– А лорд Костейн?
– Он отвечал на не очень важное письмо – запрос от правительства относительно определенной информации, потом составил для памяти список операций, которые должны быть проделаны в отношении секретных документов. В том неприятном случае, когда они ко мне попадут, я буду точно знать, как с ними поступить. Как прошел день Гордона-сыщика?
– Он влюбился в миссис Леонард, – вздохнула Кетти.
– В миссис Леонард? Должно быть, ему нравятся зрелые женщины. Я изумлен. Ее муж – скучный старый тупица. Я считал, что и супруга ему под пару.
– Au contraire [3], Гордон говорит, что она – бриллиант чистой воды, а это должно означать, что она вовсе не старая или безобразная.
– Если он обнаружит какой-нибудь компрометирующий ее материал, мы обязательно должны воспользоваться этим, чтобы разуверить его в том, что он в нее влюблен.
Кетти посмотрела на него в изумлении:
– Лорд Костейн, я ожидала большей рассудительности от вас, почитателя Байрона. Привкус греха только сделает ее неотразимой в его глазах. Мы должны использовать спартанский трюк.
– То есть окунуть его в холодную воду?
– Флейты, – заявила она. – У спартанцев была такая сильная склонность к войне, что они играли на флейтах, чтобы успокоить свой пыл. У Гордона есть такая же необоримая склонность к романам и интригам, и мы должны умерить его аппетит, возвеличив миссис Леонард. Я не хочу сказать, что она сейчас не на высоте, – добавила Кетти поспешно. – Я ведь ничего не знаю об этой леди.
– Я тоже, но я знаю ее мужа, и если миссис Леонард похожа на него, я не думаю, что Гордон в какой-либо опасности.
Когда они приехали, вечер был в полном разгаре. Леди Мартин украсила свой высокий салон еловыми ветками и красными бархатными гирляндами в честь приближающегося праздника. Светлые платья дам оттенялись красно-коричневым, зеленым и алым.
Хозяйке салона ужасно хотелось поймать лорда Костейна в свою сеть, и она старалась рассмотреть, что за дама его сопровождает. Лицо казалось знакомым, но имени она вспомнить не могла.
– Позвольте мне представить вам мисс Лайман, – сказал Костейн.
– Мисс Лайман? Вы дочь сэра Обри Лаймана? Я встречала вас много лет назад во Франции. Вы вряд ли помните.
Костейн заметил румянец смущения на щеках Кетти из-за такого явного намека на ее возраст.
– Нет, я помню, – сказала девушка. – Это было как раз в конце века, мне кажется, на праздновании Нового года, в котором участвовала молодежь.
– Итак, вы – Кетти Лайман, – сказала миссис Мартин и изучила девушку холодно оценивающим взглядом.
– Которая выросла и похорошела, не так ли? – сказал Костейн.
– Действительно. А как ваша матушка, мисс Лайман?
– Она хорошо себя чувствует, мадам. Я передам ей, что вы справлялись о ней.
Они прошли в комнату для танцев, где бушевал вальс. Костейн неопределенно посмотрел на Кетти, поскольку в данный момент вряд ли смог бы танцевать вальс. После приключения в парке Сент-Джеймс раненая нога причиняла ему небольшое беспокойство. Он чувствовал, что может пройти медицинское освидетельствование, но легкая хромота была бы очень заметна его партнерше по вальсу.
Кетти подняла на него слегка раздосадованный взгляд.
– Нет, патронессы Альмака не давали мне разрешения на вальс, – сказала она, – и такого танца просто не было, когда я была представлена в свете.
Его подвижные брови поднялись:
– А какой танец был в моде в средние века, когда вы были представлены в свете, мадам? – спросил он шутливо.
– Мы шагали по кругу под дробь барабана, потому что настоящих музыкальных инструментов не было.
– Могу я сделать комплимент тому, что вы так замечательно сохранились, мадам? Вы несколько старше, чем я думал, и совершенно взрослая, чтобы отполировать эти примитивные манеры.
– Мои зрелые годы должны спасти меня от упрека. Но тем не менее я могу танцевать вальс, поскольку мама пошла на расходы и наняла учителя танцев, чтобы научить Гордона.
– Но не Кетти? – спросил он.
Он впервые назвал ее по имени. Было видно, что она это заметила, но не упрекнула и не поощрила его.
– Естественно, Гордону нужна была партнерша, – сказала она.
– У вас есть характер, – сказал Костейн, изучая ее с ленивой улыбкой. – Я удивляюсь, что вы не показали свои коготки в ответ на удивительную память леди Мартин. Умоляю, скажите, что я сделал и почему заслужил отповедь.
– Ничего, но вы собирались это сделать.
– Позвольте мне совершить мои ошибки, прежде чем вы их выпустите. Я не сомневаюсь, что дам вам достаточно поводов до того, как вечер закончится. Боюсь, что я плохой партнер для вас. – Он не пояснил причину, но бросил один быстрый взгляд на свою ногу.
Кетти прижала руку к губам:
– Ох, ваша нога! Извините меня, лорд Костейн. Вы так хорошо ходите, что я совсем о ней забыла.
Костейн пресек поток извинений, так как ему не нравилось, когда внимание заострялось на его персоне.
– Моя нога тут ни при чем, меня волнует совсем другое. Как бы то ни было, если вы со мной, я в игре.
Кетти прикусила нижнюю губу:
– Вы уверены?
Костейн грубовато сказал:
– Пошли, мы пропустим такую великолепную музыку.
Он обнял ее, и они присоединились к танцующим. Кетти наслаждалась необычным чувством, оказавшись объектом внимания. Она понимала, что это происходит только благодаря ее спутнику, но ей доставлял удовольствие даже этот отраженный свет. Костейн вальсировал хорошо, особенно когда забывал о своей больной ноге. Плавная музыка и кружащиеся пары навевали что-то вроде эйфории. Это было похоже на ее детские мечты о будущем.
Когда Костейн взглянул на нее и улыбнулся, она на одно короткое мгновение почувствовала, что действительно нравится ему. В его глазах была какая-то особая искра.
– Я замечаю, что леди Джерси хмурится, глядя на вас, мисс Лайман. Она не совсем уверена, что в ваши зрелые годы дозволено вальсировать без ее благословения.
– Наверное, мне надо было надеть чепчик, – ответила она.
– Нет, мне кажется, лучше тюрбан. У вас для этого подходящее выражение лица.
– И главное, не забыть добавить три пера и брошь.
– А почему собственно три?
– Три – счастливое число, – сказала она. Кетти не была мастером непринужденной болтовни, но сегодня, казалось, что охватившая ее эйфория развязала ей язык.
– Я шокирован тем, что вы верите в невежественные суеверия, мисс Лайман. Каждому известно, что самое счастливое число – семь. Замечу, что при таком количестве перьев дамы выглядели бы как страусовые хвосты. Какая прелестная картина – комната, заполненная вальсирующими страусами.
