— Вам не придется долго ждать, — ответил принц, снова приветливо улыбаясь. Повернувшись к леди Хертфорд, которая, как поняла Шарлотта, была его постоянной спутницей, он повторил: — Она понимает, чего я стремился достичь.
Леди Хертфорд кивнула и вежливо улыбнулась, соглашаясь. В руке она держала белый веер, украшенный страусовыми перьями, и обмахивалась им неторопливыми изящными движениями.
Снова повернувшись к Шарлотте, принц поклонился ей своим знаменитым поклоном.
— Вы доставили мне большую радость, мисс Эмберли. Если я когда-либо смогу чем-то помочь вам, то только попросите, даю вам слово, как ваш будущий суверен.
Шарлотта снова присела в глубоком реверансе, сознавая, какая высокая честь ей оказана — принц исполнит ее желание, стоит лишь о нем заикнуться! Она смотрела, как он идет дальше, и сердце ее переполняла радость. Принц уже не был тем привлекательным молодым человеком — возраст и дородная фигура сделали свое дело, но Шарлотта думала только о том, какой он благородный и добрый человек. Она не обратила внимания ни на любопытные взгляды, ни на ядовитый шепоток, несколько раз, долетевший до нее и несший на своем жале ее имя, а с удовольствием последовала за принцем Уэльским. Приветствуя каждого по имени, он направлялся в музыкальный салон.
— Поздравляю тебя, моя дорогая, — прошептал сэр Джон, стиснув руку дочери. — И как умно ты польстила его тщеславию. Правда, не помню, чтобы я советовал тебе нечто подобное, но ты всегда была умным ребенком.
Шарлотта посмотрела в его улыбающееся лицо.
— Но, папа, ты говоришь так, будто я намеренно похвалила его вкус, но это не так. Я высказала свое мнение, свое настоящее мнение. И больше ничего.
— В самом деле? — спросил изумленный сэр Джон. — Ты хочешь сказать, что тебе действительно нравится этот Павильон?
— Нравится, — ответила Шарлотта, медленно идя по галерее среди других гостей. Она смотрела на толпу перед собой, медленно продвигавшуюся вперед. Мягкий свет китайских фонариков освещал плавное покачивание страусовых перьев, украшений, лент, тщательно уложенные и напомаженные прически великосветского общества, готового к развлечению.
Принц-регент будет играть на виолончели в сопровождении своего необычного оркестра деревянных духовых инструментов. Оркестр составили лучшие музыканты, в большинстве своем немцы.
Шарлотта продолжила:
— Я, может, и не хотела бы, чтоб мистер Нэш превратил наш Эмберли-парк в экзотичный дом в восточном стиле, но я вполне способна понять и оценить вкус Его Королевского Высочества.
Сэр Джон привычно фыркнул. Шарлотта быстро глянула на него, он снова изучал стройную щиколотку мисс Кемп. Когда какой-то джентльмен совершенно некстати заслонил баронету этот будоражащий плоть вид, тот опомнился и прошептал:
— Запомни, Шарли! Делай все, чтобы отвлечь лорда Стоунлея. Остальное предоставь мне.
— Папа, не лучше ли будет, если я, поскольку принц оказал мне такую милость, попрошу его об этой грамоте? Так будет гораздо проще. В конце концов, он дал мне обещание.
Сэр Джон рассмеялся явной наивности дочери.
— Шарли! Его Королевское Высочество был чрезвычайно вежлив, но я искренне сомневаюсь, будто он ожидает, что назавтра ты придешь и попросишь у него грамоту на создание акционерной компании. Соната Гайдна, если ты предпочтешь ее, будет больше соответствовать данным обстоятельствам, и он почувствует себя обязанным выполнить твое желание. Нет, нет, ты посягнешь на его чувство собственности, если обратишься с такой просьбой. Зная принца столько лет, могу заверить, он очень чувствителен к таким вещам.
Говорить было больше не о чем, и Шарлотта замолчала. Они оказались почти у входа в музыкальный салон.
Шарлотта тут же забыла и о своей важной для отца миссии, и о Стоунлее. Великолепие просторного салона с куполообразным потолком нелегко было сразу вобрать в себя и охватить взглядом. Девушка подумала, что, возможно, принц оказался прав насчет головокружения — все поплыло у нее перед глазами. Не хватало еще и впрямь упасть в обморок. Но какое это имеет значение? Шарлотта наслаждалась захватившими ее ощущениями — бездонной высотой купола, сине-золотого ковра, по которому, утопая в ворсе, неслышно ступали ее маленькие ножки.
Отец провел ее к стулу в некотором отдалении от оркестра, сам сел рядом с ней и леди Хертфорд. Шарлотта удивилась, что они расположились так далеко от музыкантов, но сэр Джон наклонился к ней и объяснил:
— Оркестр играет блестяще, но громко.
После сего краткого пояснения он, казалось, полностью забыл о дочери, направив все свое светское обаяние на ее светлость.
Но из-за окружавшего ее великолепия Шарлотта даже не обратила на это внимание. Ее взгляд уже, наверное, в десятый раз приковал высокий, затейливо украшенный потолок. Она слышала, как кто-то сравнил Павильон с зачарованными дворцами из сказки «Тысяча и одна ночь», но только теперь поняла почему. С потолка спускались небывалой красоты люстры в форме экзотических цветов. Их благоуханные лепестки переливались, подобно алмазам, а синева их поспорила бы с сапфирами; они матово светились жемчужинами, ярко горели, подобно яхонтам, заливая собравшихся потоками света. Купол казался ей голубой пещерой с золотым узором. Перламутровые гребешки раковин террасами спускались по сторонам купола. Основание самой большой люстры было окружено полусферой из прозрачного стекла в форме нежнейших лепестков лотоса, расписанных цветами и китайскими фигурками.
Красный восьмиугольный балдахин — всего в несколько футов шириной — с геометрической точностью расходился веером от основания купола. Потолок, отделанный с еще большей пышностью, завершал переход от восьмиугольника к каждой из четырех стен. На них — прекрасно выполненные китайские картины, изображавшие дворцы, пальмы, озера, пагоды, грациозных белых цапель и рыбаков. Все это выписано золотом на темно-красном фоне. Пейзажи волновали, будили воображение, уводили за беспредельный горизонт Востока. Каждую красную панель обрамляли ярко-синие, с пурпуровой полосой, изогнутые дугой драконы с головами на концах, символизирующие радугу, и золотые змеи.
На окнах висели синие с темно-красным рисунком шелковые шторы с золотыми кистями, поддерживаемые серебряными драконами и змеями. По углам зала стояли пагоды, достигавшие в высоту двенадцати футов. От них исходила нежнейшая синева. Сводил же все воедино — весь этот праздничный фейерверк красок — текинский ковер, тоже темно-синий с золотом.
Заиграла музыка, Шарлотта услышала мелодичный и звучный голос виолончели. Девушка почувствовала, как ее охватывает радость, она испытывала необъяснимое воодушевление от красоты и музыки.
