— Наверное, что-то произошло на митинге, — пробормотал доктор. — Я как раз опасался этого.
Молодые люди скрылись из виду, но их задорные чистые голоса долго раздавались в ночном воздухе.
— Бегите домой! — закричала женщина. — Они рубят саблями! — И, подхватив юбки, бросилась наутек с глазами, полными ужаса.
Молодые люди побежали назад. Мимо промчался полицейский фургон, разгоряченные кони неслись почти по тротуару.
С противоположной стороны показалась другая коляска. Это был кабриолет, рядом с кучером стоял Робинсон. Он спрыгнул на землю, и они усадили больного в кабриолет. Кучер махнул кнутом.
— Улица Ребеваль! — крикнул Тулуз.
Толпа начала редеть, растекаясь от церковной площади во все стороны. Свет, падающий из окон ближних домов, позволял видеть, как разбегались мужчины и женщины, преследуемые полицией. Лошадь отпрянула, и кабриолет повернул направо, кучер изо всех сил натянул вожжи.
— Первая улица налево, — приказал Тулуз, — и мы попадем к моему дому с другой стороны.
Но они и теперь не смогли попасть на нужную улицу, так как люди преграждали им дорогу. Напуганная лошадь заржала.
Тулуз бросил несколько монет кучеру: «Нам придется сойти». Они спустили Херца на землю. Фраппе взвалил его себе на плечи, как мешок с углем, и они стали, локтями расталкивая людей, пробираться сквозь толпу. Первым шел Фраппе с Херцем, болтающимся на его худой спине. Фраппе уверенно прокладывал дорогу вперед, опустив голову. За ним следовал Тулуз. Последним ковылял Робинсон, чья перепуганная собака ни на шаг не отставала от хозяина.
Уличный мальчишка крикнул им: «Не ходите туда. Там избивают людей».
— Грязные свиньи! Смерть полицейским! Долой петушиные шапки! Людское наказание! — раздавалось кругом.
— Теперь направо, — командовал Тулуз. Его дом был уже совсем близко. — Сюда. Второй этаж.
Фраппе вошел в дом. Херц все еще висел на его плечах. В проходе было темно, и Тулуз обо что-то споткнулся. Робинсон, который нес фонарь, поднял его повыше. Яркий свет упал на бледное и перепуганное лицо девушки.
— Кто-то идет, Мари. Подождите. Кто-то идет, — закричала она.
На полу неподвижно лежала женщина, по-видимому, без сознания. К ней-то и обращалась, вероятно, девушка. Заметив красное пятно на голове женщины, Тулуз сразу понял, что она ранена.
Девушка схватила доктора за руку. Ее искаженное страхом лицо было мокрым и грязным от слез.
— Это моя подруга, она ранена. Они били ее дубинками, месье. Помогите ей. Она умирает.
Она кусала губы, а ее ногти больно впивались в руку доктора.
— Кто вы? — спросил Тулуз. — И что вы тут делаете?
— Мы были там. Мы пришли на митинг с братом моей подруги. Это она, — добавила девушка, указав на неподвижную фигуру на полу. — Сперва все было хорошо, но потом появились полицейские и стали избивать людей. Некоторые сопротивлялись, и тогда они вытащили сабли, месье. Ее брат был с нами. Его ударили, и он упал, не произнеся ни звука…
— А где он?
— Не знаю. Они увезли его. Моя подруга чуть не сошла с ума. Она закричала и бросилась на одного из них, и тогда полицейский и ее тоже ударил своей дубинкой. Мари упала…
Девушка заплакала, ее плечики содрогались от всхлипываний.
— Что мне делать? А если она умрет!? — убивалась она. — Не бросайте меня! — закричала она, когда Тулуз сделал шаг в направлении других мужчин, которые ждали его у двери.
— Я вернусь, — успокоил ее Тулуз.
Они подняли Херца вверх по лестнице и позвонили в дверь. Мадам Тулуз открыла дверь и радостно бросилась мужу на шею, даже не заметив стоявшие за ним три другие фигуры. Она много часов просидела у окна, ожидая мужа и с ужасом наблюдая за происходящим на улице.
— Со мной больной, — быстро сообщил Тулуз, — он не может оставаться за дверью. На некоторое время он останется у нас. Я все объясню потом.
Мадам Тулуз, маленькая изящная женщина, имевшая за плечами сорок лег счастливой супружеской жизни, не возразила против неожиданного появления изможденного пациента, которого внесли и уложили на ее диван.
— Я согрею немного молока, — сказала она.
— А мне надо снова выйти, — сказал ей Тулуз.
— Нет! — воспротивилась она. — Нет, я тебя не отпущу. Они убьют тебя.
Но он нежно отстранил ее в сторону:
— Жди меня. Я скоро вернусь. Присмотри за этим беднягой.
С круглыми от удивления глазами она отступила в сторону. Он весело улыбнулся ей.
— Я вернусь, — сказал он снова и стал спускаться по лестнице в сопровождении Фраппе и Робинсона. Девушка стояла внизу, охраняя свою подругу.
— Нам надо отвезти эту женщину в больницу, — сказал он.
Было безнадежно искать свободный кабриолет после таких уличных беспорядков, между тем времени оставалось мало.
Доктор повернулся к собачьему парикмахеру:
— Робинсон, у кого, по-твоему, есть какая-нибудь повозка?
— У мясника, — не задумываясь ответил Робинсон. — Если мы попросим, он может дать нам ее. Но должен предупредить: это далеко не экипаж.
— Тогда беги.
Мясник сидел в ближайшем бистро, спасаясь там от уличных беспорядков. Он согласился за вознаграждение одолжить им свою повозку, которая на поверку оказалась довольно убогой тележкой без рессор. Они запрягли в повозку костлявую лошаденку, и Робинсон взял в руки вожжи.
— Мы не можем везти бедную женщину на такой колымаге. Она не перенесет дороги! — сказал Тулуз, пока Фраппе и Робинсон переносили бесчувственное тело в повозку.
Положив под голову пострадавшей шаль подруги, Тулуз с девушкой устроился рядом, и повозка, невыносимо скрипя, двинулась в путь.
— Стегани-ка эту дохлятину, — сказал Тулуз Робинсону. Но лошадь не желала изменять своим привычкам, тем более что был слишком поздний для нее час, и медленно побрела по улице.
Наконец повозка остановилась у больницы Сен-Луи.
Фраппе, который всю дорогу сидел с Робинсоном на облучке, помог собачьему парикмахеру внести девушку внутрь.
Доктор пошел поговорить с дежурным врачом. Его переговоры закончились небольшим скандалом. Дежурный врач уверял, что в больнице нет свободных коек, так как поступило много пострадавших, и им следует отправиться в какое-нибудь другое место.
— Об этом не может быть и речи, — категорически возразил Тулуз, — женщина без сознания, и я не возьму на себя ответственность везти ее дальше. О, Господи! Но у вас наверняка есть свободная койка.
— Койка, может быть, и найдется, — ответил врач, — но не хватает персонала. Я здесь один, обслуживаю двадцать раненых, а у меня всего две руки.
