь и запомни навсегда – точно такая же дура, как вы все. Вернее, куда большая дура, поскольку позволила себе… а! – он, резко оборвав себя, отвернулся. Надоело с дурой разговаривать, сообразила Лиза.
Эк тебя припекло-то, подумала она с нежностью. Из-под одеяла ей был виден его профиль, неправдоподобно красивый.
Глава 30
В которой Оля Камышева пугает Софи, а прочие герои посещают концерт в особняке Шталей
Захваченная повседневными делами школы и внезапно закружившим ее светским вихрем, Софи беспроблемно и легко вовсе позабыла насельников коммуны и даже Гришу с его непристойным романом.
Однажды на улице она случайно повстречала Олю Камышеву и была неприятно поражена ее бесцветным и каким-то выжженным изнутри обликом. На короткий миг знакомая с детства Оля вдруг представилась ей не человеком, состоящим из мяса, костей и прочей плоти, а какой-то нелепой аллегорией, олицетворенной идеей.
